передней пушкой, и у него не было возможности выпрыгнуть, Абрайра не могла
выбраться из сидения водителя. А Мавро как будто не хотел.
Они пронеслись по карнизу и свалились. Перфекто кричал:
- Ах! Ах! Ах! - словно задыхался.
А Мавро только сказал:
- Не так плохо.
Я крикнул:
- Прощайте, друзья!
И тут они ударились о камень. Я подошел к краю обрыва и посмотрел
вниз.
Машина несколько раз перевернулась и остановилась в узкой долине. Еще
два поворота, и она свалилась бы со следующего обрыва. Но и первое падение
было долгим.
Завала рассмеялся. Я вспомнил последние слова Мавро и присоединился к
Завале. А тот лег на камень и хохотал, держась за живот.
Насмеявшись, он сел и спросил:
- Анжело, где твое ружье?
- Осталось в машине.
Он протянул мне свое. Ствол погнулся, использовать его больше нельзя.
- А я упал на свое, - сказал Завала. - Как ты думаешь, долго мы
продержимся, если нападем на ябадзинов с голыми руками?
- Секунды три, - ответил я.
Завала рассмеялся.
- Si. Я тоже так думаю. Как ты хочешь умереть: поджариться или
упасть? - спросил он, потом пробежал два шага и бросился с обрыва. Когда
он ударился, я услышал легкий треск.
- Надо подумать, - сказал я, ни к кому не обращаясь.
У меня не менее десяти минут, прежде чем ябадзины сюда спустятся, -
достаточно времени, чтобы выработать план. Но чем больше я думал, тем
больше мне казалось, что никакой план мне не нужен. Если ябадзины будут
спускаться быстро, они упадут с того же обрыва. Может быть, мне даже
повезет и никто из них не сумеет спрыгнуть. Мне нужно только спрятаться
где-нибудь выше в расщелине и подождать, пока они проедут.
Я начал подниматься, ища место для укрытия. Но стена гладкая, лишь
кое-где над ней нависает камень. Этого недостаточно, чтобы спрятаться.
Через пять минут я отыскал место, которое в крайнем случае подойдет. На
самом верху американской горки, там, где ябадзины вынуждены будут
вцепиться в поручень и держаться изо всех сил. Небольшая вертикальная
щель; я обнаружил, что если сниму защитные пластины на груди, смогу в нее
втиснуться. Я так и поступил.
Думал я о Завале. В нашей группе до сих пор никто не совершал
самоубийства. Некоторые из наших маневров в последних тренировках можно
было бы назвать безумно рискованными, но не самоубийственными. Но его
поступок имеет смысл. Самая болезненная смерть - это смерть в огне, и он
выбрал более легкий конец. Однако мне все же казалось неправильным
отказываться от борьбы.
Я услышал рев, и мимо пронеслась машина ябадзинов. Как я и предвидел,
они были так заняты этим смертоносным поворотом, что не заметили меня. Я
включил наружный микрофон и вслушивался в звуки двигателя. Он взревел,
когда ябадзины попытались затормозить на краю обрыва. К несчастью, им это
удалось. Двигатель перешел на низкое гудение, оно становилось все громче:
машина возвращается.
Я вышел из расселины, решив встретить неизбежное лицом. Оружия у меня
не было, поэтому когда машина появилась из-за поворота, я поднял руки,
показывая, что сдаюсь.
Машина остановилась, ябадзины подозрительно смотрели на меня. Я
хорошо знал, что в каждой схватке мы встречаемся все с теми же самыми
пятью ябадзинами. Один из стрелков из лазера - приземистый человек,
которого Мавро прозвал Поросенком. Захваченные этим примером, второго
стрелка мы прозвали Бочонком, потому что у него широкая выпуклая грудь.
Артиллерист задней пушки все время склонял голову вправо и потому получил
прозвище Ленивая Шея. Эти трое выпрыгнули из машины и направились ко мне.
Они не знали, что делать, и остановились. Их красное вооружение совершенно
сливалось в песчаником, и они казались частью ландшафта. Ленивая Шея
подошел, осмотрел меня и покачал головой. Я слышал, как он смеется и
разговаривает с товарищами в свой шлемный микрофон. Тон его голоса мне не
понравился: похоже, он делает унизительные замечания по поводу моих
сексуальных предпочтений. Бочонок прошел мимо меня и проверил дорогу выше
по склону, а Поросенок все время держал меня на прицеле своего ружья. Я
вдруг вспомнил, что за все время нашего пребывания в симуляторе никто
никогда не сдавался, и меня охватило тревожное чувство.
Вернувшись, Бочонок пнул меня в ноги, так что я упал лицом вперед, и
все трое принялись пинать меня в ребра. Я свернулся клубком и закрыл
руками голову.
Ленивая Шея снял шлем и крикнул по-испански:
- Что с тобой, baca yacoo? Почему ты не сражаешься?
- У меня нет ни одного шанса, - ответил я.
- Так создай их, - ответил он.
Он расстегнул зажимы моего шлема, пряжки на руках и ногах, пытаясь
снять с меня защитное вооружение. Я боролся с ним за каждую часть, но он
рассердился, заломил мне руки за спину и давил, пока я не сдался. Потом он
все же раздел меня.
- Ложись! - приказал он.
Я лег спиной на плоский камень. Поросенок снял свое лазерное ружье,
поставил регулятор на низкий уровень и отсоединил компьютер прицела.
Сделав это, он для проверки выстрелил мне в бедро. Красный рубец появился
у меня на коже, затрещал подкожный жир. Я свернулся, чтобы защититься, но
Поросенок находил другие цели: спину, подмышки, пальцы ног. Смерть от
лазерного залпа казалась легкой по сравнению с этим медленным умиранием.
Я лежал в двух метрах от обрыва и попытался подползти к нему, чтобы
броситься вниз.
Поросенок воспользовался этой возможностью, чтобы прожечь дыры в моих
ягодицах и поджарить мне уши, потом Ленивая Шея схватил меня за ноги и
оттащил назад.
Я закричал, и он сунул ствол мне в рот. Я забился, пытался не дать
ему сжечь мне язык. Щеки вспыхнули, зубы словно охватило пламенем. Ленивая
Шея стоял между мной и краем обрыва. Пальцы у меня обгорели дочерна, я
полз на коленях и локтях. Бочонок и Ленивая Шея пинали меня, подталкивали
к краю. Поросенок прижег нервные окончания во всех доступных местах,
поэтому, когда я добрался до края, они позволили мне упасть.
На мгновение холодный воздух смягчил боль в ранах.
Я пришел в себя в углу боевого помещения. Абрайра негромко, но
настойчиво шептала:
- Давай, Анжело, очнись. Ты можешь это сделать!
Голова у меня кружилась, я с трудом держался на ногах. Абрайра
помогла мне встать.
Завала склонился перед хозяином Кейго, который расхаживал взад и
вперед по комнате и бранил его.
- Ты трус и пожиратель дерьма! - говорил он. - Ты опозорил своих
товарищей! Ты бросился с обрыва и легко отдал свою жизнь, а мог отдать ее
в битве! Как понять такое поведение? Ты пожиратель дерьма! Ты обесчестил
родившую тебя мать! Кто поймет это? - Кейго ударил Завалу по голове, сбив
его с ног, но в ударе его не было зла. Кейго покачал головой, глядя на
Завалу. - Кто может это понять? - И поскольку Кейго искренне не мог
понять, он снизошел: - Никогда больше так не делай. Никогда! Ты позоришь
меня, как своего хозяина. Ты позоришь нанявшую тебя компанию. Ты ведь
хочешь стать самураем?
Завала кивнул.
- Тогда ты должен служить Мотоки и искать почетной смерти в битве!
Чего больше желать самураю?
Кейго покачал головой, размахивая конским хвостом своей прически. Он
указал на меня.
- А ты! Ты слышал, как они смеялись над тобой? Что это ты сделал со
своими руками? - Он нахмурился и поднял вверх руки.
- Сдался, - ответил я. - Я не мог победить в той схватке.
И тут Кейго сказал самое важное, что я узнал о Пекаре. Он сказал:
- На Пекаре не сдаются.
После тренировки я чувствовал себя грязным и потным и направился на
четвертый уровень в душ. В душевой было жарко и полно пара, и этот запах
чувствовался уже на лестнице. В очереди в душевую было всего человек
сорок. Все казались удрученными. Обсуждали последние события в Южной
Америке, но в голосах не слышалась радость. Как будто эта новость устарела
уже много лет назад.
Из душевой вышел маленький жилистый человек со множеством
вытатуированных пауков и черепов на руках. Глаза его остекленели от
усталости; проходя мимо стоявшего у входа рослого бразильца, он толкнул
его. Он хотел только отстранить его с пути, но бразилец размахнулся и
ударил. Человек ударился головой о пол, оставив пятно крови. Он с трудом
встал и пошел дальше, пошатываясь, и никто ему не помог.
Незначительное происшествие, но оно показалось мне странным. Оба
нападали, но их ярость казалась механической, бесстрастной. Никакого
позирования перед схваткой, когда каждый выкрикивает угрозы. Никто не
кричал и не бранился. И свидетели не пытались успокоить напавшего, помочь
раненому, как будто им все равно.
Стоя под душем, я не переставал думать об этом происшествии. Может
быть, я оцепенел от неожиданности, но раньше, когда я бывал свидетелем
драк, я тут же бросался на помощь жертвам. Я всегда верил в служение
обществу, а вот сейчас позволил уйти раненому и не помог ему. Даже собака
сделала бы больше меня. За последние несколько недель каждый из нас
испытал столько боли, что боль других потеряла всякое значение. А где же
мое сочувствие? Я не мог поверить, что пал так низко. Я всегда хотел
служить обществу, но служить обществу можно только служа индивидуумам.
Даже если бы я ничего не испытывал к этому человеку, даже если бы я не
ощутил сочувствия к нему, все равно я должен был ему помочь.
Я вышел из душа и пошел по кровавому следу, оставленному этим
человеком. Казалось, он бродит по коридорам без всякой цели. На седьмом
уровне я потерял его след. Заглянул в лазарет, и санитар сказал, что никто
не обращался за помощью. Сделав все, что мог, я по лестнице поднялся на
свой уровень. Когда я поднимался, надо мной открылся шлюз и из модуля В
появился человек в белом комбинезоне. Мне казалось, что сообщения между
модулями нет.
Я так удивился, что выпалил:
- Как ты это сделал?
- Ti? - спросил он по-гречески и пожал плечами. Он не говорил
по-испански, а я по-гречески. Он достал из кармана маленький передатчик,
дверь шлюза закрылась, и он спустился на нижние уровни. А я понял, что все
же можно добраться до Тамары, а убийца из ОМП может добраться до меня.
Днем я в сопровождении Завалы и Гарсиа пошел в библиотеку. По дороге
Завала сказал:
- Huy, прекрасный способ провести утро!
Но "библиотека" оказалась размером со шкаф для метел, в ней стоял
небольшой аппарат для просмотра лент и имелось несколько лент о Пекаре.
Должно быть, корпорация Мотоки решила, что слишком дорого возить с собой
много записей. Все, что нужно знать о войне, мы узнаем в симуляторах.
Я вставил ленту под названием "Хрупкое природное равновесие на
Пекаре", надеясь узнать что-нибудь о животных, которых видел в симуляторе.
Диктор говорил о том, как доблестно корпорация Мотоки терраформирует
планету, населяет ее земными организмами. Но все время злые ябадзины
мешают преобразованиям, сводят все усилия преданных терраформистов на нет.
Пчелы умирают от клещей-паразитов, разведенных ябадзинами, и тем самым в
опасности оказываются растения, лишившиеся опыления. Рыбы в океанах Пекаря
по-прежнему мало, потому что вода слишком теплая: ябадзины вмешались в
преобразование больших центральных пустынь, и это пустыни выпустили в
атмосферу огромные количества пыли. Возник тепличный эффект, и океаны
нагрелись. О биологии самого Пекаря я так ничего и не узнал. Но зато узнал
многое о наивности пропагандистов Пекаря. Информация, представленная в
фильмах, явно искажена. Подобно большинству репрессивных режимов, Мотоки
