корабли, предназначенные только для береговой охраны, неприспособленные
для дальних переходов и штормовой погоды из-за составного киля, но
способные вместить в коротком рейсе по сотне воинов - благодаря
отсутствию на них запаса продуктов и воды. Поскольку ледовые поля сужали
проход, корабли сближались и под конец выстроились в колонну, каждый шел
в кильватерной струе предыдущего, весла их размеренно погружались в
темную воду.
***
Впереди Шеф увидел то, что можно было бы назвать крупным поместьем,
множество бревенчатых хижин, и от каждой поднимается столб дыма. В
центре возвышалось большое здание, конек и фронтоны которого были
украшены рогами.
Вдали, вне поселка, у подножия гор, своим зорким глазом Шеф мог
разглядеть несколько больших, наполовину скрытых елями строений,
некоторые из них весьма странной формы. Там, где поселок спускался к
воде, у пристаней лежали десятки лодок самых разных размеров. А у самой
большой и длинной пристани стояли люди, по-видимому, для приветствия.
Или отряд тюремщиков. Шеф с тоской взглянул на островки, густо усыпавшие
левую часть залива. До кромки льда не оставалось уже и пятидесяти ярдов.
Дальше несколько сотен ярдов до земли, и над каждым островком шлейф дыма
говорит, что он обжит и обитаем.
И каждый находится под властью соправителей, к какому бы Фолду ни
принадлежал. Это еще если сердце не остановится в холодной воде. Если не
превратишься в ледяную глыбу, когда вылезешь.
Шеф с запозданием сообразил, что вряд ли похож на царственную особу.
В этот рейс он отправился в своих неизменных штанах, рубашке и сапогах,
которые не снимал с тех пор, как две недели назад выбрался на берег в
Дитмарше: заношенных, пропитавшихся солью и кровью - его кровью и кровью
убитого им на отмели викинга, покрытых двухнедельной коркой смолы, пота
и пролитой похлебки. Одежда ненамного хуже той, что он носил на
норфолкских болотах в детстве, но викинги, как он заметил, были
чистоплотнее, чем англичане или, по крайней мере, чем английские керлы.
За едой рядом с ним сидел только Карли. Когда они заплыли далеко на
север и ветер сделался пронизывающим, Хагбарт выдал им толстые одеяла,
которые они обвязывали вокруг пояса.
На пристани Шеф различал, в противовес собственному убожеству, алые
плащи, начищенное оружие, солнечные зайчики от полированных щитов, а у
края воды - сияющую белизну одежд жрецов Пути, соперничающую с белизной
снегов позади них. Шеф безуспешно пригладил волосы, выудил вошь и
повернулся за советом к Хагбарту. Но тут же обернулся назад, от радости
не веря глазам.
На берегу одна фигура возвышалась даже над самыми высокими из
встречающих. Наверняка - да, это не кто иной, как Бранд! Пробежавшись
взглядом вдоль пристани. Шеф заметил группку людей, которые были
настолько же ниже остальных, насколько Бранд выше. И один из них был
отмечен алым всполохом - это шелковая туника бывшего раба Квикки,
приберегаемая для особых случаев. Теперь, зная, что искать, Шеф отмечал
своих людей одного за другим. Бранд впереди, за ним Гутмунд Жадный,
позади них сгрудились Квикка, капитан алебардщиков Озмод и их люди. Шеф
снова взглянул на белые ризы и мантии жрецов Пути, стоявших на самом
краю пристани. Да, Торвин был среди них, и Скальдфинн тоже, и Ханд -
хотя и затерявшиеся среди массы жрецов, из которых один ростом чуть ли
не равнялся Бранду. И виднелась еще кучка людей, обособленная как от
жрецов, так и от Бранда и его друзей. Порыв ветра с гор всколыхнул
знамена, и Шеф на мгновенье увидел Молот Пути, белый на черном, а над
группой, которую он не мог определить, реял голубой вымпел со странным
изображением на нем. Шеф недоуменно взглянул на Хагбарта.
- Это Свирепый Зверь, - сказал Хагбарт, понизив голос, так как до
пирса оставалось всего пятьдесят ярдов. - Короля Хальвдана? Или короля
Олафа?
- Ни того ни другого, - мрачно отвечал Хагбарт. - Королевы
Рагнхильды.
Гребцы взметнули весла и разом побросали их на дно корабля. С носа и
кормы отдали швартовы, которые закрепили на палах - врытых в землю
бревнах.
"Аурвендилл" мягко коснулся пристани. С борта спустили сходни.
Шеф колебался, помня о том, как выглядит. У наблюдающего за ним
незнакомого высокого жреца на лице отразилось презрение и недоверие. Шеф
вспомнил, когда в последний раз лицом к лицу встречался с противником на
сходнях: когда убил Ивара, ратоборца Севера. Этой победы у Шефа не
отнять.
Скинув одеяло и подхватив копье "Гунгнир" из услужливых рук Карли, он
вступил на сходни и двинулся вниз, рассчитывая, что жрец вынужден будет
уступить дорогу.
Но при его приближении рука толщиной с мачту легонько отодвинула
жреца в сторону, и навстречу Шефу подался Бранд, протягивающий
необъятный меховой плащ из шкуры белого медведя и золотую цепь. Он тут
же накинул плащ на Шефа, застегнул аграф. Затем припал на одно колено,
отчего не сделался, впрочем, много ниже Шефа.
- Славься, король Восточной и Средней Англии, - провозгласил он. По
этому сигналу стоявшие позади Квикка с помощниками и команды "Моржа" и
"Чайки" разразились приветственными выкриками и клацаньем оружия.
Бранд, который в жизни не преклонял колен, подмигнул и незаметно
кивнул головой в сторону встречающих. Шеф уловил намек и обернулся к
Хагбарту, спустившемуся следом по сходням.
- Теперь можете представить своих, - величественно произнес он.
- Ну, это... а! Король Шеф, разреши представить: тебе Вальгрима
Мудрого, главу святилища Пути и жреца бога Одина. Вальгрим, это...
Вальгрим не слушал. Хмуро глянув на Бранда, он протянул руку,
ухватился за копье в руках Шефа и повернул так, чтобы прочесть руны.
Через мгновенье он отпустил копье, повернулся и молча ушел.
- Ему это не понравилось, - пробурчал Бранд. - Что там написано?
- "Гунгнир". Но копье все равно не мое. Я взял его у Сигурда
Рагнарссона.
Большинство жрецов Пути последовали за своим главой, остались только
Торвин и Ханд. На смену жрецам подошла другая группа, под голубым с
серебром знаменем. Шеф уставился на рисунок: странная картинка, рычащий
зверь как будто душит себя одной лапой и когтит лапу другой. Шеф опустил
взгляд, и оказалось, что он стоит лицом к лицу с самой сногсшибательной
женщиной, какую когда-либо встречают.
Если бы кто-то описал ее, Шеф не счел бы ее красивой. С детских лет
представление о красоте связывалось у него с Годивой: высокая,
тоненькая, с темными волосами, серыми глазами и с идеальными
пропорциями, которые она унаследовала от своей ирландской матери-рабыни.
А эта женщина была тигрицей против грациозной пантеры: ростом с Шефа, с
широкими скулами и широко посаженными огромными зелеными глазами. Ее
груди распирали темно-зеленое платье, и крепкие бедра рельефно
выделялись при ходьбе. Две длинные косы, придавленные низко надвинутым
на лоб тяжелым золотым обручем, обрамляли ее лицо и свисали на плечи. Но
она была не молода, с запозданием заметил Шеф, раза в два старше, чем он
и Годива. Рядом с ней шел мальчик лет десяти.
Смутившись и не желая встречаться с ней взглядом. Шеф склонился к
мальчику на одно колено.
- А ты кто?
- Я Харальд, сын короля Хальвдана и королевы Рагнхильды.Что случилось
с твоим глазом?
- В него ткнули раскаленной иглой.
- Больно было?
- Прежде чем все кончилось, я лишился чувств. Мальчик посмотрел
презрительно.
- Это не было drengiligr. Воины не лишаются чувств. Ты убил того, кто
это сделал?
- Я убил того, кто был в этом виноват. Тот, кто это сделал, стоит
здесь, как и тот, кто держал меня. Это друзья.
Мальчик пришел в замешательство.
- Как они могут быть твоими друзьями, если они ослепили тебя?
- Иногда от друзей принимаешь то, что не потерпел бы от врагов. Шеф
запоздало понял, что бедро матери мальчика находится в каких-то дюймах
от его пустой глазницы. Он поднялся, ощутив при этом жар, идущий от
женского тела. Здесь, на пристани, в окружении десятков людей, он
ощутил, что его мужское естество напрягается так сильно, как не могли
его разбудить все старания девушки в Дитмарше. В следующий миг он ощутил
позыв опрокинуть ее на деревянный настил - если только хватит сил, в чем
он сомневался.
Королева испытующе смотрела на него, угадывая, по-видимому, что он
чувствует.
- Итак, вы придете, когда я позову, - молвила она и удалилась.
- А кто бы не пришел? - пробубнил Бранд у Шефа над ухом.
Не слушая его воркотни, Шеф глядел вслед зеленому платью, резко
выделяющемуся на белом снегу. Тут до его ушей донесся перезвон, который
он узнавал сразу: динь-динь молота кузнеца и бом-бом кувалды молотобойца
в работающей кузне. И другие звуки, неразгаданные.
- У нас много чего найдется показать тебе, - сказал Торвин,
пробившись наконец к своему бывшему подопечному.
- Точно, - сказал Бранд. - Но сначала в баню. Я вижу в его волосах
вшей, и мне противно, даже если королеве Рагнхильде они нравятся.
***
- Он сошел на берег, одноглазый и с копьем в руке, на котором
написано "Гунгнир", - рявкнул Вальгрим. - Что еще он мог бы сделать,
чтобы выдать себя за Одина? Ехать на восьминогом коне? Он богохульник!
- У многих людей один глаз, - отвечал Торвин. - А что до рунической
надписи "Гунгнир", так не он ее вырезал. Единственная причина, почему у
Шефа это копье - его метнул в него Сигурд Змеиный Глаз. Если кто и
богохульник, так это Сигурд.
- Ты нам рассказывал, что, когда он две зимы тому назад возник перед
тобой из ниоткуда, он заявил, что пришел с Севера.
- Да, но он только имел в виду, что пришел с севера своей страны.
- И все же ты представил дело так, словно этот случай доказывает - он
Тот, Кого мы ждем. Будто бы он - Тот, Кто придет с Севера, чтобы
ниспровергнуть христиан и вернуть мир на пути истинные. Если нынешнее
подражание Одину - случайность, тогда и то, что он тебе сказал - тоже
случайность. Но если сказанное им было знаком богов, тогда и сейчас нам
был знак. Он ведет себя, как Один. Но я, жрец Одина в этом святилище,
утверждаю, что к такому, как он, не может благоволить Один. Разве он не
отказался от жертвоприношения Одину, когда армия христиан была в его
власти?
Торвин молчал, не зная, что противопоставить логике Вальгрима.
- Я могу утверждать, что он один из тех, кому являются видения,
вмешался Хагбарт. - И не только во время сна.
Присутствующие жрецы, все двадцать, взглянули на него с интересом. На
этот раз они не сидели кругом и не устраивали ритуальное ограждение из
ягод рябины вокруг копья и очага: пока их разговоры велись просто так,
не под оком их богов. Однако говорить о признаках святости не
запрещалось.
- Откуда ты знаешь? - фыркнул Вальгрим. - Я видел его в Гедебю. Он
сидел на холме рядом с городом, на могильном холме, где похоронен старый
король. Мне сказали, что он сам пришел туда.
- Ничего не значит, - сказал Вальгрим. Он насмешливо процитировал
строки одной известной саги:
Сидит ублюдок на кургане, Пока князья добычу делят.
- Ублюдок он или нет, - продолжал Хагбарт, - но я свидетельствую, что
его глаз был широко открыт, он ничего не замечал и не откликался. Когда
приступ кончился, я спросил его, что он видел, а он ответил, что видел
мир таким, каков он есть.
- Как он выглядел, когда у него было видение? - спросил жрец со
знаком бога охоты Улля на шее.
- Как он, - Хагбарт показал на самого уважаемого жреца, Виглика
Провидца, который безмолвно сидел у края стола.
Виглик медленно зашевелился.
- Мы должны помнить еще об одном, - сказал он. - О свидетельстве
