- Почему бы и нет? - переспросил шокированный таким ответом Фэллон. -
Почему? О боже мой, мистер Мейсон, то есть как - почему?.. Вы, разумеется,
шутите!
- И не думаю даже, - сказал Мейсон. - Мне ведь удается добыть себе
средства к существованию только потому, что я немного разбираюсь в законах
и немного в человеческой природе. Мне приходится выступать перед Судом
Присяжных. Я занимаюсь перекрестным допросом свидетелей. Я просто обязан
знать о человеческой природе немного больше, чем средний человек.
- Да, да, да. Я понимаю, мистер Мейсон. Это, конечно, само собой
разумеется.
- Нельзя научиться понимать человеческую природу, - сказал Мейсон, -
если слушать только то, что вам говорят.
- В самом деле? - удивился Фэллон.
- Да, - кивнул Мейсон. - Ведь люди всегда стараются представить себя
в самом выгодном свете. Чтобы изучить человеческую природу, нужно
наблюдать за людьми, когда они об этом не догадываются; нужно слушать их
разговоры, когда они не знают, что их подслушивают; нужно копаться в их
мыслях, если вы уверены, что мысли подлинные. Нужно изучать людей, когда
их души обнажены от страдания.
- Честное слово, мистер Мейсон, вы меня просто поражаете.
- Взять, к примеру, вас, - продолжил Мейсон. - Абсолютно ничего
нельзя узнать ни о вас, ни о ваших мыслях, ни о мотивах, приведших вас
сюда, ни о том, что вам на самом деле нужно, если слушать только то, что
вы мне говорите.
- Я... мистер Мейсон... Вы что, обвиняете меня в лицемерии?
- Позвольте задать вам вопрос, - сказал Мейсон. - Вы рассказали мне
всю правду?
- Ну конечно же! Да, да, разумеется, всю!
- И дневники нужны вам только по чисто сентиментальным мотивам?
- Ну да, совершенно верно.
- В таком случае, - сказал Мейсон, - я должен сообщить вам, что мне
они нужны для дела. Они помогают мне лучше понять человеческую природу.
Так что давайте на этом закончим нашу беседу, мистер Фэллон, и разойдемся,
не испытывая друг к другу неприязненных чувств.
- Но я, честно говоря, не понял, мистер Мейсон.
- Я постарался вам объяснить.
- Может быть, вы хотите сказать, что эти вещи представляют для вас
более существенную ценность в денежном выражении?
- Совершенно верно.
- О, - произнес Фэллон, лучезарно улыбаясь, - в таком случае я
полностью готов учесть ваши интересы. Я полагал, поскольку обращаюсь к вам
как джентльмен к джентльмену, что компенсации в размере пяти долларов
будет вполне достаточно, но раз вопрос упирается в финансовую сторону
дела...
- Отнюдь, - сказал Мейсон, - просто выяснилось, что я не желаю
расставаться с вещами, приобретенными мною в собственность.
- О, я понимаю, но если речь идет исключительно о финансовой стороне
проблемы, о конкретной сумме, то я, мистер Мейсон, готов подойти к
рассмотрению этого вопроса с принципиально иных позиций.
- Ну что ж, давайте, подходите.
- Прекрасно, мистер Мейсон... С точки зрения денежных интересов,
исходя из того, что сделка должна быть выгодна для вас в финансовом
отношении... Позвольте, я следующим образом сформулирую свою мысль: вы
приобрели некое имущество за пять долларов и желаете получить прибыль от
его продажи в размере по меньшей мере пяти долларов. Верно?
- Верно.
- Я бы даже сказал - больше пяти долларов.
- Совершенно верно, и намного больше.
Лучезарная улыбка неожиданно сползла с лица Фэллона. Он запустил свою
коротенькую руку во внутренний карман пиджака, извлек бумажник из свиной
кожи, раскрыл его, отсчитал пять стодолларовых купюр и бросил их на стол
перед Мейсоном.
- Отлично, мистер Мейсон, - сказал он. - Будем говорить начистоту.
Вот ваша прибыль.
Мейсон отрицательно покачал головой.
Фэллон удивленно поднял брови.
- Прошу прощения, - сказал Мейсон, - но едва ли меня сможет
удовлетворить подобная компенсация.
Короткие пальцы Фэллона вновь раскрыли бумажник из свиной кожи. На
стол легли еще пять сотенных бумажек.
- Отлично, Мейсон, - холодно произнес он, - итого здесь тысяча. И
прекратим, черт возьми, этот фарс.
От добродушия его не осталось и следа, Теперь он напоминал игрока в
покер, сделавшего ставку и внимательно наблюдавшего за своим противником,
пытаясь угадать, чем тот ему ответит и какие у него на руках карты.
- Эти дневники не продаются, - сказал Мейсон.
- Но, мистер Мейсон, ситуация становится просто абсурдной!
- Мне она таковой совершенно не кажется, - возразил Мейсон. - Я купил
некий товар, потому что он был мне нужен. И он по-прежнему мне нужен.
- Мистер Мейсон, - сказал Фэллон, - давайте говорить начистоту. Мне
не хочется больше темнить. Я не могу предложить вам больше тысячи
долларов. То есть я получил инструкцию остановиться именно на этой сумме.
Мне кажется, однако, что... Мистер Мейсон, не согласились бы вы
переговорить лично с Бенджамином Эддиксом?
- О чем?
- О документах, имеющихся в вашем распоряжении.
Мейсон покачал головой:
- По-моему, нам не о чем с ним разговаривать.
- Я полагаю, есть о чем, мистер Мейсон. Мне кажется, что если вы
встретитесь с мистером Эддиксом лично, то поймете... В конце концов,
мистер Мейсон, давайте прекратим пустые препирательства и подойдем к делу
трезво.
- Ну, тут все в ваших силах, - ответил Мейсон. - Вперед, пойдите,
закажите себе что-нибудь безалкогольное. Я полагал, что вы интересуетесь
пакетом сугубо по сентиментальным мотивам, как родственник Элен Кэдмас.
- Вы что, серьезно?
- Но вы же сами мне это сказали.
- Боже мой, мистер Мейсон, нужно же было хоть что-то вам сказать! Вы
ведь юрист. И разумеется, осознаете, что обсуждаемая проблема требовала
такого подхода, который позволил бы нам обоим сохранить лицо в данной
ситуации.
- Я не уверен, что мое лицо нужно сохранять, - возразил Мейсон.
- Нет, нет, прошу вас, не нужно шутить, мистер Мейсон! Давайте
говорить друг с другом серьезно и откровенно.
- Что касается меня, то я говорил с вами совершенно откровенно.
- Ну хорошо, в таком случае и я буду говорить с вами откровенно.
Исчезновение Элен Кэдмас породило множество нелепых догадок. Газетные
писаки, живущие за счет того, что выплескивают публике, жаждущей сенсаций,
всякие помои, просто набросились на эту историю. Мистеру Эддиксу пришлось
на какое-то время уединиться и принять тщательно продуманные меры
предосторожности, чтобы не оказаться затравленным до смерти этими
любителями сенсационной ерунды. А теперь вдруг выясняется, что Элен вела
дневник. Не понимаю, как получилось, что следователи ничего об этом не
знали.
- Ходят слухи, - сказал Мейсон, - что Эддикс использовал все свое
политическое влияние. В результате следствие взяло огромную кисть и
торопливо замазало дело толстым слоем побелки. Следствия, как такового, и
не было.
- А по-моему, мистер Мейсон, ваше утверждение, не имеет под собой
никаких оснований. Вы и сами едва ли в это верите. Мистер Эддикс всего
лишь хотел оградить себя от некоторых неудобств личного плана, и не более
того.
Мейсон усмехнулся.
- Прекрасно, - воскликнул Фэллон, - давайте говорить начистоту!
Дневники эти всплыли совершенно случайно. Боже мой, мы ведь даже не имели
представления, что они вообще существуют. Очевидно, их нашли в
какой-нибудь коробке, о которой не было известно. Последний дневник,
разумеется, был...
- Да? - переспросил Мейсон.
Фэллон кашлянул.
- Я не то хотел сказать. Это просто обмолвка.
- Что случилось с последним дневником? - спросил Мейсон.
Фэллон посмотрел Мейсону прямо в глаза. Взгляд его стал жестким и
враждебным.
- Вы меня не так поняли, - медленно проговорил он. - Очевидно, она
перестала вести дневник, и та тетрадь, что находится у вас, - последняя.
- Сколько Эддикс готов заплатить? - поинтересовался Мейсон.
- Я не знаю, - ответил Фэллон. - Он приказал мне торговаться с вами
до тысячи долларов. Мы вообще были уверены, что получим их даром, просто
возместив вам расходы или, в самом худшем случае, если бы вы решили
сорвать на этом куш, уплатив две-три сотни долларов. Но встретившись с
вами и уразумев, что вас не проведешь всей этой сентиментальной чепухой, я
сразу предложил предельную сумму, на которую меня уполномочили.
- Отлично, - сказал Мейсон. - И что вы собираетесь предпринять
теперь?
Фэллон упрятал сотенные купюры обратно в бумажник, аккуратно свернул
пятидолларовую бумажку, положил ее в карман, улыбнулся Мейсону и ответил:
- Я пойду за дальнейшими инструкциями. Благодарю вас. Всего
наилучшего!
Он резко повернулся и вышел из офиса.
Мейсон посмотрел на Деллу Стрит. Во взгляде его можно было прочесть
невысказанный вопрос.
- Ну что ж, - сказала Делла, - похоже, сегодня вечером обычной
работой заняться не придется.
- Похоже, что заняться обычной работой не придется и в ближайшие
сутки. Я возьму одну из тетрадок, ты возьмешь другую, дай одну Джексону и
одну Герти. Мы должны прочитать эти дневники самым внимательным образом.
Нужно вчитаться в каждое слово. Отмечай все, что покажется важным, и
делайте выписки со ссылками на страницы. Мы должны выяснить, чем так
обеспокоен мистер Бенджамин Эддикс, и желательно, еще до того, как мы
получим от него весточку. Каким числом помечена последняя запись, Делла?
- Я уже посмотрела, шеф, - ответила она, - записи кончаются примерно
за две недели до ее исчезновения.
- Черт побери, дорого бы я заплатил, чтобы взглянуть на тетрадь номер
пять, - сказал Мейсон, - но по обмолвке, сделанной нашим оловянным
Фэллоном, я понял, что Эддикс, Фэллон и компания уже нашли этот дневник,
засунули его в мешок и, привязав что-нибудь потяжелее, швырнули за борт в
самом глубоком месте пролива. Ну хорошо, Делла, давай выясним, чем же мы
располагаем. Отмени все назначенные на сегодня визиты, смети со стола
почту, и давай приниматься за работу.
3
Поздно вечером во вторник, когда все остальные уже разошлись по
домам, Мейсон и Делла Стрит сидели в кабинете адвоката и сопоставляли
информацию, выуженную из дневников Элен Кэдмас.
- Чтоб мне провалиться, - воскликнул Мейсон, - но лично я не исключаю
возможность убийства!
- Ну, а я уже почти наверняка могу исключить возможность несчастного
случая или самоубийства, - сказала Делла Стрит.
- У нас нет никаких улик, - возразил ей Мейсон, - то есть я имею в
виду, ничего конкретного.
- Для меня они достаточно конкретны, - с чувством произнесла Делла
Стрит. - Ты ведь внимательно прочитал дневник, шеф, и перед тобой,
конечно, возник образ чертовски симпатичной, совершенно нормальной молодой
девушки с прекрасной фигурой - девушки, мечтавшей сниматься в кино, о чем
мечтают почти все симпатичные девушки. И ты получил представление о ее
проницательном и глубоком уме. Она восхищалась силой характера Бенджамина
Эддикса. Ее возмущало, как он обращается с обезьянами. Она чувствовала,
что в его жизни есть какая-то тайна. По первой тетради хорошо видно, с
каким жгучим любопытством она пыталась выяснить, что это за тайна, а
затем, совершенно неожиданно, перестает упоминать об этом. И вот еще что -
девушка была влюблена.
- Почему ты так решила, Делла?
- По ее настроению, по тому, что она писала в своем дневнике. У нее
было предостаточно свободного времени, и она часто погружалась на досуге в
романтические мечтания.
- Но она не доверяла свои романтические мечты дневнику, - заметил
