ваш подопечный - ни в какую!
В широком коридоре было темно, горела лишь настольная
лампа на столике дежурной сестры, но сама сестра
отсутствовала. Она оказалась в палате, где лежал Терехов,
мерила температуру.
- Сорок, - шепнула она дежурному врачу. - В операционной
бригада готова.
- Семен Иванович, - громко, срывающимся голосом сказал
Терехов, узнав Бугаева. - Недолго музыка играла...
- Миша, без паники. - Семен старался говорить спокойно,
но от взгляда на Гогу сердце сжалось - так обострились,
истончились черты его красивого лица, такие густые тени
залегли у глаз. - Мы еще наговоримся, а сейчас тобой
займутся врачи.
Терехов поморщился.
- Не нужны мне там чужие грехи... Вертушку свою взяли?
- Он оглядел Бугаева колючим взглядом, остановился на
небольшом портфельчике, в котором у Семена был магнитофон.
- Ладно, - согласился майор. - Поговорим. По дороге в
операционную. - Гога хотел возразить, но Бугаев сказал
твердо: - Миша, прения закончены. - Он обернулся к врачу:
- Вызывайте санитаров! Как это у вас делается? Давайте,
давайте!
Врач исчез. Семен вынул магнитофон, включил. Протянул
Терехову крошечный микрофон. Гога попытался взять его в
руку, но пальцы бессильно разжались, и микрофон упал.
- Ничего, Миша! - прошептал Бугаев, подбирая микрофон.
- Ничего! - Он взял микрофон, положил руку на одеяло. Даже
через одеяло чувствовалось, какое горячее тело у Гоги.
- Его, падаль, трудно будет взять, - сказал Терехов. - У
него еще и пушка есть.
- У кого, Миша?
- Лазуткин. Шоферит у одного босса... - Терехов
помолчал немного, потом собрался с силами. - Это он меня...
Исподтишка...
Раскрылась дверь, двое санитаров вкатили в палату
носилки. Осторожно переложили на них Терехова. Бугаев
пошел рядом, повесив магнитофон на плечо, а микрофон
придерживал на груди у Михаила. Гога то и дело дотрагивался
до него рукой, словно хотел убедиться, что микрофон никуда
не исчез.
- Ну вот, - сказал он недовольно. - Теперь не успеем.
- Успеем, - успокоил Бугаев. - Ты сейчас о главном.
Подробности потом.
- Работенку левую я нашел... Камины в старых домах
снимать... Рухлядь всякую. Жильцы уедут и бросят. Сундук
бабкин, стол, ручки бронзовые, рамы от картин... А любители
скупают, реставрируют...
- Кто?
- Многие. У меня - дядя Женя. Пузанчик один. Знакомый
Лазуткина. Да вы плохо не думайте - вещи-то брошенные,
ничейные.
Санитары, катившие каталку по слабо освещенному коридору,
внимательно прислушивались к разговору.
- Невелик приварок, - продолжал Терехов. - Вот только
камины! А их мало. Да и знать надо - где. Дядя Женя
знает. Даст адрес, даже фото. Платит прилично...
Санитары остановили каталку перед лифтом. Лифт был
вместительный, и Бугаев по- прежнему смог остаться рядом с
Тереховым.
- Он мужик безобидный. Свой приварок имеет, конечно, да
и я не внакладе. Эта падаль... - Гога задохнулся от
злости, и Бугаеву показалось, что он больше не сможет
продолжать, но Миша справился. - Злой, сволочь! Псих! Он
со своей "пушкой" наделает дел. Антон Лазуткин. Запомнили,
Семен Иванович?
- Запомнил.
- Пузан этот нас и свел. Все смеялся - фирма подержанных
вещей "Антон, Мишель и К‡"!
Они снова двигались по коридору, но теперь более
светлому. Семен поднял голову, у раскрытых дверей стоял в
ожидании дежурный врач.
- За что же он тебя? - спросил майор, понимая, что
разговор подходит к концу.
- Дядя Женя сказал, что знает один царский камин. На
пару косых. Я решил посмотреть.
Носилки остановились у открытых дверей операционной.
- Дальше нельзя, - сказал Бугаеву врач.
- Стоять! - прошипел Гога, и в его слабом голосе
сохранилось еще столько властной силы, что санитары
подчинились. А может быть, им было интересно узнать, о чем
еще расскажет распластанный на каталке пациент.
- А на камин уже Лазуткин глаз положил. Мы с ним там и
встретились. Он как с цепи сорвался. Чуть не пристрелил
меня на месте.
- И что же?
- В доме кто-то был. Пришлось смываться. А больше я
туда не ходил. Пусть подавится этим камином! Я так и дяде
Жене сказал.
- А из-за чего ты с Плотским ссорился? - спросил майор.
- На поляне?
- Все, все! - строго сказал дежурный врач, санитары
вкатили носилки в операционную. В последний момент перед
тем, как дверь закрылась. Бугаев увидел на лице у Гоги
недоуменную гримасу.
- Теперь остается только ждать, - сказал дежурный врач и
протянул Семену раскрытую пачку сигарет. - Покурим на
лестнице?
- Спасибо, не курю, - отказался майор. - Мне бы
позвонить по телефону.
Терехов скончался под утро во время операции.
20
Когда полковник пришел в управление, по своему
обыкновению за полчаса до начала работы, майор Бугаев уже
дожидался его с данными дактилоскопической экспертизы.
- Игорь Васильевич! Все совпало, - начал Семен, вслед за
Корниловым входя в кабинет.
- Трудно не догадаться об этом, - спокойно сказал
полковник, бросая взгляд на ежедневную сводку происшествий,
лежавшую на столе. - Ты же весь светишься, Сеня, несмотря
на бессонную ночь...
- Пару часиков я прихватил, - отозвался майор. - На
вашем диванчике.
Полковник бросил подозрительный взгляд на большой кожаный
диван, стоявший в кабинете, но, не заметив никаких следов
"пребывания" на нем Бугаева, промолчал. Сказал, усаживаясь
в кресло:
- Значит, Антон Лазуткин?
- Все сходится. И показания Миши Терехова! И "пальчики"
мы проверили! Я уже говорил с прокуратурой. Есть
разрешение на арест...
- Чего же ты сидишь в управлении? - удивился полковник.
- Мы хотели брать его в гараже. Вряд ли он носит
пистолет с собой на работу...
- После того, как стрелял в Белянчикова? - недоверчиво
сказал Корнилов. - Вряд ли не носит! Я удивляюсь, как он
до сих пор не сбежал из города...
- И я тоже, - спокойно сказал Семен. - Удивлялся. Но
вчера вечером он позвонил диспетчеру в гараж и попросил
отгул на неделю. Сказал, что директор не возражает.
- Вечером? - машинально переспросил Корнилов и подумал о
том, что вчера вечером он расспрашивал о Лазуткине
Плотского. Неужели Павел Лаврентьевич проговорился? "Нет,
ведь я предупредил его, - отмел Корнилов свои подозрения. -
Не мальчик же он на самом деле! Сказал жене, а та шоферу?"
- Вечером, - подтвердил майор. - С шести утра мы
установили за его квартирой наблюдение...
- Молодцы.
- ...Лазуткин не вышел, а семья у него на даче. В
Поддубье, под Гатчиной. Я позвонил в гараж...
- А его "Москвич"?
- Стоит у дома.
- Надо перекрыть все вокзалы, аэропорт, - сказал
Корнилов. И добавил: - Если не поздно.
- Сделано. Фото размножили. Я тут спозаранку всех на
ноги поднял.
- Своему начальнику позвонить времени не хватило? -
Корнилов сказал эту фразу ворчливо, а сам с удовлетворением
подумал о том, что Бугаев сделал все так, как сделал бы он
сам.
- Я подумал, товарищ полковник, что вам сегодня ночью
спать не придется.
- Может быть, он поехал к своему семейству на дачу? -
высказал предположение Корнилов, никак не среагировав на
фразу майора.
- Попрощаться перед дальней дорогой? Ну, уж нет!
По-моему, сентиментальность не в его характере. Если
Лазуткин почуял, что запахло паленым...
- "Москвич" под наблюдением?
- И квартира. И заводской гараж.
- Фотография Лазуткина есть?
Бугаев достал из папки и положил перед полковником два
фото - молодого, угрюмого парня, напряженно смотревшего в
объектив, и сделанное Котиковым в квартире с камином.
Узнать Лазуткина по затылку было невозможно, но Корнилов
все-таки внимательно, сантиметр за сантиметром, стал
сравнивать изображения. Его внимание привлекло левое ухо
Лазуткина - это была единственная часть, повторявшаяся на
обеих фотографиях.
Бугаев поднялся со стула и встал за спиной у полковника,
с нетерпением ожидая, что скажет Корнилов. Наконец, не
выдержал:
- Уши, товарищ, полковник! Правда?
- Есть отдаленное сходство, - с сомнением сказал
Корнилов.
- У экспертов тоже такое впечатление.
- Про "отдаленное сходство"? - уточнил полковник. - А
кроме впечатлений, у них есть что-нибудь поконкретнее?
- Так ведь "пальчики"!
- Ты бы сел, Семен, - сказал Корнилов. - Не люблю, когда
у меня за спиной стоят. - И когда Бугаев сел на стул,
добавил: - "Пальчики" - главное. А из этого сходства мало
чего следует. Определенный тип уха - без мочки, и только.
Да у семидесяти процентов людей такая форма уха. Ты показал
фото тому алкоголику, которого Белянчиков задержал?
- Юрий Евгеньевич показал. Еременков так обрадовался,
словно родного отца увидел. "Игореха, - кричит, - нашелся!"
- Кого ты пошлешь в Малое Поддубье? - спросил Корнилов.
- Лебедев и Сергеев уже готовы, товарищ полковник.
- Я дам команду - в Гатчине их встретят местные товарищи.
- Управятся вдвоем, - запротестовал Семен, но Корнилов
сказал жестко: - В Гатчине встретят! Не хватало нам, чтобы
он по лесам со своим оружием бегал. Сейчас всюду дачники,
туристы...
Лазуткин добирался из Малого Поддубья в Ленинград на
грузовой машине. Теперь, когда деньги лежали в портфеле, на
душе стало немного легче. Все эти дни он прожил, как в
бреду, сжав зубы и стараясь не думать про большой пустынный
дом, про комнату, пропахшую псиной, и грудастую нимфу выдрав
которую из стены, он увидел шкатулку старика Грачева. От
одной мысли о том, что могло лежать в этой шкатулке, у
Лазуткина замирало сердце. "Если этот жлоб отвалил мне за
кольцо столько денег, сколько же осталось там?" - думал он,
приходя в ярость.
Крупный молчаливый водитель "КамАЗа" насвистывал
незатейливый мотивчик, и Лазуткину хотелось поддать парню
локтем в поддых, чтобы заткнулся. Этот мотивчик мешал ему
думать. "Ладно, ладно, - успокаивал он себя. - Может быть,
и не было ничего в шкатулке. Какие-нибудь старые бумаги, о
которых и старик ничего не знал. Не мог же он подохнуть и
никому не оставить свои деньги? Небось, набежали
родственнички! А мне и этого хватит". - Лазуткин легонько
побаюкал лежащий на коленях портфель.
После того, как вчера вечером Валентина Олеговна
намекнула Антону, что им интересуется уголовный розыск,
Лазуткин бежал из города, моля бога, чтобы его не арестовали
по дороге на дачу. Он решил взять деньги и тут же, ночью,
податься в сторону Пскова. Но в деревне было тихо и
спокойно, такой умиротворенностью веяло от застывшего в
безветрии ночи сада, так обрадовалась его приезду жена, что
он решил остаться. Да и не хотел пугать жену внезапным
отъездом. И, главное, не хотел, чтобы она видела, как
достает он деньги из заветного местечка. Утром он сделал
все это незаметно, а свой отъезд объяснил тем, что везет
директора в Новгород, в командировку.
- А как же тетя Руфина? - удивилась жена. Руфине
Платоновне, тетке Лазуткина, исполнялось шестьдесят лет.
Они не были у нее очень давно и, получив красочную открытку
с приглашением на юбилей, собирались на нем побывать.
- Заглянем к ней через неделю. По-свойски. Так душевнее
будет. А сегодня сослуживцы набегут...
Жена посмотрела на Антона с подозрением. Наверное,
почувствовала фальшь в его слишком бодром голосе. Но
протестовать не стала.
Кроме денег, Лазуткин положил в портфель и номера от
автомашины. Он снял их однажды ночью, когда еще работал в
"Скорой", с "Москвича", на котором возили главного врача.
Снял "просто так", про запас, благо никто не мог его
заметить и даже заподозрить. Увидев в тайничке номера,
Лазуткин сразу вспомнил про свой "Москвич", который
собирался бросить в городе на произвол судьбы. Собственно,
не совсем "на произвол судьбы" - "Москвич" был записан на
жену, и у Антона имелась тайная мысль, что деньги от его
продажи помогут семье. "На первое время".
"Если сменить номера, - подумал он, - можно выбраться из
города на машине. И заехать ой как далеко..."
Когда Лазуткин вылез из "КамАЗа" у метро "Московские
