реформисты боролись с религией вульгарно. Притесняя
верующих и оскорбляя их чувства, они недооценивали той
огромной пользы, которую верующие могли приносить, будучи
признаны как равноправные члены общества. Документы
торжественно провозглашали присоединение Церкви к
государству при одном непременном условии: отказе от веры в
Бога. (Это условие в окончательный текст документов было
внесено Редакционной Комиссией.) Реформированная Церковь
своей целью ставит воспитание комунян в духе коммунизма и
горячей любви к Гениалиссимусу.
С этой целью ведутся регулярные проповеди в трудовых
коллективах и в храмах, где также проводятся службы в честь
Августовской революции, дней рождения Гениалиссимуса, Дня
Коммунистической Конституции и т. д.
Разумеется, у этой церкви есть свои святые" святой Карл,
святой Фридрих, святой Владимир, внесены в святцы многие
герои всех революций (но в первую очередь герои Августовской
революции), всех войн и герои труда.
Церковь всегда внушает своей пастве, что настоящий
праведник - это тот, кто выполняет производственные задания,
соблюдает производственную дисциплину, слушается начальства
и проявляет постоянную бдительность и непримиримость ко всем
проявлениям чуждой идеологии.
Церковь также постоянно борется за распространение среди
комунян новых коммунистическо-религиозных обрядов.
О СЕМЬЕ И БРАКЕ
В брак разрешается вступать мужчинам с 24 лет, а женщинам
с 21 года. Браки заключаются исключительно по рекомендации
местных Пятиугольников. Рекомендации выдаются только лицам,
выполняющим производственные задания, ведущим активную
общественную работу и не употребляющим алкоголя. Браки
заключаются временно на четыре года. Потом с согласия
Пятиугольника они могут быть продлены еще на такой же
период, а могут быть в случае антиобщественного поведения
одного из супругов расторгнуты раньше. По истечении
продуктивного возраста (у женщин 45, у мужчин 50 лет) браки
автоматически расторгаются.
Я спросил у Искры, бывают ли среди комунян люди, которые
любят друг друга и хотят жить друг с другом, но не имеют
рекомендаций, или такие, которые хотят продолжать совместную
жизнь после брачного возраста.
Она сказала, что, конечно, бывают.
- И как же они выходят из положения? - спросил я.
- Никак не выходят. Просто живут вместе, да и все. Если
есть где. А если негде, встречаются где-нибудь в кустах или
подъездах.
Что касается лиц, не имеющих достаточного количества
показателей для вступления в брак, они пользуются различными
видами периодического сексуального обслуживания. Их
потребности удовлетворяются передвижными бригадами Дворца
Любви по месту службы, чаще всего после работы или во время
обеденного перерыва.
ВОСПИТАНИЕ КОМУНЯН
Мой рассказ о нравах и обычаях комунян был бы не полон,
если бы я не коснулся темы воспитания комунян, которое
осуществляется следующим образом.
Родившись, комунянин подвергается обряду звездения.
Затем он проходит две стадии: предварительную в детском
саду, где ему дают первые уроки любви к родине, партии,
церкви, государственной безопасности и Гениалиссимусу. Он
разучивает стихи и песни о Гениалиссимусе, а также
приучается к работе секретного сотрудника БЕЗО. В
непринужденной веселой обстановке дети учатся следить друг
за другом, доносить друг на друга и на родителей
воспитателям и на воспитателей заведующей детским садом.
Примерно два раза в год такие заведения проверяет комиссия
всеобщего коммунистического воспитания, членам этой комиссии
можно доносить на заведующую. В детских садах доносы
питомцев рассматриваются всего лишь как игра, им серьезного
значения обычно не придают, за исключением тех случаев,
когда дети раскрывают какой-нибудь серьезный заговор.
В предкомобах дети уже учатся составлять письменные
доносы и одновременно преподаватели русского языка следят,
чтобы эти сочинения писались правильным
русско-коммунистическим языком, были интересными по форме и
глубокими по содержанию.
Разумеется, дети изучают и общие науки, но основное
внимание уделяется изучению трудов Гениалиссимуса и трудов о
Гениалиссимусе.
Обучение в предкомобе обязательное десятилетнее. Дети
поступают в предкомоб в восемь лет, а кончают его в
восемнадцать.
Успешно окончившим предкомоб выдается одновременно
свидетельство об окончании предкомоба, паспорт, партийный
билет, военный билет и удостоверение секретного сотрудника
государственной безопасности.
- А что выдается тем, кто окончил предкомоб неуспешно?
- Их высылают в Первое Кольцо, - сказала Искрина.
БЕЗБУМЛИТ
О ходе подготовки к празднованию моего юбилея я узнаю не
только по телевидению и не только из газеты "Правда", свежий
рулон которой я всегда нахожу в кабесоте моего гостиничного
номера, но и из докладов Коммуния Ивановича Смерчева и
Дзержина Гавриловича Сиромахина.
Оба генерала ежедневно звонят мне по телефону или
являются сами и рассказывают, что где происходит и какие
успехи достигнуты трудящимися Москорепа и Первого Кольца в
связи с моим юбилеем.
Причем Дзержин докладывает с какой-то непонятной
ухмылкой, зато Коммуний всегда серьезно и даже приподнято.
Он выкладывает мне какие-то цифры, сколько, где, чего
произведено, сколько новых бригад встали на предъюбилейную
вахту и как интенсивно комуняне изучают произведения
Гениалиссимуса.
Я ему однажды сказал, что, если уж комуняне действительно
хотят встретить мой юбилей должным образом, им следовало бы
ознакомиться не только с произведениями Гениалиссимуса, но и
моими. Возможно, они не выдерживают сравнения с тем, что
пишет Гениалиссимус, но все-таки, может быть, комуняне
найдут для себя какие- нибудь полезные сведения и в них.
- Да, да, да, - охотно согласился Смерчев. - Давно
назревшая мера. И она рассматривается нашим руководством.
Ну, а пока, может быть, вам следует познакомиться с вашими
коммунистическими преемниками, узнать, как они живут,
трудятся и развивают заложенные вами традиции.
- Конечно, - сказал я. - Давно пора. Я удивлен, что вы
меня до сих пор не приглашали.
- До сих пор просто мы думали, что вам, может быть, пора
отдохнуть. И кроме того, у вас же сейчас что-то вроде
медового месяца. Кстати, как вам наша Искрина? Некоторые
наши комсоры ее хвалят за очень высокую культуру
обслуживания.
Я посмотрел на него с большим удивлением. Что это все
значит? Дать ему по роже как-то неудобно. Все-таки
генерал.
- Послушайте, - сказал я Коммунию, - и запомните раз и
навсегда. В моем присутствии я никому не позволю отпускать
такие скабрезные замечания об Искрине Романовне.
- Что вы! Что вы! - испугался Смерчев. - Я ничего
плохого сказать не хотел. Я сам у нее не обслуживался, но
другие...
Ну что я мог ему сказать, если он сам не понимает?
- Ладно, - перебил я его. - Закроем эту тему. Так когда
же можно посетить ваших комписов?
Смерчев сказал:
- Хоть сейчас.
Мы вышли на улицу. Там нас уже ждал Вася, но не в
бронетранспортере, а в обыкновенном черном легковом
паровике.
Мы выехали на проспект Маркса, который перешел в улицу
Афоризмов Гениалиссимуса, и у библиотеки Ленина (к моему
удивлению, она все еще существовала под прежним названием)
свернули на проспект имени Четвертого тома, бывший
Калининский. По дороге Смерчев рассказал мне, что вся
работа Союза Коммунистических писателей по личному указанию
Гениалиссимуса и в соответствии с постановлением ЦККПГБ "О
перестройке художественных организаций и усилении творческой
дисциплины" самым решительным образом реорганизована.
Раньше писатели работали у себя дома, что противоречило
общим принципам коммунистической системы и унижало самих
писателей, ставя их в положение каких-то оторванных от
народа надомников. Это, кроме всего, вызывало справедливые
нарекания со стороны остальной трудящейся массы, которая
должна была трудиться в колхозах, на заводах, фабриках и в
учреждениях. Пользуясь своим исключительным по сравнению со
всеми другими положением, писатели приступали к работе,
когда им заблагорассудится. Некоторые сознательные писатели
честно трудились полный рабочий день, но другие
устанавливали для себя продолжительность рабочего дня
произвольно, по своему собственному усмотрению.
Комиссия, разбиравшая деятельность Союза, обнаружила
вопиющие злоупотребления, заключавшиеся в том, что некоторые
литераторы буквально годами ничего не писали. У этих
бездельников считался чуть ли не героическим девиз одного из
представителей предварительной литературы "Ни дня без
строчки".
- Вы представляете, какое это издевательство над нашими
тружениками, сказал с негодованием Смерчев.
Это все равно, как если бы, ну, вот как правильно, как
мудро и очень своевременно сказал наш Гениалиссимус, как
если бы наши героические хлеборобы взяли на себя
обязательство выращивать в день по одному колоску. Это же
просто какая-то глупость, не так ли?
Я с ним охотно согласился, но спросил, какие же нормы
выработки существуют у коммунистических писателей.
- Разные, - ответил Смерчев. - Все зависит от качества.
Кто дает хорошее качество, для того норма снижается, у кого
качество низкое, тот должен покрывать его за счет
количества. Одни работают по принципу "лучше меньше, да
лучше", другие по принципу "лучше хуже, да больше" Но самое
главное, что теперь писатели приравнены к другим категориям
комслужащих. Они теперь так же, как все, к 9 часам являются
на работу, вешают номерки и садятся за стол. С часу до двух
у них обеденный перерыв, в шесть часов конец работы, после
чего они могут отдыхать с чувством выполненного долга. Вам
это интересно? - спросил он на всякий случай.
- Безумно интересно, - сказал я искренне. - Я ничего
подобного раньше не слышал.
- Да-да, конечно, - радостно сказал Смерчев. - Конечно,
вы такого не слышали. Я подозреваю, что у нас есть еще
много такого, о чем вы раньше не слышали.
Тут же он мне рассказал кое-что о структуре Союза
коммунистических писателей. Он состоит из двух Главных
управлений, которые в свою очередь делятся на объединения
поэтов, прозаиков и драматургов.
- А в каком объединении находятся критики? - спросил я
- Ни в каком, - сказал Смерчев. - Критикой у нас
занимается непосредственно служба БЕЗО.
- Очень рад от вас это слышать, - сказал я растроганно.
- В наше время это было совсем глупо поставлено. Тогда
органы госбезопасности тоже занимались критикой, но они, по
существу, просто дублировали органы Союза писателей.
- С этой порочной практикой, - нахмурился Смерчев, - у
нас навсегда покончено.
Я задал ему ряд второстепенных вопросов - например, какие
сейчас жанры более в моде: проза? Стихи? пьесы?
- Все, все без исключения жанры, - сказал Смерчев. -
Модных или немодных жанров у нас нет. В каком жанре умеешь,
в таком и пиши про нашего славного, нашего любимого, нашего
дорогого всем Гениалиссимуса.
- Извините, - перебил я - Кажется, я чего-то не понял.
Неужели все без исключения писатели должны писать непременно
о Гениалиссимусе?
- Что значит должны? возразил Смерчев. - Они ничего не
должны. Они пользуются полной свободой творчества. Но они
сами так решили и теперь создают небывалый в истории,
грандиозный по масштабу коллективный труд - многотомное
собрание сочинений под общим названием "Гениалиссимусиана".
Этот труд должен отразить каждое мгновение жизни
Гениалиссимуса, полностью раскрыть все его мысли, идеи и
действия.
- А разве у вас нет писателей детских или юношеских?
- Ну конечно же, есть Детские писатели описывают детские
годы Гениалиссимуса, юношеские юношеские, а взрослые
описывают период зрелости. Разве это непонятно?
Он посмотрел на меня как-то странно. Мне показалось, что
он меня заподозрил в том, что я или дурак, или шпион. Чтобы
рассеять его подозрения, я объяснил, что хотя и в литературе
зрелого социализма были разнообразные ограничения, но тогда
