обшивкой все в порядке, и в микросхемах полно золота, но его не так легко
извлечь, как кое-кому хотелось бы... Этот гигантский процессор так и висел
здесь с тех самых пор - один лишь Луд для компании, или наоборот - он для
компании Луду. Пока не пришел я. Вот так. Думаю, однажды сюда поднимутся
бригады из Пакистана и примутся резать... Однако забавно, что механизмы
здесь работают; по крайней мере, иногда. Слышал я одну байку, она меня сюда
и привела. Дело в том, что Тессье-Эшпулы намертво вымели сердечники, прежде
чем бросить....
- Но ты думаешь, они еще исправны?
- Господи, да. Так же как и Луд, если, конечно, можно называть это
исправностью. Что, по-вашему, представляет собой этот ваш шкатулочник?
- Ты что-нибудь знаешь о "Маас Биолабс"?
- "Мосс" что?
- "Маас". Они делают биочипы...
- А, эти. Ну это, пожалуй, все, что я о них знаю...
- Лудгейт о нем говорит?
- Может, и говорит. Не могу сказать, что я его внимательно слушаю. Луд
много чего болтает...
27.ДЫШАШИЕ СТАНЦИИ
Ховер полз по улицам, обрамленным ржавеющими складами мертвых машин,
кранами мусорщиков и черными вышками плавилен. Тернер держался задворок,
пробираясь в западный сектор Муравейника, и со временем завел ховер в узкий
кирпичный каньон - бронированные борта, задевая за стены, высекали искры - и
вогнал его прямо в стену покрытого сажей прессованного мусора. Оползень
отбросов почти покрыл машину, и Тернер отпустил управление, глядя, как из
стороны в сторону раскачивается пенопластовая игральная кость. Последние
двенадцать кварталов стрелка индикатора горючего колебалась на нуле.
- Что там произошло? - спросила Энджи. Ее щеки в свечении приборной
доски были зелеными.
- Я сбил вертолет. В общем - случайно. Нам повезло.
- Нет, я имею в виду после того. Я была... Я видела сон.
- Что тебе снилось?
- Большие штуки, они двигались...
- У тебя было что-то вроде припадка.
- Я больна? Ты думаешь, я больна? Почему компания хотела убить меня?
- Нет, я не думаю, что ты больна.
Она развязала пристежные ремни и, перебравшись через спинку сиденья,
забилась под турбину, где они спали прошлой ночью.
- Мне снился дурной сон...
Ее начинала бить дрожь. Тернер выбрался из своей упряжи, чтобы подойти
к девочке. Прижав ее голову к груди, он стал поглаживать ее волосы,
расправил их, убрал за уши, чувствуя под рукой хрупкие кости черепа. В
зеленоватом свете ее лицо казалось каким-то неведомым существом, вытащенным
на берег из моря сна и брошенным у кромки прибоя. Молния черного свитера
наполовину расстегнулась, и он провел пальцем по хрупкой ключице. Кожа была
прохладной и влажной от пота. Энджи крепче прижалась к нему.
Закрыв глаза, он увидел свое тело на расчерченной солнцем кровати под
медлительным вентилятором с лопастями из твердой коричневой древесины. Его
тело дергалось, содрогалось, как ампутированный член; голова Элиссон была
запрокинута назад, рот открыт, губы разошлись, обнажая зубы.
Энджи вжалась лбом в ямку у него на шее. Потом она вдруг оцепенела и со
стоном откачнулась назад.
- Наемный человек, - произнес голос. Тернер вдруг вновь очутился на
сиденье водителя, ствол "смит-и-вессона" отразил единую линию зеленого
свечения приборов, в подсвеченном "глазу" прицела - левый зрачок Энджи.
- Нет, - сказал голос.
Тернер опустил пистолет.
- Ты вернулся.
- Нет. С тобой говорил Легба. Я - Самеди.
- Суббота?
- Барон Суббота, наемный человек. Однажды ты встретил меня на горном
склоне. Кровь покрывала тебя росой. В тот день я вдоволь испил из чаши
твоего сердца. - Тело девушки неистово содрогнулось. - Ты хорошо знаешь этот
город...
- Да. - Тернер смотрел, как напрягаются и расслабляются мускулы ее
лица, сплавляя черты в новую маску...
- Прекрасно. Оставь железного коня здесь, как и собирался. Но следуй
станциями на север. В Нью-Йорк. Этой ночью я поведу тебя и лошадь Легбы, и
ты убьешь во имя мое...
- Убью кого?
- Того, кого ты мечтаешь убить, наемный человек.
Энджи слабо застонала, ее передернуло, она начала всхлипывать.
- Все в порядке, - сказал Тернер. - Мы на полпути домой.
Бессмысленные слова, подумал он, когда помогал Энджи выбраться из
ховера; у них вообще нет никакого дома. Он нашел в кармане парки коробку с
зарядами и заменил тот, которым расстрелял "хонду". Порывшись в багажнике,
нашел там ящик с инструментами, выбрал заляпанную краской опасную бритву и
срезал с подола парки укрепляющую прокладку. Из разреза тут же взметнулись
миллионы микротрубок полиизоляции. Ободрав подкладку, Тернер убрал
"смит-и-вессон" в кобуру и застегнул портупею, поверх нее надел парку. Та
повисла вокруг него складками, как большой, не по росту, плащ, и даже не
оттопыривалась в том месте, где был спрятан массивный пистолет.
- Зачем ты это сделал? - спросила Энджи, проводя по губам тыльной
стороной ладони.
- Потому что на улице жарко, а мне надо спрятать пушку. - Он сунул
набитый потрепанными новыми иенами "зиплок" в карман парки.
- Пойдем, - сказал он, - нам еще нужно успеть на поезд...
Сконденсировавшаяся влага мерно капала с купола Джорджтауна,
возведенного сорок лет спустя после того, как объединенные федералисты
удрали за нижние границы Маклина. Вашингтон остался городом южан, всегда им
был, и если ехать, меняя поезда, от станции к станции, чувствовалось, как
изменяется тональность Муравейника. Деревья в Дистрикте были зелеными и
пышными. Их листва глянцем затеняла дуговые фонари, когда Тернер и Анджела
Митчелл пробирались разрушенными переулками к Дюпон-Серкл и станции "трубы".
В круге гремели барабаны, кто-то поджег шутиху в гигантском мраморном кубке
в центре площади. Безмолвные фигуры сидели возле расстеленных на мостовой
одеял, на которых раскинулся сюрреалистический ассортимент мелочной
торговли: отсыревший картон конвертов черных пластиковых аудиодисков, рядом
- потертые протезы на батарейках с хвостами примитивных нейроадапторов,
пыльный аквариум, полный продолговатых собачьих медалей, перетянутые
резинками стопки поблекших почтовых открыток, деше!
вые индийские троды, все еще запаянные в пластик, разношерстные наборы
солонок и перечниц, клюшка для гольфа с кожаной ручкой, швейцарские
армейские ножи с отсутствующими лезвиями, погнутая мусорная корзинка с
литографией портрета президента, имя которого Тернер почти что вспомнил
(Картер? Гросвенор?), расплывчатые голограммы Монумента...
В тени возле входа на станцию Тернер вполголоса поторговался с
мальчишкой-китайцем в белых джинсах, обменяв самую меньшую из рудиных
банкнот на девять алюминиевых жетонов с вычурным штампом "СОБА-Транзит".
Два жетона открыли им вход на станцию. Три - канули в автоматы ради
плохого кофе и черствых пирожков. Оставшиеся четыре понесли их на север.
Поезд беззвучно заскользил на своей магнитной подушке. Обняв девочку, Тернер
откинулся на спинку сиденья, сделав вид, что дремлет, в действительности он
смотрел на их отражения в противоположном стекле: высокий мужчина, небритый,
затравленного вида, сгорбился, будто признавая поражение, рядом с ним
свернулась девушка с запавшими глазами. С тех пор, как они вышли из тупика,
где он бросил ховер, она не произнесла ни слова.
Во второй раз за последний час Тернер задумался: не позвонить ли
агенту. Если необходимо кому-то доверять, гласило правило, доверяй своему
агенту. Но Конрой сказал, что нанял Оукея и остальных через агента Тернера,
и это обстоятельство вызывало у Тернера сомнения. Где сегодня ночью Конрой?
Тернер, в сущности, был уверен, что именно Конрой послал за ними Оукея с
лазером. Решилась бы "Хосака" расстрелять полигон в Аризоне из
электромагнитной пушки, чтобы стереть улики провалившейся попытки
извлечения? И если да, то зачем приказывать Уэббер уничтожить своих же
медиков, их нейрохирургический бокс и деку "Маас-Неотек"? И, опять-таки,
есть еще и "Маас"... Правда ли, что "Маас" убил Митчелла? Есть ли причина
считать, что Митчелл действительно мертв? Да, подумал он, когда рядом в
своем беспокойном сне шевельнулась девушка, есть: Энджи. Митчелл боялся, что
они ее убьют. Он организовал свой переход в стан врага только ради того,
чтобы вытащить дочь из городка, переправить ее в "Хосаку",!
не планируя собственное бегство. Или, во всяком случае, это была версия
Энджи.
Тернер закрыл глаза, отключив отражение в стекле. Что-то шевельнулось -
глубоко в наносах архивной памяти на Митчелла. Стыд. Он никак не мог до
этого дотянуться... Внезапно Тернер открыл глаза. Что она там говорила на
кухне у Руди? Что отец вложил эту штуку ей в голову, потому что она была
недостаточно умной? Осторожно, чтобы не разбудить девочку, он просунул руку
в боковой карман штанов и за шнурок вытянул черный нейлоновый конверт
Конроя. Оторвал липучку, вытряхнул на раскрытую ладонь раздутый
асимметричный биософт. Машинные сны. Вращается побережье. Слишком быстро,
слишком чуждо, чтобы ухватить. Но если ищешь что-то, что-то конкретное, то
должен суметь это вытащить...
Большим пальцем он выковырял заглушку из разъема и положил рядом с
собой на пластик сиденья. Поезд был почти пуст, и пассажиры не обращали на
него никакого внимания. Он сделал глубокий вдох, сжал зубы и вставил
биософт....
Двадцать секунд спустя он это нашел. Нашел то, за чем нырнул. Чуждость
на этот раз не коснулась его, и он отнес это за счет того, что отправился за
одной специфической деталью, фактом, именно тем видом данных, которые, как
правило, и попадают в досье на ведущего ученого: коэффициент интеллекта его
дочери в динамике ежегодных тестов.
Интеллект Анджелы Митчелл был намного выше нормы. Причем с самого
раннего детства.
Вытащив биософт из разъема, Тернер рассеянно покрутил его между большим
и указательным пальцами. Стыд. Митчелл и стыд, и выпускной курс... Оценки,
подумал он. Мне нужны оценки этого ублюдка. Мне нужна копия его аттестата.
Он снова вошел в досье.
Ничего. Он зацепил аттестат, но там ничего не было.
Нет. Еще.
Еще...
- Черт побери, - пробормотал он, увидев то, что искал.
Бритоголовый подросток с сиденья через проход бросил на него
недоуменный взгляд, потом вернулся к монологу приятеля: "Они снова
собираются играть в свои игры, на холме в полночь. Мы тоже едем, но только
потусоваться, эти игры не для нас, просто оттянемся и посмотрим, как они
будут друг друга мочить. Вот уж оборжемся, посмотрим, кто кому навешает,
ведь на прошлой неделе Сьюзен сломали руку, ты там был? И клево было, там
Кол хотел отвезти их в больницу, да так обдолбался, что загнал свою сраную
"ямаху" через скоростное ограждение..."
Тернер воткнул биософт обратно в разъем.
На этот раз, когда все осталось позади, он не сказал вообще ничего.
Только крепче обнял Энджи и улыбнулся, и тут же увидел эту улыбку в окне.
Звериный оскал - как на грани.
Студенческие показатели Митчелла были хороши, исключительно хороши.
Великолепны. Но кривой взлета в них не было. Взлет или его кривая - это было
тем, что Тернер научился искать в досье на исследователей как некий дорожный
знак, указывающий на близкий поворот: "гениальность". Он мог распознать эту
кривую, как рабочий определяет сорт металла, наблюдая за сыплющимися с
шлифовального колеса искрами. Так вот, у Митчелла ее не было.
Стыд. Институтское общежитие. Митчелл знал, твердо знал, что ему не
пробиться. И потом - каким-то образом - ему это удалось. Как? В досье нечего
