стальной молот. Альтха робко протянула руку и потрогала кулак.
-- Чувства не обманывают тебя, -- ответил я. -- Ни один
человек, с которым мне доводилось драться, не говорил мне, что
мои руки мягкие или нежные. Но то -- мои враги. А тебе я не
хочу сделать больно. Вот и все.
Глаза девушки загорелись.
-- Не хочешь делать мне больно? Почему?
Абсурдность этого вопроса не оставила мне слов, чтобы
ответить на него. Я лишь изумленно уставился на Альтху.
Глава VII
Вскоре после рассвета мы вышли в долгий путь к далекому
Котху, далеко обогнув лежащий у нас на пути страшный
разрушенный город, из которого мы спачлись с таким трудом.
Солнце становилось все жарче и жарче. Дышать стало нечем.
Легкий ветерок, обдувавший нас поначалу, совсем стих. Абсолютно
безоблачное небо приобрело какой-то медно-красный оттенок.
Альтха поглядывала на небо с осознанным беспокойством и на мой
вопросительный взгляд ответила, что боится надвигающейся бури.
Я уже привык к тому, что на равнине небо всегда безоблачное и
светит солнце, а на холмах тепло днем и холодно ночью. В общем,
буря никак не входила в мои планы, и я даже не учитывал ее
возможности.
Встреченные нами звери разделяли беспокойство Альтхи. Мы
замешкались на опушке леса, потому что моя спутница --
жительница степи, испытывая безотчетный страх перед чащей,
отказалась войти в лес пока не пройдет буря. Пока мы обсуждали
эту тему, из леса выскочило стадо газелей, беспокойно
поспешивших куда-то прочь. За ними последовала семья
свинообразных тварей, мерявших землю чуть ли не тридцатью
парами ног. С рычанием прямо на нас выскочил лев, но, не
останавливаясь, промчался мимо и скрылся в густой траве.
Я ждал, когда появятся тучи, но их все не было. Только
темно-медная полоса, начиная от горизонта, наползала на весь
небосвод, делая его сначала бронзовым, а затем почти черным.
Солнце еще некоторое время пробивалось сквозь этот занавес,
словно далекий факел в густом тумане. Затем и оно окончательно
скрылось. Темнота, почти осязаемая, сначала на миг застыла
где-то наверху, а затем, словно отпущенная, рухнула вниз,
покрыв мир сплошной черной пеленой. В этой темноте не было
места ни солнцу, ни луне, ни даже маленькой звездочке. Раньше я
даже не предполагал, что темнота может быть такой
непроницаемой. Я словно ослеп и готов был бы поверить в то, что
мир исчез, растворился в этой черноте, если бы не шуршание
травы под ногами, да не ощущение тепла от прижавшегося к моему
боку тела Альтхи. Я боялся, что мы либо свалимся в какую-нибудь
яму или реку, либо, что еще хуже, наткнемся на такого же
ослепленного хищника.
Пока еще было хоть что-то видно, я выбрал ориентиром
нагромождение камней -- груду булыжников, иногда встречающийся
на равнине остаток разрушившейся скалы. Темнота накрыла ас еще
на подходе, но, двигаясь в нужном направлении по памяти, я
добрался до камней, притянул к себе Альтху и, прижав ее к
одному из них, встал к ней спиной, чтобы быть готовым встретить
любую опасность. Тишина лежавшей под жарким солнцем равнины
сменилась звуками беспорядочного движения множества живых
существ: шелестела трава, слышались шаги, топот, зловещий вой и
настороженный рык. Неподалеку от нас пронеслось стадо каких-то
крупных копытных. Я порадовался, что, забившись в углубление
между камнями, мы не рискуем быть раздавленными. Затем все
звуки снова стихли, тишина казалась настолько же полной, как и
темнота. Вдруг откуда-то издалека донесся зловещий гул.
-- Что это? -- неуверенно спросил я, не зная, как назвать
этот шум.
-- Ветер! -- выдохнула Альтха, плотнее прижимаясь ко мне.
Этот ветер дул не так, как обычно: не в одном направлении.
Он, словно безумный, носился по равнине в разные стороны с
огромной скоростью, время от времени закручиваясь в смерчи.
Неподалеку от нас он вырвал пучки травы и швырнул их нам под
ноги, а затем одним шальным движением сначала оторвал нас от
камней, к которым мы прижались, а затем швырнул обратно. Словно
пинок огромной ноги невидимого великана.
Когда мы снова встали на ноги, я замер от страха. То же
произошло и с прижавшейся ко мне Альтхой. Рядом с нашим
убежищем двигалось "что-то", похожее на ожившую гору. Казалось,
сама земля прогибается и дрожит под его неимоверной тяжестью.
Это существо замерло, видимо, почувствовав наше присутствие.
Раздался звук двигающейся кожи, словно к нам двинулась
гигантская лапа или хобот. Что-то прошелестело в воздухе над
нашими головами, затем я ощутил прохладное прикосновение на
своем локте. Тот же предмет дотронулся до руки Альтхи. Нервы
девушки не выдержали, и она пронзительно завизжала.
В тот же миг мы чуть не оглохли от накатившегося на нас
воя. Что-то слетело всерху и клацнуло в темноте совсем рядом с
нами огромными зубами. Ткнув мечом наугад, я вонзил его во
что-то плотное. По руке потекла какая-то теплая жидкость.
Невидимое чудовище взвыло еще раз, больше от боли, чем от
ярости, и понеслось прочь, сметая все на своем пути и заглушая
ветер протяжным криком.
x x x
-- Господи, да что же это было? -- взмолился я.
-- Одно из Великих Слепых, -- прошептала Альтха. -- Никто
их не видел. Они живут в темноте бурь. С бурями они приходят, с
бурями и уходят. Смотри, темнота тает.
"Тает" -- слово было выбрано удачно. Словно что-то
вещественное, она плавилась, растекалась какими-то потоками,
струями. Вот уже и солнце показалось на небе, ставшем вновь
синем от горизонта до горизонта, но земля все еще была
рассечена полосами тьмы, пульсирующей, извивающейся, словно в
агонии. Такое могло привидеться только в кошмаре наркомана. Вот
обезумевший от страха олень на всем скаку влетел в полосу тьмы,
пропал из виду, а затем вновь появился уже по другую сторону
черной ленты. Эти извивающиеся клочья четко вырисовывались в
воздухе. Переход от света к темноте был резким. Черные пятна
повисли на общем изумрудно-золотом фоне. Постепенно они
становились меньше, разрывались на части и исчезали, словно
снег под струей воды.
Вдруг на месте одного из исчезнувших черных пятен я увидел
огромного волосатого Гура, удивленного столь неожиданной
встречей не меньше, чем я. Затем все закружилось с невероятной
быстротой. Альтха воскликнула: "Тхугранец!", а незнакомец
бросился вперед и взмахнул мечом. Я едва успел подставить
клинок, чтобы отвести удар.
О том, что произошло в следующие несколько минут, у меня
остались смутные, хаотические воспоминания. Посыпался град
ударов и уколов; сталь звенела о сталь. Наконец мой клинок
вонзился противнику в грудь и, пронзив его насквозь, вышел
наружу на спине. Я стоял над медленно оседавшем на землю воином
и глядел на него, не веря своим глазам. Честно говоря, я далеко
не был уверен в таком исходе поединка с местным жителем, с
детства привыкшим драться на мечах. Я даже не смог вспомнить,
как я отбивал его удары и как нанес свой, решающий. Видимо, и
на этот раз боевой инстинкт действовал во мне, опережая разум.
Тишину разорвал звук множества разъяренных голосов.
Обернувшись, я увидел дюжину волосатых воинов Гура, несущихся
ко мне. Через мгновение я оказался в центре круга, очерченного
множеством сверкающих клинков. Бежать было поздно. Я с
остервенением принял бой, отбивая удары нападавших и нанося их
сам. С каким непередаваемым удовольствием я, удивляясь сам
себе, замечал, как мой клинок отбивает вражеский меч, а затем,
совершив обманный замах, отсекает держащую этот меч руку. В
следующий момент одному из нападавших удалось ткнуть копьем мне
в ногу. За это он поплатился рассеченным надвое -- от макушки
до подбородка -- черепом. Но в этот момент и на мой череп
обрушился тяжелый удар приклада мушкета. Я успел лишь чуть
отклониться, приняв удар вскользь. Но все равно в глазах у меня
потемнело, и я упал без чувств.
Пришел в себя я с чувством, что плыву в маленькой лодке по
бурной реке. Осмотревшись, я понял, что лежу, связанный по
рукам и ногам, на самодельных носилках, сооруженных из копий.
Несли меня два могучих воина, нисколько не заботившихся о моем
комфорте. Я видел только небо над собой, затылок идущего
впереди носильщика и бородатое лицо заднего. Увидев, что я
открыл глаза, второй носильщик что-то сказал первому, и они,
словно по команде, бросили носилки на землю. Падение вызвало
сильнейшую боль у меня в голове и в раненной ноге.
-- Логар! -- крикнул один из них. -- Этот пес пришел в
себя. Пусть идет сам, если ты обязательно хочешь доставить его
в Тхугру живым, хватит тащить его на себе!
Я услышал шаги, и надо мной нависла громадная туша воина,
чье лицо показалось мне знакомым. Помимо следов старых боев, от
угла рта к основанию его изломанного подбородка пробегал
довольно свежий шрам.
-- Ну, Исау Каирн, -- сказал он, -- вот мы и встретились
снова.
Я предпочел промолчать.
-- Что? -- взревел он. -- Ты не помнишь Логара-Костолома?
Ты, лысая собака!
Свои комментарии он сопроводил сильным пинком мне в бок.
Откуда-то донесся протестующий женский крик, и, растолкав
воинов, ко мне подбежала и опустилась рядом на колени Альтха.
-- Скотина! -- крикнула она, сверкая полными гнева
глазами. -- Ты только и можешь пинать его, связанного, не в
силах противостоять ему в честном бою один на один.
-- Кто отпустил эту котхскую кошку? -- рявкнул Логар. --
Тхал, я же приказал тебе держать ее подальше от ее пса.
-- Она укусила меня за руку, -- недовольно сказал
шагнувший вперед воин, показывая в оправдание выступившие на
волосатом предплечье капли крови. -- Удержать ее не легче, чем
справиться с дикой кошкой.
-- Ладно. Привяжите ее к нему, -- приказал Логар. --
Дальше этот слизняк пойдет сам. Пусть она, если хочет, поможет
ему.
-- Но у него же ранена нога! -- взмолилась Альтха. -- Он
не сможет идти.
-- Слушай, почему бы не прикончить его здесь же? --
поинтересовался один из воинов.
-- Потому что это было бы слишком просто, -- выдавил
Логар, вращая налитыми кровью глазами. -- Этот ворюга
подкараулил меня, когда я спал, оглушил ударом булыжника и
украл мой кинжал, который осмелился даже повесить себе на пояс.
Ничего, он дойдет до Тхугры, а уж там я придумаю, как
прикончить его.
Мне развязали ноги, но рана так болела, что я едва мог
стоять. О том, чтобы идти, не могло быть и речи. Меня подгоняли
пинками, уколами наконечников копий. Альтха бессильно металась
между воинами, пытаясь остановить это издевательство. На конец
она подбежала к Логару и выкрикнула ему в лицо:
-- Ты не только трус, но и лжец! Он не бил тебя камнем, он
победил тебя голыми кулаками, без оружя. Об этом все знают, и
только твои слуги не смеют признаться в этом при тебе.
Тяжелый удар кулака Логара отбросил девушку футов на
двенадцать, сбив с ног. Она рухнула на землю без движения, из
открытого рта потекла тонкая струйка крови. Логар довольно
хмыкнул, но его спутники стояли молча, не выражая одобрения
случившемуся. Нет, некоторое рукоприкладство вовсе не было табу
в семейных отношениях Гура, но всерьез ударить женщину, как
противника, -- это считалось позором для воина. Однако
недовольные спутники Логара не выразили явного протеста.
Что до меня, то я оказался объят пламенем бешеной ярости.
Попытавшись оттолкнуть двух державших меня воинов, я потерял
равновесие и упал, потащив обоих конвоиров за собой. На меня
