солнце. Вокруг царил такой покой, что я поклялась, что если
Господь когда-нибудь удостоит меня быть счастливой, то своего
первенца я нареку Тихоном.
Официально Великая княгиня считалась принцессой
Ольденбургской. Ей необходимо было появляться в Рамони и
присутствовать на балах и приемах, которые давала ее свекровь.
Юной Ольге запомнилась одна гостья -- молодая и красивая
племянница принца Петра -- Принцесса Мари-Клэр. Она получила
образование во Франции и была совершенно незнакома с Россией.
Ее визит закончился внезапно.
-- Она с трудом поверила мне, что до ближайшего города
шестьдесят пять верст. Потом началась охота на волков, и она
услышала волчий вой. Он так напугал ее, что Мари-Клэр тотчас же
уехала в Париж.
Великая княгиня так полюбила Ольгино и своих крестьян, что
ей трудно было расстаться с ними осенью. Но, несмотря на все ее
попытки стать независимой, Ольга не была хозяйкой своей судьбы.
Ей нужно было возвращаться на север.. Свою первую зиму замужней
женщины она провела в огромном дворце принцев Ольденбургских на
дворцовой набережной.
-- До чего же мне было неприятно находиться там, --
заявила Ольга Александровна. -- Между мужем и его родителями за
столом то и дело возникали споры. Родители обвиняли принца
Петра в том, что он проматывает свое состояние за карточным
столом. Он оправдывался, говоря, что ничему другому его не
научили. Язык моей свекрови походил на жало скорпиона. А о
вспыльчивости свекра страшно даже вспоминать. Всякий раз, как
появлялась такая возможность, я выходила из-за стола, но не
всегда мне это удавалось сделать. Иногда Петр мчался к себе в
клуб, даже не кончив обедать. Такого рода сцены наблюдали
многие, включая прислугу, так что обыватели Петербурга, должно
быть, хорошо представляли себе "счастливую семейную жизнь",
какой жила семья принца Ольденбургского. И все-таки я была
привязана к своему свекру, принцу Александру. Хотя он и был
известен всей России своей вспыльчивостью, это был человек, а
не пешка.
5. Подобие счастья
Год спустя Великая княгиня с легким сердцем покинула
дворец принцев Ольденбургских. Брат приобрел для нее большой
особняк на Сергиевской улице. Прежде чем Ольга Александровна
смогла въехать туда, пришлось произвести некоторые переделки.
-- Вы даже не представляете, какое это было удовольствие
жить в своем простом доме вдалеке от всех этих дворцов, --
сказала мне Великая княгиня. Впоследствии я с удивлением узнал,
что в этом "простом доме" насчитывалось свыше ста комнат, а
прислуга составляла шестьдесят восемь человек, не считая семи
шоферов для семи автомобилей, а также кучеров и конюхов, в
ведении которых находились большие конюшни и огромные каретные
сараи. И тем не менее, это было первое собственное жилище
Ольги, где она могла приказать подать на обед сельдь, если ей
этого захочется, могла заменить шторы в любой комнате и
позволить своим домашним любимцам располагаться на диванах и
креслах. И ни Вдовствующая Императрица, ни принцесса Евгения
Ольденбургская не станут отменять ее распоряжения и нарушать ее
привычки. Принадлежавшие Ольге комнаты были обставлены просто,
если не сказать строго. Был свой уголок и у миссис Франклин, а
рядом со спальней Великой княгини помещалась просторная студия.
Однако, уединенность оставалась редкостным благом. Будучи
сестрой Государя, Ольга Александровна должна была принимать
всех представителей царствующих домов зарубежных стран,
приезжавших с визитом в Россию, и давать аудиенции всем
посланникам. Из-за их мертвящей официальности такие аудиенции
были для нее настоящим мучением.
-- Слава Богу, что они были непродолжительны. Но я, должно
быть, доставила немало mauvais quart d'heure [неприятных минут
(букв. "четверть часа") (франц.)] этим дипломатам, --
вспоминала Великая княгиня.
Больше всего ей нравились аудиенции, которые она давала
Эмиру Бухарскому -- высокому, бородатому господину, повелителю
независимого государства, граничащего с Афганистаном. На нем
был просторный халат с эполетами русского генерала, усыпанными
бриллиантами.
-- Приезжая в Санкт-Петербург, Эмир всякий раз навещал
меня, привозя богатые подарки, что зачастую ставило меня в
очень неловкое положение. Однажды он подарил мне огромное
золотое колье со свисавшими с него, наподобие язычков пламени,
рубиновыми гроздьями.
Большой восточный ковер, также один из подарков Эмира,
оказался в числе немногих вещей, которые Великая княгиня сумела
взять с собой, покидая Россию во время революции.
Ко всему, Великой княгине следовало давать приемы во время
петербургских сезонов. Это требовало нескольких недель
приготовлений. Для таких приемов с Кавказа присылали
дикорастущие цветы в специально оборудованном вагоне. Их
доставляли декоратору, который вместе с целым штатом помощников
приезжал во дворец, чтобы заняться его убранством. Разумеется,
в распоряжении у Великой княгини были дамы и господа, которые
ей помогали. Появляясь в просторном особняке на Сергиевской
улице, принц Ольденбургский жил своей жизнью. Никогда не
вмешивался в дела жены, но и не помогал ей ни в чем. Вместе они
почти никогда не появлялись.
Наконец, приходилось наносить бесконечные, нудные, но
неизбежные визиты членам Императорской фамилии и своим друзьям.
Такие визиты представлялись Великой княгине преступной тратой
времени. Очень часто ей приходилось сопровождать свою
родительницу. Каждое утро, за исключением Великого поста,
независимо от того, где жила в это время Вдовствующая
Императрица, -- в Гатчинском или Аничковом дворце -- Марии
Федоровне приносили большой, вычурно украшенный лист с
перечислением всех увеселений и приемов, происходивших в данный
день в столице.
-- Иногда под впечатлением момента Мама решала посмотреть
ту или иную пьесу и прийти на какой-то званый вечер. В этом
случае я получала извещение, что Мама ожидает, что я составлю
ей компанию. Выбора у меня не было. Как и Папа, я была
безразлична к театру, но Мама любила появляться в театре,
поскольку внимание всех зрителей было обращено на нее.
Когда в Царской ложе появлялись Вдовствующая Императрица и
Великая княгиня Ольга Александровна, все господа, сидевшие в
театре, вставали со своих мест и почтительно кланялись
Августейшим зрительницам.
-- Если ставилась какая-то опера, в особенности, "Аида",
для участия в массовых сценах на роль воинов часто приглашались
гусары из полка моего имени или же моряки с Императорской яхты
"Штандарт". До чего же забавное зрелище представляли собой эти
рослые, крепкие юноши, неуклюже передвигавшиеся по сцене в
шлемах, с голыми волосатыми ногами, обутыми в сандалии.
Несмотря на отчаянные жесты режиссера, они с широкими улыбками
глядели на нас.
Зимой я часто сопровождала Мама во время ее прогулок в
санях по широкому и нарядному Невскому проспекту. В солнечные
дни, особенно по воскресеньям, весь свет Петербурга выезжал на
"Набережную", чтобы пощеголять великолепными лошадьми и
санками.
У Императрицы-Матери была пара вороных, которых накрывали
синей сеткой, чтобы снег и лед, вылетавшие из-под их копыт, не
попадали в нее. Завидев мать и дочь, проезжавших мимо, господа
приветственно снимали свои меховые шапки.
Пребывание в Петербурге становилось все более утомительным
для Великой княгини.
-- Иногда случалось так, что мне следовало находиться в
один и тот же день в трех разных местах. Утром -- в Петергофе
по какому-нибудь семейному делу, затем в Гатчине, чтобы
присутствовать на званом завтраке вместе с Мама, а затем
мчаться назад в Санкт-Петербург, где вечером я должна была
присутствовать на встрече, которая вызывала во мне отвращение,
но избежать ее было нельзя.
Однажды Великая княгиня вместе со своим младшим братом,
Великим князем Михаилом, ехала на моторе в Гатчину, чтобы
успеть на ужин к своей родительнице.
-- У бедняги Михаила была злосчастная привычка засыпать за
рулем. В тот вечер он ехал очень быстро: мы боялись опоздать.
Неожиданно он клюнул носом, автомобиль свернул с дороги и
перевернулся. Нас обоих выбросило из салона, и мы каким-то
чудом остались целы и невредимы. Автомобиль даже не пострадал.
Мы просто выкатили его на дорогу и поехали дальше.
"Дикая светская суматоха", как называла приемы Великая
княгиня, требовала иметь такие наряды, которые не нравились ей.
В то время все дамы семьи Романовых одевались у
законодательницы женской моды мадам Бриссак.
-- Это была высокая, смуглая женщина. Всякий раз, как она
появлялась, чтобы наблюдать за примеркой, я непременно
жаловалась на дороговизну ее услуг. Бриссак сначала смотрела на
меня с обиженным видом, затем с заговорщическим видом шептала:
"Прошу Ваше Императорское Высочество никому не говорить об этом
в Царском Селе, но для вас я всегда делаю скидку". Потом Алики
рассказала мне о том, как она посетовала на чересчур высокие
цены, на что мадам Бриссак ответила: "Прошу Вас, Ваше
Императорское Величество, никому не говорить об этом, но я
всегда делаю скидку для Вашего Величества".
Мы с Алики от души расхохотались! Вот старая пройдоха! Она
так хорошо на нас заработала, что могла жить на широкую ногу в
своем особняке в Петербурге.
Жалоба дамы из семейства Романовых на дороговизну услуг
модной портнихи может показаться необычной, но ведь стоимость
гардероба была отнюдь не единственной финансовой проблемой
Великой княгини.
-- Всех нас -- Мама, Ники, Ксению, Михаила и меня --
смущало вот какое обстоятельство, -- рассказывала мне Ольга
Александровна. -- Мой годовой доход составлял около двух
миллионов рублей (миллион долларов), но я никогда не видела
этих денег и не знала по существу, как они расходовались.
Разумеется, велись бухгалтерские книги, но это не помогало. У
меня было двенадцать счетоводов и один очень знающий казначей,
полковник Родзевич, и счета, которые они вели, конечно же,
находились в полном порядке, и все же деньги таяли, словно снег
весной. У меня было столько денег -- и все же я никогда не
имела возможности приобрести себе нужные вещи.
Ольга Александровна вспомнила, что однажды, в конце
отчетного года, она захотела купить небольшую картину
стоимостью менее четырехсот рублей (200 долларов), но ее
казначей заявил, что денег для оплаты по счету нет. У Романовых
был неписанный закон -- за все свои покупки платить наличными,
и мужчины и женщины поколения Великой княгини строго выполняли
его.
Гардероб, транспортные расходы, стоимость содержания
особняков в Петербурге и Ольгине, а также ряд пожертвований на
благотворительные нужды, делавшихся регулярно, -- все это не
исчерпывало перечень расходов. Великая княгиня должна была
также платить за образование детей своей прислуги.
-- В штате прислуги в Петербурге состояло около семидесяти
человек, что было довольно скромно для сестры Императора.
Причем у всех у них было много детей, и все они желали видеть
своих сыновей докторами и инженерами. Нетрудно себе
представить, каких огромных денег это стоило. Но против этой
статьи расходов я не возражала. Во всяком случае, тут был
какой-то прок.
Однако, корень все бед заключался в том, что муж Великой
княгини был заядлым игроком. От брата Георгия она унаследовала
миллион золотых рублей. В считанные годы вся эта сумма была до
копейки промотана принцем Петром Александровичем.
