как я могу убедить вас сохранить жизнь вашим врагам, пока мы не выиграем
войну на Пекаре?
Мы не знали, что ответить, и потому ничего не сказали.
Он продолжал:
- Если вы начнете драку с химерой Люсио и его людьми, я убью вас за
то, что вы не подчинились моим приказам. Я говорил с хозяином Масаи,
тренером Люсио. Если Люсио и его люди начнут драку с вами, их убьет Масаи.
Абрайра сказала:
- Мы будем сдерживаться до окончания войны на Пекаре. Но Люсио твое
решение не остановит, особенно теперь, когда он ранен.
Кейго потер подбородок. Он сказал:
- Масаи говорил с людьми Люсио. Они понимают. Они тоже согласились на
временное перемирие.
- Придурки! - сказала Абрайра, как только мы вышли из боевого
помещения. - Люсио собирается напасть на нас. Вероятно, он сейчас смеется,
думая, что одурачил нас этим перемирием! - Она нервно шла по коридору,
держа руку у рта. - Анжело, как сильно ты порезал Люсио?
- Глубокий порез, - ответил я. - Я ему разрезал один глаз и нос.
Большую часть ночи проведет в операционной. И несколько недель не будет
видеть этим глазом.
- Хорошо. Сегодня вечером изготовим оружие. Можно расколоть твой
сундук и сделать деревянные кинжалы - что-то, чем можно защищаться.
Я вздохнул, мне не хотелось терять семейное наследие. Но она права.
Нам нужно оружие. Мы поднялись по лестнице на первый уровень, и к концу
подъема я совершенно выбился из сил.
В коридоре мы увидели мертвеца: он лежал точно так же, как раньше.
Горячий ветерок по-прежнему дул на него, вздымая волосы, а он смотрел в
потолок, подняв одну ногу. Мы подошли к нему, и мне не хотелось поднимать
ногу и переступать через него. При тяжести в 1,5 "g" казалось каким-то
адским замыслом оставить здесь тело и заставить нас перебираться через
него.
Мавро шел первым. Подойдя к трупу, он пнул его в спину.
- Кто оставил здесь Маркоса? - закричал он. - Почему никто не убрал
его?
Он снова пнул труп, на этот раз в ягодицы, и нога Маркоса упала.
Мавро перешагнул через его тело.
Маркос черными, непрозрачными глазами смотрел в потолок. Я увидел
сходство с лицом Тамары, когда она глазами зомби смотрела в потолок. И
снова почувствовал странную тягу, желание найти ее, узнать, что с ней все
в порядке. Но желание слабое, я подавил его и переступил через труп. Она
уже несколько дней в сознании, но не связалась со мной. Я для нее ничто. И
то, что я по-прежнему о ней думаю, показалось мне шуткой.
Мы добрались до своей комнаты, и Абрайра начала опустошать мой
тиковый сундук. Достала сигары, лежавшие на дне, и спросила:
- А эта книга тебе нужна?
Она держала в руках небольшую книгу в кожаном переплете, красного
цвета, с потрепанными страницами. Эту книгу я взял у Эйриша - "Святое
учение Твила Барабури".
- Конечно, - ответил я, думая, что духовное просвещение мне как раз
сейчас необходимо.
Она бросила мне книгу. Я подхватил ее и наудачу прочел стих: "Истинно
говорю: не грех для праведного убить неверного, ибо разве не сам Господь
поклялся уничтожить злых? Поэтому убивай неверных и осуществляй дело
Господа".
Я рассмеялся и бросил книгу на пол. Мне казалось, что святое учение
должно быть несколько более святым. И какая ирония, что из всех книг на
Земле я прихватил с собой именно эту! Но то, что эта книга нравилась
Эйришу, конечно, имеет смысл.
Я продолжал думать о мертвеце в коридоре. Меня беспокоили его
открытые глаза. Очень напоминают глаза Тамары.
Я вернулся, нашел труп и закрыл ему глаза. Но совершенно напрасно.
Образ Тамары не так-то легко изгнать из сознания. Пока труп лежит здесь,
он будет меня раздражать. И я подумал, не оттащить ли его в лазарет.
В лазарете есть специальный желоб, ведущий в помещение двигателей.
Тело спустят по этому желобу, и его масса будет преобразована в энергию и
поможет двигать корабль или превратится в еду и воду. Но я не могу отнести
труп в лазарет. Там Люсио. Я решил оттащить тело к лестнице и сбросить.
Оно упадет на восемь уровней, и те, кто живет внизу, отнесут его в
лазарет.
Меня отыскал Перфекто. Он подошел, неслышно ступая босыми ногами.
- Что ты здесь делаешь один?
- Хочу избавиться от этого, - ответил я.
Он кивнул, схватил труп за ногу и развернул вдоль коридора. Я взял за
вторую ногу. Труп расползался и приклеивался к полу. Без Перфекто мне бы
не дотащить его до лестницы. Мы подтащили тело к колодцу и приготовились
сбросить его вниз. Лестница похожа на те, что ведут в канализацию: круглая
дыра и ступени, уходящие на восемь уровней вниз. Можно одновременно
двигаться в противоположных направлениях. В любой момент на лестнице могут
находиться двадцать человек. Мы смотрели, как люди поднимаются и
опускаются, и ждали возможности сбросить труп.
Перфекто что-то задумал, но не решался сказать. Наконец он набрался
решимости.
- Знаешь, Мигель говорит, что хочет чаще тебя видеть. Он к тебе
привязан.
- Он и так держится поблизости. Меня это душит, - ответил я.
- Он очень хочет тебя видеть. Очень. Если Люсио начнет завтра Поиск,
Мигель хочет помочь тебе.
Я колебался. Перфекто излишне опекает меня. Но я не мог представить
себе, что и Мигель к нам присоединится. Однако кто знает? Большинству на
корабле, кажется, все равно, если их убьют. Мигель может быть одним из
таких людей. Неужели он бросится в огонь спасать меня, только потому что
привязан?
- А каково это - быть привязанным? - спросил я.
Перфекто пожал плечами:
- Не знаю, смогу ли я объяснить. Слова редко могут выразить эмоции.
Похоже... похоже вот на что: я был в больнице, когда родился мой первый
сын. До этого у меня было две дочери, и я не очень надеялся. Но когда я
увидел сына, увидел, как он красив, хоть я его отец, я поднял ребенка и
хотел ему только добра. Хотел, чтобы в мире его ждало только хорошее. -
Перфекто говорил хриплым голосом. Он редко говорил о своей семье. - Такое
чувство я испытываю и к тебе, Анжело, желание, чтобы тебя ждало только
хорошее. И Мигель испытывает то же самое.
Интеллектуально я мог понять такую эмоцию. У меня самого никогда не
было детей, но хоть разделить это чувство я не мог, но понимал его.
- Очень чистое чувство. Я бы хотел испытать нечто подобное. - Я
порылся в своих ощущениях и нашел только пустоту. - Я удивлен, как ты,
испытывая такие чувства, смог оставить семью.
В глазах Перфекто показались слезы, он помигал.
- Когда я узнал, что моя жена занимается любовью с другим мужчиной, я
хотел умереть. И записался на Пекарь в поисках смерти. И так как
корпорация Мотоки платит непосредственно моей семье, я решил, что мои дети
будут хорошо обеспечены те двадцать два года, которые требуются, чтобы
долететь до Пекаря. А после моей смерти получат страховку. Мне казалось
это превосходным планом - пока я не увидел тебя. В тот момент у меня
словно родился сын. Ты теперь моя семья. И то же самое испытывает Мигель.
Ты позволишь нам защищать тебя? - Губы его дрожали от возбуждения, пока он
ждал моего ответа. Я посмотрел на его густые волосы, на трехмерную
татуировку зверя - зверь тоже возбужденно дрожал. И мне показалось
странным, что он испытывает ко мне такое сильное чувство.
- Нет. Я буду сам сражаться в своей битве. И если меня убьют, вы с
Мигелем через неделю найдете кого-нибудь еще. И забудете обо мне.
- Это не так легко. Привязанность нельзя порвать. Если тебя убьют,
Мигель никогда не забудет чувства потери и своей вины.
Я пожал плечами. Мигель меня не интересовал. И на Перфекто у меня нет
сил. Я не могу открываться навстречу боли других. За последние недели
психическое напряжение симулятора, беспокойство, страх, усталость, шок от
собственной жестокости и жестокости других превратились в поток,
затопивший меня. Вначале мне казалось, что я справлюсь. Но я только
защищался. Больше ничего не мог сделать. Чувствовал, что если открою
шлюзы, сойду с ума. Если позволю себе посочувствовать одному, беды всех
остальных обрушатся на меня. И я подавлял собственное сочувствие,
производил эмоциональное кастрирование.
И в этот момент хотел только одного - сбросить тело с лестницы.
Забота Перфекто обо мне казалась странной, несовместимой с тем, что я
знал о химерах. Даже забавно. Из чистой жестокости я сказал:
- Ты ведь знаешь, что только генетическое программирование заставляет
тебя заботиться обо мне?
Перфекто ответил:
- Знаю.
- Любовь с первого взгляда. Страсть, вызванная генетикой. Ну,
наверно, это все же лучше, чем никакой страсти. - Мне показалось это
остроумной шуткой. И моя собственная способность сочувствовать ускользала.
Перфекто лучше меня. Он по крайней мере способен хоть кому-то
сочувствовать.
Лестница расчистилась, и мы столкнули тело вниз. Оно пролетело два
уровня, ударилось, перевернулось в воздухе, зацепилось ногой и повисло.
Тело раскачивалось головой вниз.
Оно задержалось у самого входа в лазарет. Даже если бы мы нарочно это
планировали, вряд ли справились бы лучше. Мы некоторое время смотрели, как
оно качается, потом я импульсивно спросил:
- Если бы там висела мертвая Абрайра... или Мавро, тебе не было бы
все равно?
Перфекто ответил:
- Мне всегда нехорошо, когда умирает кто-то рядом, но я не стал бы
особенно печалиться.
- Почему?
- Я с того самого времени, как попал на корабль, знаю, что многие из
нас умрут. В нашем контракте Мотоки гарантирует, что выживет 51 процент,
но это значит, что половина из нас умрет. Поэтому я заранее решил не
горевать.
Может, я подсознательно тоже реагировал на неизбежность смерти
многих? И потому умерла моя способность к сочувствию? После смерти матери
я опасался к кому-нибудь привязываться. И позже, когда мою сестру Еву
изнасиловали, придушили и оставили у дороги, я научился обособляться от
семьи, хотя в тот раз сестра выжила. И после того как погибла моя жена
Елена, я не сближался с женщинами - пока не встретил Тамару. Меня
привлекло что-то в ее глазах, то, как она двигалась и улыбалась.
Я попытался вспомнить, каково это - заботиться о ком-то, но
чувствовал себя опустошенным и изношенным, как старая пара джинсов. И не
мог понять, что заставило меня принести Тамару на корабль. Эта часть меня
уже умерла. Та часть, что заботится о других. И неожиданно я понял, почему
все последние дни испытываю ощущение потери: умерла моя способность
сочувствовать. Я оставил ее в Панаме, она лежит на полу, мертвая, рядом с
телом Эйриша.
Абрайра открыла дверь нашей комнаты и выглянула в коридор. Вышла,
ступая очень тихо. Я окликнул ее:
- А ты, Абрайра, если бы кто-то из нас умер, стала бы горевать?
Она села рядом со мной и заглянула в лестничный колодец на
раскачивающийся труп.
- Нет, - сказала она. - В сражении нельзя горевать. Ты старик, и я
думаю, тебя на Пекаре убьют, дон Анжело. И хоть ты мне нравишься, я не
буду горевать ни о тебе, ни о ком другом на этом корабле.
Я чувствовал себя странно, словно на пороге истерии. Я всегда считал,
что в человеке заложена способность к сочувствию. Но теперь понял, что,
возможно, это не так. И это понимание грозило уничтожить меня. И я сказал,
желая отбросить ее ответ, доказать, что это искажение:
- Конечно. Ты удивительное создание, но по твоей генной карте я
понял, что у тебя нет способности к сочувствию.
- Ты высокомерный глупец! - усмехнулась она. - Мы, химеры, не
очень-то пользуемся сочувствием со стороны вас, людей!
Она права! Она права! Мы никакого сочувствия к ее племени не
