-- Я его узнал, -- прошептал мне на ухо Зач. -- Барри Мойд Шлеппер.
Года два назад слепил рок-оперу "Пожалей мой филей, Анжелина". С тех пор его
популярность на спаде.
-- Как же, помню. Драма кухарки, вышедшей замуж за диктатора.
-- Точно.
-- Добро пожаловать, Барри, милости просим. -- Я приблизился к
музыкоделу и пожал костлявую руку. -- Меня зовут Джим, я здесь главный.
-- Кайфово, чувак, кайфово.
-- И для нас в высшей степени кайфово познакомиться с вами. -- Вот у
кого мы переймем жаргон музыкального мира, если не рухнет наш план. -- Итак,
вы уже в курсе дела?
-- Кой-че просек. Новая фирма звукозаписи, капусты -- куры не клюют,
чтобы побыстрее прогреметь, финансирует молодые группы.
-- Именно так. Вам -- командовать музыкой. Давайте покажу, что мы
отобрали, а вы приведете это в надлежащую форму.
Чтобы самому не прослушивать в очередной раз ужасные композиции, я дал
ему наушники и плейер. Он одну за другой вставлял пластинки, и я не верил
своим глазам: белая как мел кожа побледнела еще сильнее. Но Барри держался
геройски. Наконец с конвульсивной дрожью он перевел дух, снял наушники и
вытер кулаками слезы.
-- Хошь знать мое честное и беспристрастное мнение?
-- Иное нас и не устроит.
-- Лады. Как бы это поизящнее преподнести... Короче, дерьмо на палочке.
Вонючее и невкусное.
-- А вы можете сделать получше?
-- Мой котяра и то лучше делает. Да еще песочек сверху нагребает.
-- Тогда вам и карты в руки. Приступайте. Пока музыка сочинялась,
прослушивалась и записывалась, я мало на что годился. Другие играли и пели,
я же только щелкал переключателями на пульте. А когда в дело вступал Зач и
из динамиков галопом ринулись звуки барабанов, цимбал, колоколов и прочие
эффекты молекулярного синтезатора, мой пульт и вовсе обесточился, и я
нажимал на клавиши "всухую". Поэтому, предоставив коллегам творить музыку, я
занялся спецэффектами. Это требовало просмотра клипов всех самых популярных
групп, джаз-бандов и солистов. Некоторые воспринимались без омерзения,
другие вызывали ужас, и все были чересчур громки. В конце концов, я убрал
звук, чтобы спокойно присматриваться к лазерным сполохам, буйным фейерверкам
и физической акробатике. Я записывал и зарисовывал, постоянно бормотал себе
под нос и не жалел университетских денег. А еще я вмонтировал в нашу
электронику изрядное количество очень сложных самодельных цепей. Адмирал,
хоть и с превеликой неохотой, но выдал все, что потребовалось, и я
усовершенствовал технику в механической мастерской. Короче говоря, неделя не
пропала даром.
Я без устали теребил адмирала, пока он не отдал обещанные три миллиона.
-- Вы так добры! -- сказал я, позвякивая шестью блестящими монетами по
пятьсот тысяч кредитов. Достойная плата за достойную работу.
-- Ты их лучше в банк положи, пока у них ноги не выросли, -- угрюмо
посоветовал он.
-- Разумеется. Классная идея.
Дурацкая идея. Банки предназначены для грабителей и налоговой полиции
-- чтобы облегчать им работу. Поэтому сначала я двинул в мастерскую, там
поработал по металлу, завернул деньги в бумагу, проштемпелевал и отправился
на загородную прогулку. На случай, если адмирал приставил мне "хвост", я
поупражнялся в любимом искусстве отрыва от слежки. Как ни крути, ради этих
монет я жизнью рисковал. Если посчастливится выйти из этой передряги не по
частям, денежки очень даже пригодятся.
Наконец я добрался до маленького почтового отделения на некотором
удалении от города. Хозяйничал там близорукий джентльмен преклонного
возраста.
-- Пространственный экспресс и страховой взнос в агентство межпланетной
доставки. Это тебе, голуба, в копеечку влетит.
-- Ты, дедуля, знай крутись. За бабками дело не станет. -- Он ошалело
заморгал. Я сжалился и перевел на туземный: -- Уважаемый сэр, деньги -- не
проблема. Но вы уж позаботьтесь, чтобы моя посылка благополучно добралась до
профессора фон Дайвера из Галаксиа Университато. Это исторические документы,
он их ждет не дождется.
Я уже предупредил ученого мужа по космофаксу, что посылаю ему кое-какое
личное имущество с просьбой не отказать в любезности и подержать его у себя
до моего визита. Опасаясь, что он проявит здоровый академический интерес, я
спрятал деньги в маленький бронированный сейф. Конечно, его можно вскрыть с
помощью алмазного сверла, но я готов биться об заклад, что любопытство
профессора не зайдет так далеко.
Посылка сгинула в почтопроводе, и я вернулся к делам. К концу шестого
дня мы были выжаты как лимоны. Барри Мойд Шпеллер двое суток провел без сна,
меняя на голове мокрые полотенца, глотая крепчайший кофе и перелопачивая
залежи музыкальной архаики. Он проявил неплохие задатки вора -- или
аранжировщика, если угодно. Группа репетировала, записывала и снова
репетировала. Я вплотную занялся костюмами, бутафорией и спецэффектами и
потрудился, на мой взгляд, неплохо.
Наконец я объявил последний перерыв, а затем дал команду на построение.
-- Сейчас я вас обрадую. Мы даем первый концерт.
Как я и предвидел, это вызвало стенания и горестные вопли. Я подождал,
onj` они утихнут.
-- Ребята, я знаю, каково вам. Поверьте, мне ничуть не легче. По-моему,
наш лучший номер -- блюз "Я совсем одна". Вы сами видели, как здешний
персонал старался нам помочь. Думаю, мы должны его отблагодарить, показать,
что у нас вышло. Я пригласил человек тридцать, они сейчас подойдут.
Словно в подтверждение моих слов отворилась дверь и в зал потянулись
вольноперы со скептическими минами и складными стульями. Шествие возглавлял
адмирал Бенбоу; рядом с ним вице-адмирал нес два стула. Зач начал
рассаживать зрителей, и наша пещероподобная студия впервые превратилась в
концертный зал. Мы отступили на эстраду. Я притушил лампы и укрылся за своей
электронной баррикадой.
-- Леди и джентльмены, дорогие гости. На этой неделе мы с вами
потрудились на славу, и я от всей души и от имени "Стальных Крыс" хочу
сказать вам спасибо.
Я нажал на кнопку, и под потолком раскатилось:
"СПАСИБО... СПАСИБО..." На эхо наложилось растущее крещендо барабанов,
увенчавшись громовым раскатом и несколькими вполне натуральными с виду
молниями. Судя по округлившимся глазам и отвисшим челюстям, мне удалось
приковать внимание зрителей.
-- Первый номер нашей программы -- в исполнении мелодичной Мадонетты.
Драма неприкаянного сердца! Блюз "Я совсем одна"!
Цветные юпитеры обрушили с потолка световой ливень, явив во всей
радужной красе наши розовые с блестками костюмы в обтяжку. Зазвучали первые
аккорды, и лучи юпитеров сконцентрировались на Мадонетте, на чей костюм
пошло гораздо меньше материала, чем на наши. Публике он, похоже, глянулся.
Завывания ветра и громовые раскаты притихли, Мадонетта простерла к залу
изящные руки и запела:
Вот я одна, одна совсем,
И телефон мой глух и нем.
Вокруг обведу взглядом,
Никого не найду рядом.
Я, я. я
Совсем одна,
Я, я, я
И только я, я, я.
Сие сопровождалось раскачиванием голографических деревьев, проходом
грозовых туч и прочими душераздирающими спецэффектами. Под рыдания музыки
Мадонетта перешла к заключительным строфам.
Совсем одна в кромешной мгле,
Я змейкой юркну по земле.
В дремучий лес, где ветра вой.
И вдруг -- о ужас! -- предо мной
Манит могила глубиной.
Я знаю -- хоть не видно зги,
Меня преследуют враги!
Сижу и плачу -- только зря,
Ведь занимается заря,
Ночь позади.
В последний раз провыл ветер, скорчилось щупальце багрового тумана, и
за нашими спинами величаво взошло солнце. Музыка смолкла. Тишина
беспрепятственно расползалась по студии -- и вдруг разлетелась в клочья под
неистовым шквалом аплодисментов.
-- Молодцы, ребята! -- одобрил я. -- Их вроде проняло. Все кайфово,
чуваки, как говорит Барри Мойд.
На седьмой день мы не отдыхали. Но репетицию закончили довольно рано.
-- На сегодня все. Собирайте рюкзаки. Музыка и реквизит уже упакованы.
Улетаем в полночь. Значит, нужен еще час, чтобы добраться до космодрома. Не
опаздывать.
Они разбрелись на подкашивающихся ногах, и тут притопал адмирал. В его
кильватере плелся Зач.
-- Агент отрапортовал, что вы закончили подготовку операции и ждете
приказа к погрузке.
Ну что тут скажешь? Я лишь кивнул.
-- А мне можно с тобой? -- спросил Зач.
-- Нет. Ты нам здорово помог, спасибо. Дальше мы сами.
Он едва не раздавил мне пальцы в рукопожатии, и через секунду за ним
затворилась дверь.
-- Управление по принудительному лечению наркоманов изобрело для вас
страшное преступление. -- Адмиральская улыбка смахивала на оскал жалящей
змеи. -- Приговор -- ссылка на Лайокукаю. Незамедлительная.
-- Чудненько. И что же это за преступление?
-- У наркоманов в большом фаворе качественное и дорогое зелье под
названием бакшиш. Ты и твои приятели пойманы с поличным на контрабанде и
употреблении. После принудлечения вы будете много дней шататься и дрожать от
слабости, так что медлить с первым концертом не резон. Пресса уже извещена о
вашем аресте и заключении в спецбольницу. Когда вы объявитесь на Лайокукае,
туземцы нисколько не удивятся. Вопросы?
-- Один, -- сказал я. -- Важный. Как насчет связи?
-- Будет. Где бы ты ни находился, шифропередатчик в твоей челюсти
достанет до приемника на космодроме. Радист будет дежурить круглосуточно.
Пока вы на космодроме, связной окажет любую посильную помощь. Потом он
переберется на орбиту, на борт космокрейсера "Беспощадный", и там будет
получать твои донесения. Если понадобится, мы до любой точки планеты
доберемся максимум за одиннадцать минут. Как отыщешь пропажу, дай знать. Мы
подкинем десант. Рапортуй, по меньшей мере, раз в сутки. Местонахождение
группы и результаты поисков.
-- Только на тот случай, если нас заметут, да? Чтобы послать новый
отряд?
-- Точно. Еще вопросы?
-- Один. Не хотите пообещать, что будете за нас волноваться?
-- Нет. Ни к чему. Полагайтесь только на себя.
-- Ну, спасибо! Вы сама доброта.
Он повернулся и утопал прочь, хлопнув дверью. На меня нахлынула
усталость и -- в который уж раз? -- черная тоска. Зачем я все это делаю?
Чтобы остаться в живых, разумеется. А не то... еще двадцать три дня -- и
упадет мой занавес.
Глава 6
На борту славного космического крейсера "Беспощадный" мы путешествовали
недолго -- и слава Богу, а то окружение военных всегда пагубно влияло на мой
боевой задор. За сутками, заключившими в себе упорные репетиции, плохую
кормежку, неважнецкий ночной отдых, последовал столь же напряженный день, да
еще с безалкогольной вечеринкой, поскольку на Галактическом Флоте царила Ее
Величество Трезвость. И наконец, за считанные часы до посадки ансамбля на
катер эскулапы вкатили нам по несколько уколов для имитации лечения от
наркомании. Я бы, пожалуй, предпочел наркоманию. Не говоря уж о любовании
последним ужином, выползающим наружу -- можно прекрасно обойтись без этого
развлечения. Судороги и нервный тик -- то еще удовольствие, скажу я вам. К
тому же у моих дрожащих, шатающихся коллег глазные яблоки пылали, как у
покойников в фильмах ужасов, и я сторонился зеркал, опасаясь увидеть еще
одного зловещего мертвеца.
Стинго выглядел лет на сто -- серый, как пепел, изможденный. Ни дать ни
взять -- ходячий скелет. Меня уколола совесть -- дернула же нелегкая
вытащить бедолагу из отставки! Впрочем, едва я подумал о собственных
