грудь. Я попытался заговорить, но губы обгорели от ветра и солнца. Я
понял, что на мне шлем, а разговаривают с помощью микрофонов. Держит меня
руками Завала и что-то шепчет мне на ухо. Завала говорит:
- Конечно, при взгляде извне все культуры в равной степени кажутся
злыми, но если заглянуть изнутри, увидишь, что большинство апельсинов
заражены раком. Поэтому у тебя такое зловонное дыхание. Ты слушаешь людей,
запрограммированных социальными инженерами. Но я знавал людей, у которых
была заменена хромосома 116 в гене 21755394200001, и у них повышенная
сопротивляемость к вирусам посещения. Сунь нож такому в живот, ты, везучий
cabron [козел (исп.)], и увидишь, как засияют его глаза.
Я всмотрелся в дымку. Завала меня не держит. На меня смотрит
крошечными черными глазками в складках жира улыбающаяся пурпурная морда
речного дракона.
Я снова потерял сознание. Надо мной светились два глаза, один синий,
другой белый. Это Флако, а злобной идиотской улыбкой ему служит вспышка
молнии. Голосом грома он заговорил:
- Hola, Анжело! Где ты был? Мы все ждем тебя здесь в раю, вечеринка
сейчас начнется. У разносчиков на ярмарке есть durnos [персики (исп.)] -
со вкусом бананов и запахом цветов страсти.
- Прости, - сказал я. Не мог понять, где нахожусь. - Я заблудился.
Война. Я был очень занят - убивал людей.
- Ха! Это плохо! Вот что случается, когда служишь злому обществу, -
фыркнул Флако.
Его обвинение врезалось в меня, как скальпель.
- Нет! Я не служил злу! - Но тут же вспомнил свою юношескую клятву
дону Хосе Миранде: много раз я клялся служить обществу и завоевать его
благодарность. А потом вспомнил, как сообразил, что нахожусь в обществе
убийц. И в словах Флако правда. Я слуга злого общества.
- Верховный жрец конгрегации демонов, - сказал Флако. - Не отпирайся.
Бесчеловечные социалисты. Годятся только на удобрение сада. Но, ах, у нас
durnos твоих любимых сортов. С вкусом банана, с запахом цветов страсти.
Какие хочешь?
Он взглядом требовал ответа. Глаза его сверкали. Они проникали в
самый центр моего существа.
- Бананы! - закричал я.
- Ха! Ответ неверный!
И я понял, что должен был попросить цветов страсти, страстоцветов, -
чтобы жизнь моя наполнилась страстью. Даже Завала знал бы верный ответ.
- Прости! - закричал я.
Я смотрел на темную тучу, за ней только что исчезли Роджин и Шинджу.
Мы в пустыне, перед нами край каньона.
Рядом со мной Абрайра; опираясь на поручень, она держит меня руками и
успокаивает.
- Успокойся, - говорит она, - успокойся. Она снимает свой
шлем и надевает мне на голову. Шейное кольцо мне не соответствует, и я
слышу пробивающиеся запахи. Ветер бьет словно кулаками, машина дрожит,
передо мной над каньоном торчит в небо, как палец, скала высотой метров в
пятьдесят. И от этой скалы исходит поток синих и серебристых призрачных
фигур, похожих на полоски материи или ветви ивы; они в тишине поднимаются к
небу.
Все смотрят на них.
- Вы только поглядите! - благоговейно говорит Мавро. - Видели
когда-нибудь подобное?
Слышится шелест песка и камни.
Все просто сидели и молча смотрели, и я наконец понял, что это просто
стая биолюминесцирующих oparu no tako, они поднимаются в восходящем
термальном потоке над каньоном и еще выше в воздух. Брюхо у них светится
голубоватым светом, а тепло их тела мои глаза регистрируют как платиновый
блеск. Красная молния ударила в дальний край каньона.
Мавро включил двигатель. И двинул машину по краю пустыни.
Ветер свистел в моем шлеме. Каньон, который мы огибали, как трещина в
мире, и мне все время казалось, что мы в нее упадем. Я начал дышать
тяжело. Закрыл глаза, постарался блокировать все ощущения. "Думай о
чем-нибудь другом, - решил я. - Займи свой мозг". Я попытался представить
свой дом в Панаме, добрые времена на ярмарке. Боль стала невыносима. Я
застонал.
- Ты не спишь? - спросила Абрайра. Она наклонилась ко мне, чтобы
услышать ответ. Микрофон в моем шлеме отключен, поэтому она коснулась
передней части шлема, чтобы слышать.
- Si.
- Что случилось? Ты кричал на нас, потом начинал смеяться. Я думаю,
это от удара по голове. Но почему ты только сейчас сдал?
- Сенсорная перегрузка, - ответил я. - Экошок. Слишком много чуждых
запахов и звуков. Не могу этого выдержать.
- Мы привыкали два года, - сказала Абрайра. - Через шесть месяцев
симулятор добавил звуки и запахи.
- Да, так и должно быть. Постепенно привыкать к местности. - Я лег и
закрыл глаза. Хотел снять шлем, чтобы потереть виски.
- Что мы можем для тебя сделать? - спросила Абрайра.
- Оберните мне шлем чем-нибудь. Нужно отрезать все звуки и запахи.
Это поможет. А потом просто разговаривай со мной, чтобы я отвлекся.
Я услышал шелест ткани, и Абрайра начала оборачивать мне шею.
- Я могу сверху наложить смолистое покрытие и совершенно изолировать
тебя, но не знаю, как подействует запах, - сказала она, работая. - О чем
ты хочешь поговорить?
- Мне приснился плохой сон, - сказал я. - Покойный друг обвинил в
том, что я служу злому обществу.
Абрайра легко рассмеялась.
- Наверно, так и есть. Если правду утверждают социальные инженеры -
любое общество злое, тогда всякий, кто служит обществу, служит злу.
Она сказала это так легко, что я не поверил, что она понимает мою
тревогу.
- Ах! Ах! Но если общество злое, тогда нужно задать вопрос: что есть
зло? - Я почувствовал, что выход есть: если я запутаю вопрос в философских
аргументах и спорах, то чувство вины, которое грозит поглотить меня,
ослабнет.
Перфекто, сидевший у пушки, сказал:
- Нарушение территории другой личности - вот в чем корень всякого
зла. Таково простейшее определение зла.
Его слова удивили меня, отчасти потому что микрофон мой был отключен
и я думал, что он меня не слышит, а отчасти из-за полной неожиданности его
ответа.
Перфекто продолжал:
- Когда человек ворует, он нарушает территорию другого. Когда
убивает, нарушает территорию другого. Когда спит с чужой женой, тоже
нарушает территорию. Когда клевещет на тебя, лишает тебя доброго имени,
которое ты заработал своими поступками. У людей все моральные нормы
основаны на территориализме. И всякое зло возникает при нарушении чужой
территории.
Ответ Перфекто показался мне совершенно неожиданной концепцией, и я
спросил:
- Тогда что же такое добро?
Перфекто ответил:
- Допуск чужого на твою территорию, отказ от собственного
территориализма: хорошо раздавать свои деньги бедным. Хорошо отдать одежду
нагому. Хорошо приютить бездомных в твоем доме. Добро - это когда ты
увеличиваешь чужую территорию, уменьшая свою. Вы, люди, считаете, что
добро - это отказ от территориализма.
Я не мог принять такую упрощенную философию. Возможно, Перфекто
просто хочет отвлечь меня своим спором. Поэтому ловит меня на приманку
своих аргументов. Впрочем, он уже говорил нечто подобное, сказал, что я
убивал, защищая свою территорию. Но я не думал, что он выработал целую
философскую систему, основанную на территориализме. Я обдумал его слова.
- Мне кажется, что существует добро и зло, не имеющее отношения к
территориализму, - сказал я, хотя не мог тогда и не могу сейчас привести
пример, не связанный с этой концепцией.
Перфекто немного подумал.
- Нет, территориализм - единственное мерило, с помощью которого вы,
люди, определяете добро и зло. Некоторые моральные нормы не имеют
отношения к добру и злу, они просто определяют человека как элемент своей
культуры, и поэтому вы, люди, иногда воображаете, что добро и зло
относительны, что у них нет основы в биологической или духовной
реальности. Например, правоверный еврей может счесть другого еврея,
отрицающего необходимость обрезания, злым, но за пределами этой культуры
все понимают, что принятие обрезания или отказ от него - не вопрос морали.
Это просто утверждение своей принадлежности к культуре. Ты носишь именно
такую одежду и употребляешь именно такие невербальные средства, просто
обозначая свое членство в культуре. Если ты неожиданно станешь одеваться
во все черное и подолгу гулять после полуночи, другие члены твоей культуры
решат, что ты зол и опасен. Вы, люди, всегда определяли добро и зло
исключительно на территориальных инстинктах. Вот что такое добро и зло. Я
удивлен, что ты не заметил этого в последние четыре тысячи лет. Я...
Я оборвал его. Мне пришла в голову мысль, вызывающая мысль.
- Тогда согласно твоей теории морали, Перфекто, поскольку твой
инстинкт территориализма искусственно генетически усилен, разве ты не
станешь утверждать, что вы, химеры, моральнее людей?
Мне этот вопрос показался очень важным, так как социалисты
утверждают, что улучшают мораль людей, ослабляя их территориализм. Они
считают, что истинный коммунизм будет достигнут только тогда, когда мы
будем думать о себе не как об индивидуумах, но только как о части целого.
Другие социалисты говорят, что это только приведет к появлению расы
лентяев, у которых не будет никаких побудительных мотивов для увеличения
производительности труда.
- Может быть. Мы инстинктивно лучше сознаем, что социально приемлемо
для нас. Мы, химеры, меньше расположены нарушать территорию других, но мы
также совсем не расположены отдавать собственную территорию. Но, возможно,
степень территориализма не имеет значения. Значение имеет только действие
по отношению к собственной территории и территории других. И когда мы
грешим, мы платим дороже - чувством вины.
- Тогда почему ты участвуешь в этой войне? Почему не признаешь
территорий Мотоки и ябадзинов? Почему ты убил Люсио?
Перфекто повесил голову и не ответил. Абрайра негромко, но сердито
сказала:
- Мы, химеры, не уважаем вашу территорию, потому что вы, люди,
никогда не уважали нашу. Вы всегда боялись нас - потому что мы не такие,
мы сильнее вас, умнее и искуснее. И поэтому люди отбирали у нас дома,
отказывали нам в равной плате, старались лишь нас самоуважения. Люди
утратили право на то, чтобы с ними обращались как с равными в морали. Ты
спрашиваешь, почему Перфекто убил Люсио. Он сделал это ради тебя! Чтобы ты
сам не...
- Довольно! - закричал Перфекто.
Абрайра продолжала:
- ...чтобы ты сам не испытывал бремени вины за убийство Люсио. Он
видел, как мучит тебя вина...
- Молчи! - кричал Перфекто. Из его горла послышалось рычание, он
дрожал всем телом. Я понял, что он плачет. И что Абрайра права. Перфекто
убил Люсио, чтобы принять на себя мою вину, и налил себе чашу, которую не
смог осушить.
Я снова уснул, и на этот раз злые сны не преследовали меня. Однажды
проснулся ненадолго: бушевала буря, подобной которой я не видел; вокруг
темно-красная ночь, грохочет гром. Прямо впереди поднимались три смерча,
но я остался к этому равнодушен. Перфекто вел машину, Абрайра лежала на
полу рядом со мной, голову она обернула тканью, чтобы защититься от
жалящего песка. Я снова задумался о философии территориализма Перфекто и
сквозь нее взглянул на собственные представления о добре и зле. И хотя
согласился, что могу взглянуть на все с его точки зрения, словно теперь
его философия определяет и мои мысли, я все же попытался отыскать пробелы
в его логике. Не мог поверить, что химеры генетически созданы так, чтобы
быть моральнее людей. Но я вспомнил никитийских идеал-социалистов, того
нетерриториалистского человека, которого они мечтали создать; вспомнил
рассказы о бесчеловечных убийствах, совершенных химерами. И долго думал об
