случилось. Это со мной лично случилось. Я этого нигде не
описывал, это, может быть, ваши агенты подсмотрели.
- Ну не надо, - поморщился маршал, - не надо нам сказки
рассказывать. Вы же неглупый человек и видите, что мы про
вас все знаем. А вот, скажем, когда вы сон описываете, это
дело совсем другое. Я даже удивился. Оказывается, вы
умеете изображать и хорошее. Я когда читал про то, как там
солнце все время светит, пальмы растут, птички поют и
девушки ходят в теннисных юбочках... Когда я дошел до
описания этого сна (а там сначала не понятно, что это сон),
я подумал: ну вот, вот! Умеет же, сукин сын! И я ожидал,
что дальше все будет в этом же духе. И только я разогнался,
а тут снова-здорово, свинина вегетарианская. Тьфу! - он
сплюнул и, заложив руки за спину, прошелся по кабинету.
- И вообще, что это вы эту свинину забыть не можете? Мы
же вам дали все. Вам и яичницу подают, и ветчину, и
паштеты, и икру всякую. Чего вам еще не хватает? Кофе? Ну
мы же не знали, что вы такой заядлый кофейник.
Пожалуйста, будет вам кофе, какой хотите. Кстати, можем
заказать и сейчас. Вы какой предпочитаете?
- Турецкий, - сказал я в полной уверенности, что они о
таком даже не слышали.
Маршал хлопнул в ладоши, и в дверях немедленно возникла
секретарша.
- Три кофе! - сказал ей маршал. - Ему турецкий, мне
капучино...
- А мне кукурузный, - скромно сказал Дзержин.
Секретарша вышла и в ту же секунду вернулась с подносом.
И я получил настоящий турецкий кофе. Может быть, я по нему
так соскучился, но мне показалось, что я никогда в жизни не
пил кофе вкуснее.
Я набрался наглости и спросил маршала, к какой категории
потребностей он относится.
Я об этом как-то давно не думал, - сказал он. -
По-моему, я вообще вне потребностей. Но вернемся, однако, к
вашему сну. Если уж вам приснилась такая прекрасная жизнь,
почему бы вам не развить это дальше? Слушайте, ведь на
самом- то деле мы все живем иллюзиями. Сон первичен, а
жизнь вторична, и это легко доказуемо Ну вот посмотрите.
Иной раз нам снится что-нибудь неприятное, но мы не всегда
хотим при этом проснуться. А когда неприятное происходит в
жизни, нам всегда хочется заснуть. И это правильно. Потому
что сон гораздо богаче жизни. Во сне мы едим, что хотим,
имеем тех женщин, которых хотим, во сне мы умираем и
воскресаем, но в жизни нам удается только первая половина.
Тут влетела взволнованная секретарша и сказала маршалу
что-то на ухо. Берий Ильич тоже заволновался, вскочил на
ноги, схватил трубку красного телефона.
- Да, - сказал он. - Взрослый на проводе. Так точно!
Слушаюсь! Сейчас будем.
Он положил трубку и повернулся ко мне очень возбужденный.
- Нас вызывает Горизонт Тимофеевич.
- Кто? - удивился я.
Он удивился еще больше.
- Вы что, до сих пор не знаете, кто такой Горизонт
Тимофеевич? - И посмотрел на Дзержина.
Дзержин посмотрел на меня. Я пожал плечами.
- Горизонт Тимофеевич Разин, - объяснил маршал, все еще
волнуясь, - является председателем Редакционной Комиссии и,
по существу, можно даже сказать и так, наместником
Гениалиссимуса на Земле. Слушайте, вы уж, пожалуйста, с ним
не спорьте. Что он будет предлагать, на все соглашайтесь.
В крайнем случае потом мы что-нибудь отобьем. А ну-ка, я на
вас посмотрю Вид у вас, конечно, так себе. Ну, да ладно.
Поправьте воротничок и пойдем. А ты подожди нас здесь, -
сказал он Дзержину.
НАМЕСТНИК ГЕНИАЛИССИМУСА
Мы опять шли по каким-то залам и переходам. Автоматчики
вытягивались в струнку, щелкали каблуками и брали на караул.
Секретарем у председателя Редакционной Комиссии был
пожилой генерал-полковник. Но суетился он, как сержант.
- Ага, это вы! - сказал он, нервно суя мне руку.
Горизонт Тимофеич как раз после процедуры, так что он может
с вами поговорить. Прошу вас.
Открыв дверь в кабинет, он первым туда вошел, но тут же
остановился, пропуская нас с Берием Ильичем. Наконец-то
первый раз в Москорепе я увидел старого человека! Да еще
какого!
Он сидел в инвалидном кресле не за столом, а почти
посреди кабинета. Из-под кресла выходили, тянулись к задней
стене и уходили в нее два - желтый и красный Шланга.
Старик, сидевший в кресле, представлял собой полную
развалину голова набок, язык вывалился, руки висели, как
плети. Из левого уха у него торчал толстый провод с
микрофоном в виде рожка. Старик, кажется, спал. Но как
только мы вошли, стоявшая рядом с ним медицинская сестра
воткнула ему прямо сквозь брюки шприц. Он дернулся,
проснулся, хотел выпрямить голову, но она упала на другую
сторону. Глаза, однако, остались почти открытыми.
- Кто такие? - спросил он, разглядывая нас всех
недовольно.
Маршал живо подкатился к нему, схватил рожок и, приложив
его к губам, почтительно сообщил:
- По вашему приказанию Классика к вам привел.
- Ага, - сказал Горизонт, еле ворочая языком - Клафика.
Ну, подойди, Клафик, подойди-ка фюда.
Я приблизился и взял из рук маршала рожок.
- Здравствуйте! - прокричал я в рожок.
- А нифего, - прошамкал председатель, - нифего фебя
фуфствую. Видифь, у меня тут два фланга. По волтому
первифный продукт подается, а по крафному вторифный
отфафываетфя, так что органивм действует. - Он хотел опять
поднять голову и даже достиг в этом некоторого успеха, но не
успел удержать ее, и она упала на грудь. Впрочем, сестра
приблизилась к нему сзади, поставила голову вертикально и
осталась ее придерживать.
Кажется, старик оживал все больше. В глазах его даже
появилось что-то вроде любопытства ко мне.
- Так вот ты какой! сказал он с видимым одобрением. -
Хороф, хороф. И фколько тебе годов-то?
- Скоро сто будет, Ваше Высокопревосходительство! -
прокричал я в рожок.
- Молодой ефе, - заметил председатель. - А мне вот уве
фто фетыре, а тове ефе нифего. А фто это ты в таком фине
ходифь?
Я осмотрел быстро свою одежду.
- Если вы фином называете мои штаны, Ваше
Высокопревосходительство, то я тут совсем ни при чем. Такие
выдали. А я-то приехал в хороших штанах, в нормальных.
- Да что вы такое говорите! - сердито зашептал
генерал-полковник. Горизонт Тимофеевич говорит не "в фине",
а "в чине".
- Да, - сказал Горизонт Тимофеевич Берию Ильичу, - надо
его повыфить, он вфе- таки наф клафик.
- Будет исполнено! прокричал Взрослый в рожок. - Майора
ему дадим. Или даже полковника.
- Вафем полковника, - сказал Горизонт. Генерала. Ты,
крафавица, - попытался он поднять глаза к сестре. -
Головку-то мою так не дервы. Когда я киваю, ты ее немнофко
так отпуфкай.
Но сестра на него не понадеялась и сама покачала его
головой.
- Хорофо, - одобрил ее действия председатель. - Хватит.
Знафит, ты фоглафен убрать там вфяких Фимов и таких вот
профих?
Не зная, о чем он говорит, я оглянулся на Взрослого и
увидел, что тот мне оживленно подмигивает. Я опять ничего
не понял и кивнул головой.
- Ну и правильно, - сказал председатель, и сестра
покивала его головой. - И хорофо. Вфе лифнее надо вфегда
убирать, а не лифнее... - не договорив фразы, он заснул,
вывалил снова язык, и сестра положила его голову набок.
Я посмотрел на маршала, тот на генерал-полковника,
генерал развел руками и сказал:
- Это все! Горизонт Тимофеевич дал указание и теперь
отдыхает.
Сестра взяла кресло за спинку и, подбирая шланги,
покатила его в глубь кабинета. А мы трое, ступая на носках,
вышли в приемную.
КНИГА, КОТОРУЮ Я НЕ ПИСАЛ
- Уфф! - выдохнул из себя Берий Ильич и вопросительно
посмотрел на генерал- полковника.
- Все хорошо, - улыбнулся тот. - Горизонт Тимофеевич был
в очень хорошем настроении и замечаний сделал немного.
- Да, конечно, - согласился маршал. - Замечания вполне
приемлемые.
То же самое он сказал и Дзержину, который встретил нас
вопросом: "Ну как?"
- Так что вы все поняли? - спросил он меня. -
Требования совсем небольшие: побольше снов, поменьше
ненужной реальности и никаких Симов. Согласны?
- Нет! - сказал я.
- Как?! - подпрыгнул маршал, а Дзержин схватился за
карман.
Впрочем, тут же руку он отпустил, приблизился ко мне и
нежно сказал:
- Соглашайтесь, дорогуша, здесь не принято не
соглашаться.
Я занервничал и схватился за голову.
- Слушайте, - закричал я. - Что вы ко мне пристаете?
Что и где я должен поправить? О каком романе вы говорите?
О каком Симе? Если вы имеете в виду Карнавалова, то я с ним
был знаком и даже ездил к нему в Торонто. Но взглядов его я
никогда не разделял и письмо его нынешним вождям выбросил на
помойку.
- Это мы знаем, - улыбнулся маршал и переглянулся с
Дзержином. - А теперь выбросьте и его самого.
- Откуда? - спросил я.
- Из романа, дорогуша, - улыбнулся Дзержин.
- Да из какого романа? - спросил я устало. Вы
понимаете, что я никогда никаких романов о Карнавалове не
писал.
Я опустился в кресло и достал сигарету. Мои руки
дрожали, и, когда я прикуривал, я никак не мог спичкой
попасть в коробок. Между тем в кабинете установилось
какое-то странное, тяжелое и зловещее, я бы сказал,
молчание.
Ну хорошо, - сказал наконец Берий Ильич. - Вы так
взволнованно и так убедительно говорили, что я вам почти
поверил. Но есть же все-таки факты. А факты, как говорят,
упрямая вещь. Хорошо. Ладно. Сейчас мне придется вам
кое-то предъявить.
Он тяжело поднялся, подошел к сейфу и, загораживаясь от
меня плечом, стал крутить замок с шифром.
- А у Вас, Берий Ильич, - развязно сказал Дзержин, -
сейф, я вижу, ну точно, словно в Швейцарском банке.
- Так он швейцарский и есть, отозвался маршал. Тут даже
и написано: "Маде ин Швейцария".
Сейф открылся. Маршал там шуровал что-то довольно долго,
наконец достал какую-то книгу в темной обложке и выложил
передо мной:
- Узнаете?
Я взял в руки книгу и стал ее разглядывать. Прочел
название, перевел потом взгляд на фамилию автора и увидел,
что там стоит моя собственная фамилия.
В этом не было бы ничего удивительного. Каждому автору
приходится иногда держать в руках книги, которые он написал.
Но в том-то и дело, что я, как мне помнилось, никогда ничего
подобного не писал.
Ну и что вы скажете? услышал я голос маршала.
- Минуточку, - сказал я.
Я осмотрел суперобложку, перевернул титульный лист,
прочел выходные данные. Там стоял год 1986. А я уехал из
Штокдорфа в восемьдесят втором. А в восемьдесят шестом я
еще фактически даже не жил.
Это какая-то несуразица, пробормотал я и заглянул в
начало книги. Там я нашел описание своего разговора с Руди,
посещения фройляйн Глобке, похищения меня арабами, встречи с
Букашевым. Все подробно и достоверно и, главное, написано в
моей собственной манере. Я ничего не мог понять. Я готов
был представить, что за шестьдесят лет кто-то мог изучить
все подробности и на основании донесений агентов и других
архивных данных сочинить какой-нибудь подобный роман. Но
чтобы кому-то удалось настолько проникнуть в мои мысли и так
подражать моему стилю, в это уж я поверить не мог никак,
потому что, между нами говоря, мой стиль просто неподражаем.
Я заглянул в середину книги, и в глаза мне бросилась
глава, которая называлась: "Новое о Симе".
- Интересно? - заглянул через мое плечо маршал.
Минуточку, - сказал я и с возрастающим интересом прочел
эту, в общем-то небольшую, главу.
НОВОЕ О СИМЕ
Я-то думал, что я знал все о Сим Симыче, а оказывается,
чего-то существенного как раз и не знал.
Оказывается, за время моего отсутствия в двадцатом веке
он, на время оторвавшись от "Большой зоны", накатал четыре
глыбы мемуаров под названием "СИМ".
В той самой книге, которую маршал Взрослый предложил мне
как мою собственную, было сказано, что я якобы все эти
четыре глыбы читал (во что, впрочем, мне самому поверить
трудно), причем прочел я их, с одной стороны, задолго до
того, как побывал в Москорепе, а с другой стороны, после
того, как оттуда вернулся. Вот говорят, что писатель не
должен читателю все объяснять и разжевывать. Он должен
