выстрелю, или на нее не действует симулятор?
А Тамара стояла передо мной среди всего этого шума. Платье ее,
раздуваемое ветром, стало белым, как молния, а лицо было бледным и
прекрасным. Она достала из ложбинки меж грудей небольшой украшенный
деревянный ящичек.
Открыла ящичек и показала мне. В нем лежало маленькое сердце,
размером с собачье; оно билось, словно его только что вырезали из живого
тела. И сквозь весь этот шум я слышал удары этого маленького сердца.
- Слушай. Слушай. - Она поднесла ящичек к моему лицу. Биение стало
громче. Крики и вопли обезьян, шум ветра отступили на второй план. Стук
сердца звучал мягко и настойчиво. - Научись бегло владеть... мягким
языком... сердца.
Я посмотрел Тамаре в лицо. Из ее глаз лились слезы. Ее неистовые
глаза.
- Вот что... я... сейчас... чувствую. Вот что... значит... жить.
Она схватила маленькое сердце двумя пальцами и сунула мне в грудь.
Все равно что дышишь ветром с поля мяты и греешься на солнце - нервы во
всем теле ожили. Я как будто двинулся вверх и наружу, прошел невидимую
стену, за которой остались боль, усталость и страх, а теперь стою в
приятном теплом месте, в центре самого себя, где есть только радость. Я
ощутил эмоции Тамары - ее спокойствие, благодарность, которую она
испытывает ко мне за то, что я помог ей сбежать с Земли, и сочувствие,
такое живое, такое сильное, что кажется непреодолимым. Она видит во мне
сломанную куклу, маленькое существо, которое очень хочет починить.
Я хотел рассмеяться над тем, как она представляет себе меня. Хотел
сказать ей, что я не сломан. Но собственное тело казалось страшно далеким,
и я не мог дотянуться до него.
Она отдернула руку, убрала маленькое сердце, и я упал на землю.
Тепло, сочувствие, энергия - все вытекло из меня. Я попытался
почувствовать что-то. Порадоваться воздуху, вливающемуся в легкие,
потрогать пальцами землю, коснуться глины. Но я ничего не чувствовал.
Пальцы мертвы, а воздух кажется застоявшимся и пустым. Я пуст. Заброшен. Я
попытался вспомнить только что испытанное ощущение, вспомнить, каково это
- любить. Но разве я любил когда-нибудь? Я не позволял себе никаких
сближений с людьми тридцать лет, со смерти жены. А в тех редких случаях,
когда я испытывал что-то в груди, я не позволял себе действовать.
Отступал. Все эти годы я делал вид, что служу обществу, изображал
сочувствие, потому что верил в него на интеллектуальном уровне. Я поступал
так, потому что это хорошо в теории. Но разве хоть однажды я чувствовал
боль других?
Если и чувствовал, то сейчас не мог этого вспомнить, оживить.
Я прислушался к звукам собственного сердца. Но внутри ничего не было.
Я действительно сломанная кукла, пустая и безжизненная, и, вероятно,
починить меня невозможно.
Я начал смеяться - пустым смехом, который постепенно перешел в
рыдания. Упал к ногам Тамары, хватал ее за ноги и плакал от жалости к
самому себе. Она протянула руку и гладила меня по голове, пока я не
успокоился.
И отключился.
Я последним отключился от симулятора. Кейго заново проигрывал
схватку, и на миниатюрной голограмме мы были разбросаны по всему полу. Мы
отступили из соленых болот в лес перед ябадзинами. Я упал с машины, снял
свой разбитый шлем, встал и прошел к краю болота - как раз навстречу
ябадзинам. Они застрелили меня и преследовали моих товарищей. Мне
потребовалось много времени, чтобы умереть в симуляторе.
Тамара изъяла все следы нашего разговора.
Кейго вместе с нами просмотрел схватку, указал на наши ошибки.
Несколько явных ошибок он пропустил - в обычном состоянии этого никогда бы
не произошло - и казался невнимательным. Потом снова подключил нас, и мы
оказались в море. И пробыли в симуляторе всего несколько минут, как Кейго
снова отключил меня.
Остальные по-прежнему безжизненно сидели на своих местах, захваченные
иллюзией. Куколки стрекозы. Хозяин Кейго стоял у машины. Он казался
расстроенным. Доверенное лицо по вопросам культуры Сакура стоял рядом с
ним.
Хозяин Кейго сказал мне:
- Сними защиту и немедленно отправляйся за Сакурой.
Я подумал, в чем провинился, и стал снимать защиту. Сакура помог мне
раздеться - необыкновенное происшествие. Японцы тщательно избегали
притрагиваться ко мне во всех случаях, и мне казалось, что они себя
считают оскверненными такими прикосновениями.
Пока мы работали, Сакура негромко говорил:
- Ты морфогенетический фармаколог, верно? Знаешь, как действовать
генным резаком? Разбираешься в вирусах?
- Конечно, - ответил я.
- А что ты знаешь о военных вирусах? Тех, что использовались в
биологических войнах?
Я колебался. Об этих вирусах не принято говорить. Они слишком опасны,
чтобы говорить о них открыто. Волосы у меня на затылке встали дыбом.
Разговор мне не нравился. Они хотят, чтобы я изготовил вирус, подумал я.
Получили дурные новости с Пекаря и хотят уничтожить там все. Начать все
заново.
- Я кое-что знаю о вирусном оружии. Но как создавать вирусы, не знаю,
- солгал я. Основные сведения об этом я знал.
- Ах, нет! Мы не хотим, чтобы ты создавал их, мы хотим бороться с
ними. В модуле В вспышка вирусной инфекции. Очень серьезная.
Сердце у меня забилось сильнее. Я не мог представить себе, что наш
корабль превращается в зачумленный. Я знал, что мы изолированы от модуля
В. Но я же видел рабочего, переходящего из модуля в модуль.
- Какая часть корабля заражена? - спросил я.
- Мы не знаем. Работники из модуля В сообщают о нескольких случаях,
все за последние три часа, и болезнь быстро распространяется. Они считают,
что больше дня не продержатся. Здесь ни у кого нет симптомов.
Я кончил снимать защитный костюм, и Сакура провел меня по коридору к
лестнице. Мы достигли восьмого уровня, и Сакура нажал трансмиттер.
Открылся шлюз, мы вошли в него. Эта часть корабля оказалась больше, чем я
ожидал. Большие помещения, где размещаются механизмы для приготовления
пищи, стирки, глажки, очистки воды, очистки воздуха. Мы вошли в небольшую
комнату, где уже находилось трое латиноамериканцев. Они сидели у
компьютерного терминала, задрав ноги, и следили за работой компьютера.
Выражение у них было встревоженное, но они, казалось, не торопятся. Это
немного успокоило меня.
В комнате находились два рентгеновских микроскопа, несколько
синтезаторов ДНК - очевидно, вспомогательное медицинское оборудование,
которое должно использоваться наряду с оборудованием лазарета вверху. На
верху компьютера располагался небольшой интерком. Канал был подключен к
лазарету модуля В. Я слышал кашель, бред и взволнованные голоса.
Сакура ушел.
- Я Фидель, из отдела иммунологии. Это Хосе, - сказал маленький
человек у ближайшего терминала. Он кивнул в сторону химеры с серебряными
глазами, очень похожими на глаза Абрайры. - Он выполнял кое-какие работы
по созданию своих младших братьев в Чили. А наш друг Хаун Педро вон там,
он из пищевого отдела.
Я посмотрел на Хуана Педро, высокого худого человека с курчавыми
волосами. Он на корабле занимается выращиванием различных протеинов,
добавляемых к водорослям, которые мы едим. Однообразная работа, требующая
незначительных познаний в области генной инженерии: все протеины, которые
он готовит, имеются в рецептах, и всю работу могут выполнить синтезаторы
ДНК. Но все же он должен быть знаком с оборудованием.
- Так ты тот, что делает нашу пищу? - спросил я. - Напомни мне, чтобы
я убил тебя попозже.
Хуан Педро опустил голову.
- Все этого хотят.
Фидель подозвал меня к терминалу и набрал несколько команд.
- Вот с чем мы имеем дело.
На экране появился вирус типичной внешности - крошечный чистый овал -
примерно 24 микрона в диаметре, но у него есть хвост. Обычно такие хвосты
бывают у вирусов, нападающих на бактерии. Внутри простой круг
генетического материала, около 40 тысяч аминокислот длиной.
- Химера? - спросил я. Термин "химера" применяется к любому
созданному геноинженерами существу, которое несет в себе черты другого
вида: то ли это бактерия, производящая инсулин, то ли более сложный
организм Перфекто или Абрайры.
- Похоже, - ответил Фидель. - Но он не вводит через хвост в своего
хозяина ДНК, поэтому это не сложная химера. Клетки хозяина поглощают
вирус. Хвост он использует, только чтобы ускорить движение.
Вирус воспроизводится так: он вводит свой ДНК в клетку хозяина, тем
самым преобразует ее репродуктивную систему, и она начинает производить
множество копий вируса. Вирусы, размножающиеся в живых существах, часто
отрезают целые секции ДНК клеток хозяина и потом используют их для
производства своего потомства. Когда вирус готов покинуть клетку хозяина,
он либо "прорастает", либо просто разрывает стену клетки. Обычно в таком
случае клетка хозяина погибает. И так как наш вирус - биологическое
оружие, можно ожидать, что он разрывает клетку, выпуская сотни собственных
копий.
На окне в углу экрана компьютера видны были десятки различных
антител. Они должны прикрепляться к вирусу, чтобы привлечь к его
уничтожению лимфоциты. Информация на компьютере показывала, почему все
просто сидят. Ждут, пока синтезатор ДНК создаст антитела.
- Похоже, я опоздал, - заметил я. - Работа уже выполнена.
- Si, - ответил Фидель. - Генетики в модуле В работали над этим всю
ночь. Работа уже сделана. - Он нажал кнопку, и на экране компьютера
появились последовательности ДНК вируса, которые руководят капсидом,
внешней протеиновой мембраной вибриона, клетки вируса. Рядом виднелось
генетическое изображение внешней мембраны нейрона, нервной клетки
человека. И они были почти одинаковы. Капсид вируса удивительно совпадает
с мембраной нейрона. Следствия этого очевидны: все, чем мы будем бороться
с вирусом, уничтожит заодно и нервную систему пациента.
- Когда мы начали искать этот вирус, он казался невидимым: ни одно
наше антитело к нему не приставало. Вначале мы думали, что вирус настолько
чужд по своему строению, что человеческие антитела его просто не
распознают. Но мы проделали анализ капсида и обнаружили, что он аналогичен
мембране нейрона и антитела не нападают на него, потому что считают частью
человеческого тела. И все наши антитела начинают уничтожать и нейроны. С
антивирусными химикалиями та же проблема. Все они смертельны. Есть
какие-нибудь предложения?
Я напряженно думал. Первое, что пришло в голову, - субвирусы,
крошечные паразиты, которые нападают на вирусы и уничтожают их, но я был
уверен, что это они уже испробовали. Я слышал как-то о человеке, который
создал искусственную иммунную систему. Он вывел бактерию, поедающую вирус,
и затем настроил ее таким образом, что она становилась очень восприимчива
к действию пенициллина. Вначале бактерия уничтожает вирус, а затем врач
уничтожает бактерию с помощью пенициллина. Но любая искусственная иммунная
система, созданная нами, будет уничтожать нерв, словно врага.
В интеркоме прозвучало сообщение, адресованное еще не заболевшим в
модуле В.
- Всякий, кто за последние двадцать четыре часа не пил воду и у кого
нет повышенной температуры, пожалуйста, явитесь на восьмой уровень для
срочного помещения в криотанки чрезвычайного положения. Все остальные
оставайтесь в своих комнатах. Не ходите в лазарет.
Я посмотрел на Фиделя.
- Они хотят заморозить тех, кто в лучшем состоянии, - сказал он. -
Надеются, что когда мы найдем решение, сможем их спасти.
