опасаешься того, что он сказал?
Король рассмеялся.
- Переплыть Узкое море - все равно что вернуться во времена наших
предков, когда короли ехали на битву в колесницах. Во всей это стране не с
кем сражаться, кроме норвежских бродяг, не опасных без своих кораблей, и
храбрых глупых мечников, которых мы уже побили. Длинные усы и медлительные
ноги. Ни лошадей, ни длинных копий, ни стремян, ни полководцев.
- Все равно нужно принять меры предосторожности. - Он задумчиво
почесал бороду. - Но нужно нечто большее, чем несколько машин, чтобы
разбить сильнейшую армию христианства.
10
На этот раз Шеф с нетерпением ждал видения, которое - он знал -
обязательно придет. Мозг его был переполнен сомнениями и вариантами. Но
уверенности у него не было. Он знал, что что-то извне должно ему помочь.
Обычно видения приходили, когда он был очень утомлен или после сытной еды.
В этот день он сознательно шел пешком рядом с пони, не обращая внимания на
подшучивания в рядах. Вечером наелся овсянки, изготовленной из последних
запасов зерна прошлого урожая; зерно нового урожая только начинало
поступать. Потом лег спать, опасаясь, что его загадочный советчик на этот
раз не придет к нему.
- Да, - говорит голос в его сне. Шеф узнает его и испытывает
мгновенное облегчение. Именно этот заинтересованный голос велел ему искать
землю, рассказывал о деревянном коне. Голос безымянного бога с лукавым
лицом, того самого, что показал ему фигуру шахматной королевы. Это бог,
который шлет ему ответы. Если он сумеет их понять.
- Да, - говорит голос, - ты увидишь то, что тебе нужно знать. Но не
то, что ты думаешь. Ты всегда спрашиваешь - что? И как? А я покажу тебе -
почему. И кто.
И мгновенно Шеф оказывается на вершине, он так высоко, что ему виден
весь мир: поднимаются столбы пыли, маршируют армии, точно так, как он
видел в день смерти короля Эдмунда. И снова он чувствует, что если
сфокусирует зрение, сможет увидеть все, что захочет: слова на губах
франкского полководца, место, где скрывается сейчас Альфред, живой или
мертвый. Шеф с беспокойством оглядывается, стараясь сориентироваться,
увидеть именно то, что нужно.
Что-то отворачивает его голову от панорамы внизу, заставляет смотреть
далеко-далеко, в удаление от реального мира во времени и пространстве.
И видит он человека, идущего по горной дороге, человека со смуглым,
живым, озорным лицом, лицом неведомого бога из снов. Этот человек, думает
Шеф, погружаясь в видение, имеет не одну кожу.
Человек, если это человек, подходит к хижине, в сущности лачуге,
бедному жилищу из веток и коры, скрепленных глиной и утепленных травой.
Так жили люди в старину, думает Шеф. Теперь они умеют много больше. Но кто
их научил?
У хижины мужчина и женщина прекращают работать и смотрят на
пришельца: странная пара, оба согнуты постоянной работой, приземистые и
коренастые, кривоногие, с короткими пальцами.
- Их зовут Ай и Эдда, - слышен голос бога.
Они приветствуют пришельца, проводят его в лачугу. Предлагают еду -
перегоревший овес, полный шелухи и частиц камня от ручной размолки в
каменной ступе; овес смочен только козьим молоком. Пришелец не смущается
таким приемом, оживленно разговаривает; когда наступает время, ложится на
груду плохо обработанных шкур между хозяином и хозяйкой. Посреди ночи он
поворачивается к Эдде, лежащей в своем рваном платье. Ай крепко спит, не
шевелится; может, укололся о сонный шип. Человек с озорным лицом снимает с
Эдды тряпки, ложится на нее, без всяких предисловий овладевает ею.
Чужестранец на следующее утро уходит, продолжает свой путь. А Эдда
полнеет, разбухает, стонет, рожает детей, таких же коренастых и
некрасивых, как сама, но более деятельных и изобретательных. Они возят
навоз, приносят хворост, растят свиней, разбивают комья земли мотыгами. От
них происходят троллы, слышит Шеф. Когда-то я тоже был троллом. Но теперь
я не тролл.
Путник продолжает идти, идет резво, поднимается в горы. На следующий
вечер подходит к дому, крепко сколоченному, с обеих сторон топором
прорублены борозды, с одной стороны окно с прочными ставнями, снаружи
уборная над глубоким ущельем. И снова пара прерывает работу, когда
подходит незнакомец: сильная крепкая пара, с румяными лицами, с толстыми
шеями: мужчина лысый, с подстриженной бородой, женщина с круглым лицом и
длинными руками, такая легко переносит тяжести. На ней длинное коричневое
платье, но рядом на случай прохладного вечера приготовлена шерстяная
накидка. И бронзовые заколки для нее. На мужчине просторные брюки, как у
воина с флота викингов, кожаная куртка для красоты на поясе и на руках
нарезана полосами. Так живут люди сейчас, думает Шеф.
- Их зовут Афи и Амма, - произносит голос.
Они тоже приглашают незнакомца в дом, предлагают еду: тарелки с
хлебом и ломтями жареной свинины, предварительно засоленной, растопленный
жир пропитывает хлеб. Пища для людей, много и тяжело работающих, для
сильных людей. Потом ложатся спать, все трое на соломенный матрац с
шерстяными одеялами. Афи храпит, он спит крепко. Незнакомец поворачивается
к Амме, на которой только просторная ночная рубашка, шепчет что-то ей на
ухо, овладевает ею так же быстро и энергично.
Снова незнакомец пускается в путь, а Амма полнеет, с молчаливым
стоицизмом рожает детей, таких же сильных и хорошо сложенных, как сама,
но, может, более умных, готовых пользоваться новшествами. Ее дети
приручают быков, строят бревенчатые амбары, работают молотом и плугом,
плетут рыбацкие сети, выходят в море. Шеф знает, что от них происходят
карлы. Когда-то я тоже был карлом. Но и это время ушло.
Путник идет дальше, на этот раз он оказывается на обширной равнине.
Подходит к дому в стороне от дороги, вокруг изгородь из бревен. В доме
несколько комнат, одна спальня, другая столовая, есть помещение для
животных, все с окнами или широкими дверями. На резной скамье у дома сидят
мужчина и женщина, они приглашают к себе путника, предлагают ему воду из
глубокого колодца. Красивая пара, с длинными лицами, широкими лбами, с
мягкой кожей, не загрубевшей от работы. Когда мужчина встает, чтобы
приветствовать пришельца, он оказывается выше его на полголовы. Плечи у
него широкие, спина прямая, пальцы сильные от натягивания тетивы лука.
- Это Фатир и Мотир, - произносит голос бога.
Они вводят гостя в дом, пол устелен приятно пахнущим тростником,
сажают его за стол, приносят воду в чаше, чтобы он вымыл руки, подают
жареную дичь, масло и кровяные сосиски. После еды женщина прядет, мужчина
сидит в кресле и беседует с гостем.
Когда наступает ночь, хозяева, словно во сне, ведут гостя к широкой
кровати с перьевой периной, с деревянными подголовными валиками, кладут
его между собой. Фатир сразу засыпает. Гость поворачивается к хозяйке,
обрабатывает ее, как жеребец или бык, как и предыдущих двух.
Гость уходит, а женщина полнеет, из ее чрева рождается раса ярлов,
бойцов. Они плывут в фьордах, укрощают лошадей, куют металл, окрашивают
кровью мечи и кормят воронов на полях битв. Так люди хотят жить сейчас,
думает Шеф. Или кто-то хочет, чтобы они так жили...
Но это не может быть концом: от Аи к Афи и Фатиру; от Эдды к Амме и к
Мотир. А как же их сыновья и дочери, как праправнуки? От тролла к карлу и
от карла к ярлу. Я теперь ярл. Но что после ярла? Как назовут его сыновей
и как далеко ушел по дороге путник? Сын ярла - король, сын короля...
Шеф неожиданно проснулся, прекрасно помня все увиденное, отчетливо
понимая, что каким-то образом это имеет непосредственное отношение к нему
самому. Он понимает, что видел программу выведения людей, как люди выводят
породы лошадей или охотничьих собак. Но в каком отношении они должны быть
лучше? Умнее? Способнее к новым знаниям? Так говорят жрецы Пути. Или
способнее к изменениям? Готовые применять уже известные знания?
Но в одном Шеф уверен. Если эта программа осуществляется путником с
хитрым лукавым лицом, лицом, которое принадлежит его покровителю, то за
все нужно будет платить. Но путник хотел, чтобы его программа кончилась
успехом. Он знает: решение есть, нужно только найти его.
В темный предрассветный час Шеф натянул смоченные росой кожаные
сапоги, поднялся с шуршащего соломенного матраца, закутался в плащ-одеяло
и вышел в холодный воздух конца английского лета. Как призрак, прошел по
спящему лагерю, без оружия, только с скипетром-точилом в руке. Его фримены
не окапывают лагерь рвом, не ставят ограду, как вечно деятельные викинги,
но лагерь окружен часовыми. Шеф прошел рядом с одним из них, алебардистом
из отряда Луллы. Тот стоял, опираясь на алебарду, с открытыми глазами. Но
он не видел, как Шеф неслышно миновал его и углубился в темный лес.
Небо на востоке посветлело, проснулись птицы. Шеф осторожно
пробирался в зарослях боярышника и крапивы и скоро оказался на узкой
тропе. Она напомнила ему тропу, по которой он шел с Годивой год назад,
когда они бежали от Айвара. Ну, конечно, и эта тропа ведет к поляне и
убежищу.
Когда он добрался до поляны, уже совсем рассвело и ему было ясно
видно. Убежище - просто лачуга. У него на глазах открылась криво висящая
дверь и вышла женщина. Старуха? Лицо у нее озабоченное, бледное,
осунувшееся, видно, что она хронически недоедает. Но женщина не старая,
понял Шеф, молча и неподвижно стоя под деревом. Женщина огляделась, не
видя его, и опустилась на солнце рядом с хижиной. Закрыла лицо руками и
молча заплакала.
- В чем дело, мать?
Она вздрогнула, услышав вопрос Шефа, с ужасом посмотрела на него. Но
поняла, что он только один, не вооружен, и успокоилась.
- В чем дело? Обычная история. Мужа забрали в армию короля...
- Какого короля?
Она пожала плечами.
- Не знаю. Это было несколько месяцев назад. Он так и не вернулся.
Все лето мы голодали. Мы не рабы, но у нас нет земли. И когда Эди перестал
работать на богатых, у нас ничего не осталось. Мне разрешили подбирать
колосья после жатвы, те, что пропустили жнецы. Мало, но нам бы хватило. Но
уже поздно. Мой ребенок умер. Дочь. Две недели назад. А теперь и новое.
Когда я отнесла ее в церковь, чтобы ее похоронили, там не было священника.
Он бежал, говорят, его прогнали язычники. Люди Пути? Не знаю, как
правильно. Все в деревне обрадовались, сказали, что теперь не нужно
платить ни десятину, ни лепту святого Петра. Но мне-то что до этого? Я
была слишком бедна, чтобы платить десятину, а священник иногда давал мне
пожертвования. И кто похоронит мою девочку? Как она может упокоиться, если
над нею не сказаны слова? Если сам дитя-Христос не возьмет ее на небо?
Женщина снова заплакала, раскачиваясь взад и вперед. "Что бы сказал
на это Торвин?" - подумал Шеф. - "Может, сказал бы, что сами христиане не
плохи, это церковь их прогнила. Но все же церковь хоть кому-то давала
утешение. Путь должен делать то же самое, а не только думать о тропе
героев, ведущей в Валгаллу к Отину или в Трутвангар к Тору". Он поискал на
поясе кошелек и понял, что не взял его.
- Теперь ты видишь, что наделал? - услышал он голос сзади.
Шеф медленно повернулся и увидел Альфреда. Глаза молодого короля в
темных кругах, одежда рваная и грязная. У него нет ни меча, ни плаща, но
на нем кольчуга, а на поясе кинжал.
- Я наделал? Мне кажется, она из твоих подданных, по эту сторону
Темзы. Путь мог прогнать ее священника, но мужа у нее отнял ты.
- Ну, тогда что мы наделали.
