ными, постоял, отдуваясь, у окна в кафельном, санитарно пахнущем
среди возбужденных вспотевших людей и вдруг ощутил стыд, даже
не столько за себя одного, сколько за своих однокашников, за
коллективную трусость.
И Дима вернулся в аудиторию на свое место.
Милиционер, действительно, явился, молча переписал фамилии
всех присутствующих и ушел, как в воду канул, и больше об этом
случае никто не поминал.
Галка Струтинская пыталась несколько раз заигрывать с Димой,
но натыкалась на его холодное молчание, а когда узнала, что Перова
распределили в Коровино на подмосковный завод торговых автоматов,
и совсем потеряла к нему интерес.
...Голым пяткам приятно от разогретого солнцем паркета и
щекотно от морщинок дерева.
- Дима-а-а!.. Обуйся, а то опять простудишься...
Ласковый голос мамы разворачивает шлепки босых ног
обратно, к кровати, надо сесть и надеть куда-то спрятавшиеся
тапки, но голова тянется к подушке, и тело опять расслаблено
погружается в сон, который Дима так и не успел досмотреть...
- В деревне-то все дома разные. Один побогаче да основательнее,
другой и вовсе худой... И еще важно, кто как свой забор содержит, как
миру свой лик выказывает, чем глаз свой тешит - рябиной ли,
березой, а может, просто лопухами... Звание-то у вас чисто деревен-
ское, Коровино, а все же городом числитесь. С деревни и спрос со-
всем другой, а ваш город словно тупыми ножницами стрижен. Домов
много, а разных нет, есть вроде новые, но по виду уже старые, будто
ношеные. Если в квартиру зайдешь, то тут ничего не скажешь - кра-
сиво люди живут, ковры и на полах, и на стенах, телевизор под бе-
лым вязаньем, правда, фотографий сродсвенников нету, а вот за
дверью... Краска облупилась, лампочки побиты, стенки исцарапаны,
одно слово - неметено, провинция... А ведь что такое дом? В доме
жизнь твоя проистекает и кончается, в дом несешь хлеб свой зарабо-
танный, в доме хозяйка твоя хозяйничает, в доме детки малые растут,
на тятьку равняются - раз тятька в подъезде плюется, значит, и им
можно... А за порогом дом твой не кончается - там отечество наше...
Старик давно уже присел на скамейку около заводского общежи-
тия, помолчал из вежливости некоторое время и завел свой разговор,
словно они с Дмитрием - давние знакомые. Сам он приехал с Севера, с
Онежского озера, где жить ему после смерти жены стало совсем
невмоготу - одному, в большой, рассчитанной на многодетную
семью пятистенке. Дом был сложен еще дедом и отцом старика и,
несмотря на то, что от времени, солнца и дождей стал жемчужно-
серым, оставался крепким и основательным. В деревне насчитыва-
лось девять дворов, но никто в них не жил, разве что на короткое
время летнего отпуска селились заезжие городские туристы. Старику
было до боли жалко покидать свой дом, просто бросить его и все тут,
но что делать, приехал к своей дочке, которая с мужем забралась в
этот подмосковный городок, и вот старик незлобно разбирал
коровинское житье, понимая молчание Дмитрия, как согласие с его
словами.
Дмитрий молчал.
Молчал потому, что возразить по сути было нечего, потому, что
поведанная невеселая история совпадала с подавленным настроением
Дмитрия, который сам тосковал по дому, и еще потому, что для него,
как и для старика, здешняя жизнь была чужой, неласковой.
Второй год работал Дмитрий на Коровинском заводе торговых
автоматов. Похоже, что-то кто-то видел за рубежом, как под мело-
дичный звон монет выскакивают из автоматов сигареты, зажигалки,
бутылочки с водой, банки с пивом, газеты - отчего же не перенять
хорошее? Переняли, но на свой лад - сконструировали автомат, из
которого можно за полтинник получить порцию подсолнечного масла
в собственную посуду. Забыли, правда, что такой автомат надо кому-то
ежедневно заправлять и потери масла при этом неизбежны, не учли,
что иной неловкий покупатель может и не справиться с золотистой
тягучей струей, а разлитое масло - кормушка для мух, не пре-
дусмотрели, что посуда у покупателя чаще всего нестерильна, и
многое другое было неразумно, но зато в полном соответствии с
нашим укладом... и завод по производству таких автоматов украсил
коровинский индустриальный пейзаж.
Дмитрий Перов работал сменным мастером на сборочном
участке. Над воротами цеха вмсел плакат: "Коровинцы! Дадим отлич-
ную продукцию!" Призыв явно звал коровинцев в никуда: их про-
дукция изначально резко отличалась от мировой. Рваный от частых
перебоев с комплектующими ритм сборочного конвейера, замедлен-
ный в первых числах каждого квартала и заметно ускоряющийся к
концу его, определял и ритм жизни Перова.
По вечерам он возвращался в комнату заводского общежития,
которую ему выделили как молодому специалисту, а по пятницам он
уезжал в Москву, к матери. Слушая старика с Онежского озера,
Дмитрий почувствовал, как ему обрыдли стены общежития, как на-
доела заводская столовая с ее однообразным меню: рассольник,
котлеты с перловкой, компот, сильно ощутил, как ему одиноко и
неуютно.
- А я-то вас ищу, Дмитрий Палыч, здравствуйте, - к скамейке
подошел Вениамин Клюев, бригадир электриков. Он протянул руку
Дмитрию и скосил желтые, как у рыси, веселые глаза на старика. -
Можно, зайдем к вам на минуточку?
В комнате Клюев разъяснил ситуацию: у его знакомой день ро-
ждения, она попросила, чтобы Вениамин прихватил с собой кого-ни-
будь для ее подружки, может, Дмитрий Палыч выручит?
Дмитрий покраснел, стал было отказываться, но открыл шкаф,
вытащил костюм и переоделся. Когда он был готов, Вениамин
подсказал: надо бы купить подарок. Они решили, что духи и цветы -
лучше всего, и разделили свои обязанности: Перов пошел в универмаг
за духами, а Клюев исчез за цветами. Дмитрий купил "Красную Моск-
ву" и долго ждал Вениамина на остановке автобуса. Тот появился с
букетом нарванных где-то золотых шаров, а когда они втиснулись в
автобус, Дмитрий понял, что Клюев успел еще и перехватить стакан-
чик.
Перед дверьми, из-за которых доносилась музыка, Клюев отдал
Перову цветы и отобрал у него духи.
- Так лучше будет, - подмигнул он Дмитрию желтым глазом, за-
держал дыхание и позвонил в дверь.
Они опоздали к началу застолья, веселье уже было в разгаре,
Дмитрий не успел даже толком освоиться, как начались танцы.
Танцевали, как принять было в Коровино, толпой, но каждый
сам по себе, молча и сосредоточенно. Дмитрию вскоре стало жарко, и
он вышел на балкон.
- Вот только попробуй, коснись, - зло сказала ему, не оборачи-
ваясь, стоящая у перил высокая блондинка.
- Извините, - пробормотал Дмитрий и собрался ретироваться, как
блондинка резко повернулась, сердито сверкнула синими глазищами
и тут же расхохоталась.
- Ой, обознатушки-перепрятушки, - сказала она. - Меня зовут
Алена Быкова. А вас?
...Управлять своим телом было очень легко: напряглись по-
слушные мышцы предплечья - и плавный разворот направо, мимо
люстры с белыми колпаками плафонов, в которых, как в стеклянных
гнездах, торчали невидимые снизу прозрачные баллоны электриче-
ских лампочек. Дмитрий уже ощутил свою власть над скоростью,
которая зависела только от его желания, и радостно засмеявшись,
по крутой дуге вылетел в открытое настежь окно...
Дверь открыла Алена. Она мельком взглянула на Дмитрия,
сердито нахмурилась и тихим, напряженным голосом сказала:
- Ну, чего столбом стал? Проходи...
Она схватила Дмитрия за руку, затащила в переднюю, хлопнула
входной дверью и подтолкнула в спину:
- Смелей, не съедят тебя, бедненького...
В большой светлой гостиной стоял длинный стол, окруженный
стульями с высокими спинками. Вдоль стены - полированная горка с
хрустальной посудой, на отдельном столике-шкафчике красного
дерева - телевизор. Перед телевизором в мягком кресле сидел хозяин.
- Папа, познакомься, это Перов Дмитрий Павлович, - официально
представила Алена Дмитрия и ушла в другую комнату.
Хозяин, не отрываясь от экрана, кивнул крупной головой:
- Садись.
Дмитрий растерянно потоптался на месте. Его выручила полная
женщина в фартуке, выглянувшая с кухни:
- Ой, Дима, да что же ты стоишь, проходи, садись, не стесняй-
ся. Сеня, а ты оделся бы.
- Ничего, ничего... - пробормотал Дмитрий, протиснулся, чтобы
не беспокоить хозяина, вдоль стены и сел в соседнее кресло.
Показывали "Международную панораму". На экране полицейские
в белых шлемах и черных кожаных куртках, загораживались
прозрачными пластиковыми щитами, теснили толпу длинноволосых
молодых людей.
- Нет, ты посмотри, посмотри, что творится, - хозяин неодобри-
тельно покривился. - Всяк по-своему жить хочет, всего намешано - и
за и против. Эх, молодежь, молодежь... Ну, ладно, это у них там, так
ведь и тут...
Хозяин махнул рукой, встал, выключил телевизор и повернулся
к гостю:
- Давай знакомиться. Енисей Сергеевич. А ты, значит, Дмит-
рий. Рассказывай, чем в этой жизни занимаешься, как в Коровино
попал.
Дима поведал о себе, ответил на точные, деловые вопросы Ени-
сея Сергеевича, подробно рассказал о своей работе.
- Да... - задумался Енисей Сергеевич, - надо что-то делать...
- Что-то надо предпринять... - неожиданно для Дмитрия звонко
пропел он.
- А вот что! - озаренно улыбнулся он - Давай-ка перекусим это
дело.
- Ма-а-ать... - протяжно позвал он. - Мужики у тебя не кормле-
ны, а голодный мужик - не работник. Ты уж извини, Дмитрий, мы
тебя на кухне примем, по-свойски...
Кухня оказалась просторнее, чем Димина комната в общежитии.
На столе нежно розовели ломтики балыка, белели упругие куски
осетрины, торчал зеленый венчик укропа, как группа экзотических
деревцев, проросших на горке салата, в хрустальной плошке гро-
моздились янтарные шарики красной икры, блестели выпуклые
шляпки соленых грибочков...
После закусок, наваристого борща с салом, отменных котлет с
нежно-желтым пюре пили чай с вареньем и пирожными.
Енисей Сергеевич много говорил, вспоминал молодость, как он
со своей будущей женой, Анной Ивановной, познакомился в неболь-
шом городке Тотьма Вологодской области, объяснив попутно, что
название Тотьма произошло от сказанного каким-то князем определе-
ния города "то - тьма", и при этом на Анну Ивановну показал - то тьма,
и как он вверх постепенно поднимался, занимая каждый раз более
высокую должность после предыдущей, пока не стал, наконец,
председателем Коровинского райисполкома.
- Про меня говорят, что Быков для Коровина, как бык для стада.
Ведь говорят, а Дмитрий?
Перов сидел, совершенно раслабившись, восторженно улыбался,
и было ему уютно на этой чистой, вкусно пахнущей кухне, тем более,
что потянувшаяся за чайником Алена прислонилась к нему теплым
боком, но не отстранилась, а закинула руку, обняв Дмитрия за плечи.
Енисей Сергеевич подпер руками голову, навалившись локтями
на стол, и подмигнул Анне Ивановне:
- Соображаешь, к чему дело идет?
Алена убрала руку, но не отодвинулась от Дмитрия и ворчливо
заканючила:
- Па, ну, я же просила тебя фен достать. Их на Делегатскую за-
везли, тридцать штук. Я точно знаю. Вон Катька укладывается, просто
отпад, ей можно, а мне нет что ли? Да?! Ну, почему другим все можно,
а мне нельзя? Только из-за того, что Катька - дочь прокурора, да? Па,
чего тебе стоит, прошу ведь, а?
- Отстань от отца. Все время чего-то просишь, - сказала Анна
Ивановна. - Сень, может и вправду вещь хорошая?
- Конечно, хорошая, просто необходимая, - горячо заговорила
Алена. - У нас таких не делают. Там насадки разные, удобно, пре-
лесть. Ну, па...
- Да, это тебе не автомат для подсолнечного масла, этого у нас не
могут, верно. Надо бы съездить, у них поучиться. Или лучше вас вот
послать, а? Молодым везде у нас дорога, не так ли, мать? Хорошо,