коронный номер - бесследное исчезновение со сцены на глазах
публики./
Взлетел с ближайшей полосы истребитель, разодрал небо в
клочья. Каждый день, с утра до ночи.
"Ладно, по крайней мере я курить бросил", - думаю.
Раз как-то сам президент Никсон высказался насчет того, что
курю слишком много. Я тогда только начал у него в администрации
работать, весной тысяча девятьсот семидесятого это было. Вызвали
меня на срочное совещание: национальные гвардейцы штата Огайо
пристрелили четырех студентов университета Кент, участников
антивоенной демонстрации. Человек сорок на совещание собралось.
Президент Никсон сидел во главе огромного овального стола, а я в
самом конце местечко занял. Первый раз я его вживе увидел с тех
пор, как лет за двадцать до того привелось на него взглянуть, он
тогда просто конгрессменом был. До этого случая не изъявил он
желания со своим специальным помощником по делам молодежи
встретиться. И так получилось, что больше у него желания со мною
встречаться не возникнет.
Верджил Грейтхаус присутствовал, министр здравоохранения,
просвещения и социальных пособий, о котором говорили, что он из
самых близких друзей президента. Он начнет срок свой отбывать в
тот самый день, как мне из тюрьмы освободиться. И вице-президент
Спиро Т.Агню тоже присутствовал. Его обвинят в том, что взятки
брал и от уплаты налогов уклонялся, а он заявит _nolo_
_contendere_*. Был еще Эмиль Ларкин, из всех президентских
помощников самый озлобленный, настоящий ястреб, все его боялись.
Потом он возвестит, что Иисус Христос вознамерился спасти лично
его, никого другого, - ему большой срок грозил за
лжесвидетельство и противодействие правосудию. Был Генри
Киссинджер. Он впоследствии порекомендует массированный налет на
Ханой в Рождество. Был Ричард М.Хелмс, глава ЦРУ. Его потом
уличат в том, что лгал на слушаниях в Конгрессе, хотя поклялся
говорить правду, ничего, кроме правды. Х.Р.Холдмен
присутствовал, и Джон Д.Эрлихман, и Чарлз У.Колсон, и Джон
Н.Митчелл, генеральный прокурор. Все они тоже сядут, один за
другим.
/* Подчиняюсь решению суда, но своей вины не признаю (лат.)./
Я перед этим совещанием всю ночь не спал, набрасывал для
президента свои соображения по случаю трагедии в университете
Кент. Я так считал: от судебной ответственности гвардейцев надо
сразу освободить, затем порицание им вынести и уволить из
гвардии без права восстановления. А еще надо, чтобы президент
распорядился провести повсеместную инспекцию Национальной
гвардии на предмет установления, допустимо ли выдавать ей боевые
патроны, когда эти штатские надевают мундиры и выходят против
безоружной толпы. Надо, чтобы президент в своей речи назвал
случившееся ужасной трагедией, чтобы все видели: у него сердце
от горя прямо разрывается. Надо, чтобы он национальный траур
объявил - день, а может, и неделю национального траура, когда
везде флаги приспущены. Причем траур не только по этим погибшим
из университета Кент, а по всем американцам, которых во Вьетнаме
на войне убило или покалечило физически, а также психологически.
И тогда он вправе еще большую, чем обычно, решимость выразить:
война, без всяких сомнений, должна быть доведена до победного
конца.
Только никто и не подумал пригласить меня высказаться на том
совещании, и бумажки мои приготовленные никому просмотреть не
захотелось.
А под конец сам президент заметил, что надо мной столб дыма
стоит, так на меня и уставился - все замерли. У Эмиля Ларкина
спрашивает: это кто такой?
И улыбочка кривенькая такая по его лицу пробежала, верный
признак, что сейчас шуточку отпустит. Мне эта улыбочка всегда
напоминала розовый бутон, по которому врезали молотком. Что же
касается шуточки его, то это был единственный раз, когда он что-
то действительно остроумное сказал, так по крайней мере все
считают. Может, поэтому я и останусь в истории: по моему поводу
Никсон единственный раз в жизни удачно пошутил.
- Прервемся на минуточку, - сказал он, - вы поглядите на
нашего специального советника по делам молодежи: вот как надо
костры разжигать.
И все вокруг захохотали.
4
Хлопнула дверь нашего спального корпуса - а камера моя как
раз над дверью, - и я подумал: вот и Клайд Картер, пришел
наконец. Но тут на лестнице как запыхтят, загорланят: "Чертог с
небес за мной спустился"* - ясное дело, Эмиль Ларкин это,
ястреб президентский. Здоровенный был мужчина, глаза навыкат,
губы как кровью перемазанные, просто кусок печенки, а не губы, -
он в свое время за Мичиганский университет в бейсбол играл, на
задней линии. А теперь он всего лишь юрист, у которого отобрали
лицензию, и день напролет молится да хвалу возносит тому, кого
принимает за Иисуса Христа. Между прочим, на работы Ларкина не
посылали, даже помещение наше убирать не требовали, потому что
он все молился, по цементному полу с утра до ночи ползал, и
плохо это для него кончилось. Ноги у него совсем перестали
сгибаться, как у горничной набегавшейся.
/* Знаменитый негритянский духовный гимн./
Добрался он наверх, а из глаз слезы градом.
- Ах, брат мой, Старбек, - говорит, - тяжело мне по лестнице
подниматься, и радуюсь я, что так тяжело.
- Понятно, - отвечаю.
- Ко мне Иисус приходил, - сообщает он. - И вот что сказал:
ступай к брату Старбеку, последний раз попроси его с тобой
вместе помолиться, а что трудно тебе лестницу одолеть, про это
позабудь, знаешь почему? Потому что на этот раз брат Старбек
преклонит колени свои, про гордыню гарвардскую позабыв, и вслед
тебе молитву вознесет.
- Жаль, что огорчить Его придется, - говорю.
- А ты разве когда Его радовал? - спрашивает. - Я вот тоже
раньше такой был, только огорчал Иисуса каждый день.
Не хочу представить его медоточивым лицемером, гиганта этого
лепечущего, да и права у меня такого нет. Уж до того он уверовал
в утешения, какие дарует вера, совсем в детство впал. Когда мы в
Белом доме работали, я перед ним трепетал, как, должно быть,
предки мои трепетали перед Иваном Грозным, но теперь измываться
над ним можно сколько угодно. Его как ни задевай, как ни
подкалывай, все ему без разницы, словно дурачку деревенскому.
Позвольте добавить, что сейчас Эмиль Ларкин свои денежки
исключительно на такие дела тратит, о которых всем уши
прожужжал. В Цинциннати, штат Огайо, есть издательство "Хартленд
хаус", религиозные книжки печатает, оно собственность корпорации
РАМДЖЕК, тот же отдел, к которому и моя фирма относится, - так
вот, это издательство полтора месяца назад выпустило
ларкиновскую автобиографию "Брат мой, не помолишься со мною?" И
что Ларкину с проданных экземпляров причитается, а это с
полмиллиона долларов, если не поболе, все на Армию спасения
пойдет.
- Тебе кто сообщил, что я у себя? - интересуюсь. Недоволен я
был, что он заявился. Думал, выйду из тюрьмы потихоньку и не
придется мне просьбы эти выслушивать, чтобы я с ним помолился
напоследок.
- Клайд Картер, - говорит. Значит, тот самый конвоир, который
доводится троюродным братом президенту Соединенных Штатов.
- Куда он подевался, хотел бы я знать.
А Ларкин рассказывает: вся тюремная администрация
засуетилась, потому как Верджил Грейтхаус, бывший министр
здравоохранения, просвещения и социальных пособий, - из
богатейших он людей у нас в стране - вздумал прямо с
сегодняшнего дня срок свой отбывать, хватит уже апелляций этих
да всяких проволочек. В федеральных тюрьмах, пожалуй, никогда
еще не было заключенных, которые до суда такие высокие посты
занимали.
Грейтхауса я в основном только по виду знал да по репутации,
конечно. Кто же о нем не слышал, он ведь шишка был, фирма у
него, "Грейтхаус и Смайли"; сам ее создал и до сих пор
контрольный пакет акций удерживает; они мнение общественное
создают, такая их специальность, вовсю трудятся, чтобы публика
как можно благосклонее относилась к разным там карибским и
южноамериканским диктаторам, и к тому, что на Багамах в казино
миллионы проматывают, и что всякое жулье на танкерах панамские
да либерийские флаги повывешивало, и что ЦРУ весь мир своими
сетями оплело, и что существуют профсоюзы, где всеми делами
мафия ворочает, вроде Интернационального братства
шлифовальщиков-монтажеров или Объединения обслуживающих
бензоколонки, и что есть на свете международные суперконцерны
типа РАМДЖЕК или "Фрукты Техаса", ну и так далее.
Лысый он был. Челюсти так и выпирают. Лоб весь в морщинах, не
кожа, а доска стиральная. А в зубах трубка давно прогоревшая, в
жизни с нею не расставался, даже когда в суде давал показания.
Как-то раз я совсем рядом с ним сидел, и оказалось, он на трубке
своей мелодии всякие насвистывает - уметь надо. Вроде как птички
чирикают. В Гарвард он поступил через шесть лет после того, как
я его окончил, поэтому мы с ним там не встречались. Да и вообще
виделись прежде только один раз, в Белом доме, на том самом
совещании, когда я оконфузился из-за того, что дымил, точно
паровоз. Для него-то я ничего собой не представлял, так, мышка
незаметная, каких много шустрит по кладовкам в Белом доме. И
разговором своим он меня тоже только раз удостоил, это когда уж
нас обоих забрали. Случайно столкнулись мы нос к носу в коридоре
суда - нас по разным статьям проводили. Выяснил он, кто я такой,
и, видно, испугался, как бы я против него не начал
свидетельствовать, а я и не думал. Короче, хвать меня за
лацканы, а глаза так и горят, трубка во рту перекатывается - и
вот такие мне посулил радости незабываемые: "Запомни, пьянь,
хоть словечко про меня пикнешь, я тебе устрою: будешь счастлив,
если в борделе каком в Порт-Саиде сортиры чистить пристроят,
когда срок кончится".
И пока он мне судьбу мою предрекал, я и расслышал, как у него
в трубке птички чирикают.
Он, между прочим, квакер был, Грейтхаус этот, и Ричард
М.Никсон тоже - все это знают. Это, несомненно, как-то их по-
особенному связывало, оттого они одно время заделались такими
душевными друзьями.
Эмиль Ларкин был просвитерианин.
Сам я по этой части вообще никто. Отца еще там, в Польше,
католиком окрестили, конфессия это римско-католическая. А вырос
он - стал агностик. Маму в Литве по-православному воспитывали, а
в Кливленде она стала католичкой, из греческой веры в римскую
перешла. Отец никогда с нею в церковь не ходил. Меня тоже
католиком крестили, но мне больше импонировало отцовское
равнодушие к таким делам, и с двенадцати лет я в храм ни ногой.
Когда в Гарвард заявление подавал, старый мистер Маккоун, он
баптист был, говорит: пиши, что ты индепендент *, - я и написал.
/* Индепенденты (букв. - независимые) - наиболее радикально
настроенная часть пуритан./
Сын мой, по слухам, унитарий*, причем деятельный такой. А
его жена как-то мне призналась, что она хоть и методистка, а
поет по воскресеньям в епископальной церкви, там платят недурно.
Пусть поет, жалко, что ли?
/* Унитарианство (от лат. unitas - единое) - принцип единоличия
бога в лице бога-отца; унитарианство противостоит доктрине
триединства. /
Ну и так далее.
Эмиль Ларкин, который пресвитерианин, и Верджил Грейтхаус,
квакер наш, в славные старые денечки очень даже не дураки были
хапнуть. И кражи крупные под их контролем находились, и с
подслушанных телефонных разговоров денежки им капали, и
налоговая инспекция по их распоряжению душила тех, кто поперек
дороги им вставал, - все мало, они даже с благотворительных
завтраков свою долю забирали. Спрашиваю я Ларкина: ну как тебе,
не страшно будет с Верджилом тут повстречаться?
- Верджил Грейтхаус, - говорит, - тоже мне брат, как и любой
другой, ни больше, ни меньше. Попробую его спасти, чтобы в ад не
угодил, вот как тебя спасать пытаюсь. - И цитирует из Матфея про
всякие ужасы, какие Христос грешникам на Судный день напророчил.
Вот что он цитирует: "Идите от Меня, проклятые, в огонь
вечный, уготованный дьяволу и ангелам его".
Меня тогда слова эти в ужас привели и сейчас приводят. Тут
вот и черпает для себя вдохновение всем известная жестокость
