У нее были горячие сухие руки и мокрое от слез лицо.
- Завтра, когда стихнет ветер, я уйду, - едва слышно произнес он.
- Я знаю, - шепнула она, - поцелуй меня...
- Так будет еще хуже... Все еще больше запутается... Ты будешь жалеть
что...
- Глупый.
- Да, я знаю... Наверное ты права, я действительно глупый, но я
должен...
- Ты хочешь, чтобы я ушла?
- Нет.
- Тогда обними меня... Обними не бойся... Я сильная... И я умею
любить... Я могу любить... Я хочу...
- Напрасно мы так, - печально сказал он.
- Ты жалеешь? - спросила она.
- Нет, - ответил он. - Если и жалею, то только о том, что все это не
случилось раньше... Давным-давно... А теперь, когда стихнет ветер, я
должен буду идти.
- Это будет завтра, а пока еще - сегодня... и оно еще не стало
"вчера"... Это завтра оно станет вчера. Завтра опять все станет - вчера. И
не о чем вновь будет жалеть... Ведь жалеть и желать можно только то, что -
сегодня!
- Может быть ты и права, - он лег навзничь и стал разглядывать тьму
нависающую со всех сторон.
Ветер за стенами продолжал завывать и бесноваться, но уже не столь
яростно.
- Я скоро уйду.
- Ты не вернешься?
- Нет.
- Но ты ведь не жалеешь?
- Нет, - он закрыл глаза и вздохнул.
Она провела рукой по его лицу и медленно встала:
- До свидания...
- Прощай.
- Нет-нет, я буду надеяться... пока дует ветер.
- Как хочешь.
- Ты меня будешь вспоминать?
- Не знаю...
- Будешь! Пока дует ветер.
Она неслышно скользнула к винтовой лестнице...
Через час ветер стих.
Нужно было спешить. Слишком краткими стали в последнее время периоды
затишья, а до того как ветер вновь станет единовластным хозяином,
облеченным беспрекословным правом карать и миловать, нужно было дойти до
следующего мало-мальски пригодного укрытия. Еще раз быть застигнутым
ветром на открытом пространстве - слишком большая роскошь, которую он не
мог себе позволить.
Город еще спал. Приземистые обрюзглые дома, похожие на торговок в
цветочном ряду, словно прыщи грудились вокруг пустынной центральной
площади. Ветер дочиста вымел улицы, отполировал мостовую. Шаги гулко
раздавались в непривычной тишине, заставляя испуганно пригибать голову и
ускорять шаг. Дома без окон равнодушно глушили эхо. Город был слеп, глух и
нем. И ему было на все наплевать...
Он ускорил шаги, черт с ним с городом! Нужно идти вперед. Идти
всегда, пока дует ветер...
Когда до границы города оставалось пройти совсем немного, он вдруг
услышал тяжелый топот и надсадное астматическое дыхание.
Так топать могли только чудесные ботинки из грубой черной кожи.
- Эй!!!
"Вот уж никак не ожидал, что Немезида примет именно это обличье", -
он невольно замедлил шаг и не спеша развернулся лицом к неожиданному
преследователю, все еще чуть улыбаясь легко и загадочно...
Выстрел прозвучал сухо и отрывисто, словно глухой надсадный лай
уставшей от бесконечных сторожевых забот преданной дворняги.
Его тело, ощутив толчок, а затем жгучую боль отпрянуло и забилось в
бессилии, кровью пачкая отполированные камни мостовой...
- Дурачок, - шепнул он мгновенно пересохшими губами, явственно ощущая
как вслед за телом разум тоже начинает медленное падение в бездонный
черный провал, на дне которого его ждало избавление...
- Спасибо, - словно слабый шелест начинающегося ветра сорвалось
единственное слово с его побелевших губ и поспешно умерло преданно
стараясь опередить своего создателя. - Спаси...
- Заткнись!!! - злобно взвизгнул новый хозяин чудесных ботинок,
страдальчески морща свое крошечное бледное личико, выглядевшее сейчас
более старым, чем у его отца. Казалось вот-вот появятся слезы, но глаза у
убийцы оставались сухими и злыми.
- Теперь ты не будешь бесцельно шататься по свету, перестанешь
понапрасну будоражить нормальных людей, - хрипло и торжествующе зашептал
юный старец, завороженно следя за тем, как расползается кровавая лужа под
телом, беспомощно распластавшимся у его ног. - Теперь ты никуда не сможешь
идти! И вечно будешь гнить здесь - на окраине этого паршивого городка...
пока ветер не высушит твоего тела и не развеет даже память о тебе!!!
Край багряной лужи достиг одного из королевских ботинок и их
обладатель в ужасе отпрянул в сторону.
Тело жертвы напряженно изогнулось и рот на последнем выдохе вытолкнул
на волю слова:
- Пока... дует... ветер...
- Что?!! - зарычал убийца. - Что ты этим хотел сказать?
Но отвечать на вопрос было уже некому...
И убийца неуверенно побрел прочь. Ноги, обутые в великолепные
ботинки, сами вынесли его за пределы города и погнали его пустынной
дороге, заставляя при этом четко печатать шаг...
Начинался ветер... Скоро он станет здесь полновластным хозяином.
Необходимо было во чтобы не стало добраться до ближайшего мало-мальски
пригодного укрытия. А потом... Потом надо будет встать и снова идти... А
потом... снова идти! И так всегда!!!
ПОКА ДУЕТ ВЕТЕР!
НА ПУТИ К ШАМБАЛЕ
Выкатившийся из-под ноги камень стремительно исчез в дымке,
выстлавшей дно ущелья. И канул беззвучно.
- Высоковато мы забрались, - пробурчал оступившийся неспортивного
вида "скалолаз" своему спутнику, закрепившемуся чуть выше на отвесной
стене. Попутчик был явно более опытен: он невозмутимо подтягивал
сорвавшегося "скалолаза" за страховочный трос. "Неспортивный" с
философским видом висел в тумане экзотической грушей, почитая за благо не
вмешиваться в процесс собственного спасения.
До ближайшей сносной площадки было еще метра четыре, оба альпиниста
преодолели их в сосредоточенном молчании, прерываемом лишь натужным
посапыванием.
На площадке они устроили себе привал с роскошным обедом из одного
блюда - банки консервов, но с чаем, приготовленном на спиртовке.
- Надеюсь, вы пользовались не эзотерическими знаниями в ваших
вычислениях предполагаемого местонахождения Шамбалы, Джонсон? - спросил
менее спортивный скалолаз, согревшись ароматным чаем, но не утративший
философско-скептичного взгляда на весь мир и любые процессы проистекающие
в нем.
Джонсон был непроницаем как свинцовая обивка рентген-лаборатории. Он
пил чай с таким видом, с каким пил бы, наверное, раствор мышьяка или
мифическую амброзию - дарующую вечную молодость.
- Напрасно вы иронизируете, Швабр, вы сами не хуже моего знаете о
множестве явлений и фактов, трудно объяснимых с позиций отвергающих
наличие неких эзотерических знаний, проявляющихся у различных народов в
разные времена.
- Да, я уже неоднократно слышал эту теорию... от вас. - "хрюкнул"
раздраженно Швабр:
- Но почему вы решили, что озарение должно повториться именно сейчас
и именно с вами?
Джонсон невозмутимо допил свой чай и молча стал упаковывать вещи.
- А самое главное - я не могу понять: зачем вам я? - Швабр дернулся,
опрокинул свою кружку, которая тут же весело подпрыгивая подкатилась к
краю карниза и мирно исчезла в пропасти.
Джонсон задумчиво посмотрел на Швабра, как бы прикидывая: а не
отправить ли его следом, и спрятал на всякий случай спиртовку. А Швабр как
ни в чем не бывало, продолжал бубнить:
- Я - старый дурак (в этот момент Джонсон непроизвольно кивнул), дал
себя уговорить! Почти поверил в эти сказки! Хранилища эзотерических
знаний! Исчезающие города! Древние суперцивилизации! Информационные
инъекции - стимулирующие Прогресс! Шамбала!
Швабр надулся, как индюк и хотел выкрикнуть что-нибудь еще,
пообидней, но Джонсон спокойно сказал:
- Нам пора...
Швабр только шумно выдохнул воздух, как на полном ходу резко
затормозивший паровоз, а потом тихо и почти жалобно проскулил:
- Ну, вы же видите, что я устал, я начинаю терять надежду.
Подскажите, на что надеетесь вы?
- На вас, - невозмутимо отрезал Джонсон, с таким серьезным видом, что
несчастный Швабр окончательно решил: над ним издеваются. Швабр сел в позе,
отдаленно напоминающей позу лотоса или неумело изваянного Будды.
- Я никуда отсюда не пойду!
- Перестаньте валять дурака, Швабр, - все еще спокойно возразил
Джонсон.
- А я к вам даже не прикасаюсь! - злорадно объявил Швабр и победно
зыркнул на своего оппонента.
- Очень остроумно... - не выдержал Джонсон, его, наконец-то, начала
выводить из себя замаячившая перспектива - тащить Швабра остаток пути на
себе.
Швабр поерзал, устраиваясь поудобней, и застыл, став еще больше
похожим на дешевого Будду из провинциальной антикварной лавчонки.
- Ну, ладно, - сдался наконец "непробиваемый" Джонсон:
- Заночуем здесь - на карнизе.
И, так же спокойно и методично, как только что собирался, стал
распаковывать вещи и готовиться к ночлегу.
Обмякший от неожиданной победы Швабр решил пойти на примирение:
- Ну хорошо, вы считаете, что эту вашу Шамбалу надо искать именно
здесь - согласно вашим древнеиндийским текстам...
- Тексты не мои, а древнеиндийские, и принадлежат Национальной
библиотеке, а Шамбала...
- Хорошо, хорошо. Но ведь их читали не только вы, и места здесь не
такие уж дикие...
- В том-то и дело, что читали и искали многие, НО, они не знали ЧТО
искать...
- Как, что искать? Эту ваш... ну, Шамбалу.
- Вот именно - Шамбалу! Все искали Город, который то появляется, то
исчезает. А он никуда не исчезает! Это всего лишь поэтический образ,
метафора!
- То есть как не исчезает? Ничего себе - метафора! Где же он тогда?
- Здесь!
- Где???
- Здесь!!!
И пока Швабр вертел головой, опасливо поглядывая то на Джонсона, то
по сторонам, Джонсон разжег спиртовку, поставив ее в самой глубине карниза
- в неглубокой естественной пещерке, подальше от края и неуклюжего Швабра.
- Здесь, здесь, - спокойно продолжал Джонсон, заваривая чай:
- Только... Вот, вы Швабр, как думаете, что может появляться и
исчезать в человеческом жилище?
- В каком смысле?
- Ах да, я забыл специфику вашей профессии, милый Швабр... Я имел
ввиду такую ситуацию: вы стоите на пороге дома, а ЧТО-ТО то появляется, то
исчезает...
- Лифт, что ли?
- Вот! - Джонсон на мгновение утратил свою флегматичность:
- Именно - ЛИФТ! А Город внутри, в толще скал! Появляется и исчезает
только вход, то есть, лифт.
Джонсон победоносно глянул на Швабра, но Швабр его не слушал! Швабр
не слышал ничего, он уже не был похож на дешевого Будду, он был похож на
потрепанную, но не списанную еще со счетов ищейку.
- Что с вами? - удивился Джонсон.
- Огонь! - прошипел Швабр.
Джонсон нервно дернулся и проследил за взглядом Швабра. Швабр глядел
на спиртовку. Язычок голубого пламени склонялся в низком поклоне и лизал
стену пещерки.
- Ну и что?
- Сквозняк!
- О чем вы?
- Там за стеной - ПУСТО...
Швабр подобрался к стене и ловко стукнул по ней костяшками пальцев.
Глухой утробный звук был ему ответом...
- Ну вот, - прошептал Джонсон:
- А вы еще приставали с вопросом: зачем мне понадобился бывший
полицейский...
Швабр изменился до неузнаваемости. В его движениях появилась ловкость
и кошачья грация. Было удивительно, как столь крупный экземпляр человечьей
породы скользит тенью вдоль стены, чуткими пальцами то-ли пианиста, то-ли
карманника, пробегая неровности и сколы камня.
- С большой натяжкой можно сказать, что это пещера - плод
человеческой деятельности.
