или же рисуя.
Каждое утро она отправлялась на прогулку по улицам и
набережным Санкт-Петербурга. Такой привычки не было ни у одной
из представительниц Дома Романовых. До сих пор ни одна Великая
княгиня не разгуливала по улицам одна. Правда, чтобы не
нарушать традиций окончательно, Ольга делала уступку: сзади
нее, на некотором расстоянии, шла фрейлина, а еще дальше следом
ехал с черепашьей скоростью шофер на автомобиле. Однако Великая
княгиня шагала далеко впереди, сопровождаемая борзой, пуделем и
крупной лайкой. Этой привычке не могла помешать никакая погода.
Она шла гулять, когда мела пурга и когда шел мокрый снег. Не
отказывалась она от своего моциона даже тогда, когда ветер,
дувший с залива, трепал ее одежду и срывал с головы шляпку.
Во время таких прогулок Великая княгиня целиком
погружалась в собственные мысли. Этот величественный и гордый
город, возникший по воле одного из ее предков, разговаривал с
ней на языке, который она понимала. Его купола и шпили, его
мрамор и гранит, его река, это сочетание ветра, воды и облаков
сливались для нее в неистребимый символ силы, мужества и
надежды на будущее. Мечта Петра Великого создать этот новый
город наложила печать на русский народ. Об этом не следует
забывать. Мечта эта никогда не была бы воплощена в жизнь, если
бы не безжалостная целеустремленность Императора; более ста
пятидесяти тысяч человек погибли среди болот и топей, строя
град Святого Петра.
-- Но если когда-либо цель оправдывала средства, то именно
это и произошло здесь, -- заявила Великая княгиня. Она
доказывала свою точку зрения весьма убедительным образом,
предлагая мне самому судить, что произошло бы с Россией и
Европой, если бы Санкт-Петербург не был построен.
-- Если бы Царь Петр сохранил Москву столицей, то Россия,
вероятно, пропиталась бы азиатской культурой и к настоящему
времени стала бы неотъемлемой частью Азии. Воздвигнув же новую
свою столицу на северной границе Европы, Россия была вынуждена
присоединиться к культурной семье западных государств, и таким
образом Европа не оказалась лицом к лицу с Азией, ломящейся в
ее двери. С другой стороны, если бы Петр перенес свою столицу
куда-то на юг, например, в Крым, тогда славяне и греки
объединили бы свои силы и выступили бы против Турции,
восстановив Византийскую Империю с центром ее в
Константинополе. Вполне возможно, что в условиях теплого,
размягчающего человеческую натуру климата славяне изнежились
бы, утратили лидерство. Тогда бы северные славяне попали под
власть немцев, а юг страны оказался бы под турецким игом.
Нередко, доходя до огромной Сенатской площади, Великая
княгиня останавливалась и разглядывала бронзовую статую Петра
Великого.
-- Мне часто казалось, что он смотрит на меня, его
собственного потомка. Мне по душе была история его жизни. По
душе был его город. Думаю, он, этот город, вдыхал в меня жизнь.
В нем было столько мужества и упорства. В моем доме на
Сергиевской никому до меня не было никакого дела. Эти утренние
прогулки отвлекали меня от грустных мыслей.
У Ольги кроме Нана не было никого. С братом Михаилом она
теперь виделась не так часто, как прежде: он был занят военной
службой и сердечными делами. С сестрой Ксенией она никогда не
была по-настоящему близка. А перекладывать свои проблемы на
плечи Императора, и без того обремененного множеством забот,
Ольге не позволяла совесть. Алики постоянно недомогала.
Внешне покладистая, Великая княгиня в душе была бунтаркой.
Мнимый ее брак не ожесточил ее, а лишь усилил жажду по
настоящему чувству. Здоровая, нормальная женщина, она мечтала
стать супругой и матерью. Вместо этого она лишь носила имя
человека, который добросовестно сопровождал ее на всех приемах
и вечерах, изредка проводил полчаса в одной из ее гостиных.
Разговоры его, по существу, сводились к недавним выигрышам или
проигрышам; он был чрезвычайно озабочен своим здоровьем и с
откровенной неприязнью смотрел на многочисленных питомцев
"жены".
Апрельским днем 1903 года Великая отправилась из Гатчины в
Павловск, чтобы присутствовать на военном смотре. Она
беседовала с офицерами, как вдруг заметила высокого пригожего
мужчину в мундире офицера Лейб-Гвардии Кирасирского полка. Она
никогда еще не встречала его прежде. И ничего о нем не знала.
Их взгляды встретились.
-- Это была судьба. И еще -- потрясение. Видно, именно в
тот день я поняла, что любовь с первого взгляда существует.
Великая княгиня с трудом дождалась окончания смотра. Она
заметила, что высокий офицер разговаривает с ее братом
Михаилом.
-- Оказалось, что они друзья. Я узнала, что мужчину зовут
Николай Куликовский. Что он из известной военной семьи, хотя
для меня такие подробности не имели никакого значения. Я просто
сказала Михаилу, что хочу познакомиться с этим человеком.
Михаил понял меня. На следующий же день он устроил обед. Как
все это происходило, я уже и не помню. Мне было двадцать два
года, впервые в жизни я полюбила, и я знала, что любовь мою
приняли и ответили взаимностью.
Тому, что произошло затем, невозможно было бы поверить,
если бы не откровенный рассказ самой Великой княгини.
Она ни с кем не стала советоваться, да она и не нуждалась
ни в чьем совете. Она отправилась прямо в Петербург, нашла мужа
у него в библиотеке и сообщила ему, что встретила человека,
который ей дорог, и попросила немедленно дать ей развод.
Принц Петр Александрович Ольденбургский нисколько не
удивился. Он оставался таким же невозмутимым, словно Великая
княгиня сообщила ему о том, что не желает идти на прием или в
театр. Эмоциональное состояние его жены принца ничуть не
интересовало. Он выслушал Ольгу и затем ответил, что его крайне
заботит его собственная репутация и честь семьи. Немедленный
развод исключается, но он, возможно, вернется к этому вопросу
через семь лет.
Уж не намекнула ли Великая княгиня о том, что намерена
сбежать со своим избранником? Последствия такого события
произвели бы на общество гораздо большее впечатление, чем любой
развод. По этому поводу сказать ничего не могу. Великая княгиня
мне об этом не говорила, но дальнейшее развитие событий
показало, что такой намек был сделан.
Принц Петр Ольденбургский назначил молодого офицера своим
адъютантом и сообщил ему, что он может поселиться у них в доме
на Сергиевской!
Этот "menage a trois" [любовный треугольник (франц.)] в
доме Ольденбургских, оставаясь тайной для всех, даже для
графини Клейнмихель, продолжал существовать до 1914 года, когда
Великая княгиня в качестве сестры милосердия отправилась на
фронт, а Куликовский последовал за своим полком. Обещание
принца Петра Александровича "вернуться к этому вопросу через
семь лет" так и не было им выполнено, но брак их был расторгнут
в 1916 году, и Великая княгиня стала женой Куликовского. После
смерти Ольги Александровны я спросил у вице-адмирала Джеймса,
который однажды гостил у Великой княгини в Ольгино, догадывался
ли он о подлинных отношениях, существовавших между Ольгой
Александровной и Николаем Куликовским. На это он ответил, что
ему и в голову не могло прийти, что Великая княгиня влюблена в
этого человека. Со стороны их отношения казались корректными и
официальными.
-- Я был весьма удивлен, когда спустя несколько лет узнал
о их браке, -- сказал вице-адмирал.
Все эти долгие годы высокий адъютант, безупречно
выполнявший свои служебные обязанности, оставался для Великой
княгини единственной опорой.
Ольга была одновременно счастлива и несчастна. Узнать
наконец, что ты желанна и любима, было исполнением мечты, на
осуществление которой она иногда не смела даже надеяться.
Однако честность ее натуры и отвращение к всяческим
компромиссам заставляли ее всячески сопротивляться
отвратительному положению, в котором она оказалась. Возможно,
этот абсурдный "любовный треугольник" и соответствовал
своеобразному представлению принца о чувстве чести. Но Великую
княгиню ситуация угнетала и внушала ей чувство стыда. Однако
молодая женщина была бы еще более несчастной, если бы
Куликовский не жил под одной крышей с нею. Во всяком случае,
никто не вправе был обвинять ее в двоедушии: ведь именно ее
муж, а не она сама пригласила молодого офицера к ним в дом. Что
же касается самого Куликовского, то вполне очевидно, что
Великая княгиня убедила его согласиться на предложение принца
занять должность адъютанта.
Более чем сомнительно, что они были любовниками до 1915
года. Главным препятствием были религиозные убеждения Великой
княгини. Православная церковь, к которой она принадлежала, была
неотъемлемой частью ее взглядов на жизнь и духовного наследия
ее предков. Она не была ни мистиком, ни религиозной фанатичкой.
Но брак ее был заключен в соответствии с законами православной
религии, и Ольге Александровне не оставалось ничего другого,
как ждать его расторжения той же Православной церковью.
Возможно, было и другое соображение. Ольга хотела иметь
детей. Если бы в тот период у нее родился ребенок от
Куликовского, то официальным отцом считался бы принц Петр
Александрович. Прежде всего, этому бы никто не поверил.
Во-вторых, Великая княгиня отличалась, по крайней мере от двух
своих прародительниц -- Елизаветы Петровны и Екатерины II -- в
том, что неприятие ее мятежной натурой мертвящих условностей,
тем не менее, не заставило бы ее подавить в себе чувство
порядочности. Вопреки ее своеобразным привычкам, она была не
настолько эксцентричной, какой ее считали некоторые
родственники Ольги Александровны. Двойная жизнь, если бы Ольга
стала жить ею, привела бы к тому, как она и сама понимала, что
для нее погас бы единственный светоч, которым она
руководствовалась.
И она ждала, а молодые годы уходили. Ожидание становилось
все труднее и обиднее. Порою, должно быть, оставаться в доме на
Сергиевской превращалось в нестерпимую муку.
Именно тогда она нашла поддержку для себя в Царском Селе.
Знал ли Император о ее тайне, нам неведомо. Вполне возможно,
что знал. Но факт остается фактом: с 1904 по 1906 год Ольга
виделась с Державным братом и Императрицей почти каждый день.
Поскольку принц Петр получил под свое начало полк,
расквартированный в Царском Селе, чета Ольденбургских переехала
туда из Петербурга. К тому времени как Император, так и
Государыня перестали часто бывать в свете. В Санкт-Петербурге
образовалась партия, возглавляемая Великой княгиней Марией
Павловной, которая подвергала критике молодую Императрицу за
все, что та делала или не делала, и постепенно Императорская
семья обособилась от всех. Ольга стала одним из доверенных лиц
Царской семьи.
-- Для меня было такой радостью находиться среди них. Их
любовь друг к другу служила для меня источником вдохновения, и
я любила своих четырех племянниц. Мне кажется, что маленькая
Анастасия, тогда еще совсем младенец, была всегда моей
любимицей. Им со своими нянями не повезло так, как мне с моею
Нана. Сперва там хозяйничала "Орчи", которую королева Виктория
направила в Дармштадт, чтобы нянчить Алики. Она последовала за
Алики и в Россию. Она была чрезвычайно властолюбива и в конце
концов уехала из дворца. После этого там воцарился полный хаос.
Няня моей племянницы Ольги была кошмарной женщиной -- любила
приложиться к бутылке. Однажды ее застали в постели с казаком и
