любезны потереть между лопаток,- она была сама вежливость, воспитанность и
простота, и от этого контраста ее тона и ситуации, к которой этот тон
применялся, у Володи заклинивало мозги.
- Я бы советовала вам раздеться, а то всю одежду намочит,-
порекомендовала она, изгибаясь всем задним фасадом под его рукой с
намыленной губкой.
Шнур догорел. "Не может быть!!" - взорвался в мозгу динамитный
патрон, и Володя, ослепнув от предощущения невозможных наяву блаженств,
бросился в море любви.
Это оказалось весьма бурное море, ласковое и нежное, где шторм и
штиль сменяли друг друга, а качка бросала до небес, отделяя душу от тела,
и неизвестно, сколько именно алмазов можно насчитать в упомянутых небесах,
но море было бескрайне и неутомимо, и Володя сосчитал все алмазы, или во
всяком случае гораздо более, нежели мог предполагать.
- Откуда ты взялась?..- неземным голосом вопросил он, с трудом
всплывая в реальность, где через полчаса дочка должна была вернуться из
школы.
- С улицы, отвечал Гаврош.- Она поцеловала его, встала с измочаленной
постели и пошла в душНет-нет, теперь я сама.
После душа влезла в пальто, из другого кармана извлекла косметичку и
стала набрасывать грим.
- А теперь - еще кофе и пару бутербродов.- Скомандовала. Ласково, но
скомандовала.
Он неверными руками напялил домашний наряд и выполнил приказ, плывя в
сладком изнеможении.
- Послушай... почему? Она проглотила кусок и улыбнулась ему.
- Я что... нравлюсь тебе?..
- Кокетка,- сказала она.- А что, такой мужчина, как ты, может не
нравиться женщине?
- Да чем, собственно?..- Он добросовестно осмотрел себя взором глаз и
взором мысленным, и пожал плечами.
- В тебе масса мужества, которое только и жаждет реализации,-
пояснила она.- И настоящая женщина это всегда чувствует. А этому, знаешь,
очень трудно противиться. Володя сглотнул.
- У меня никогда в жизни так не было,- сказал он.
- У меня тоже,- с некоторым укоризненным назиданием прозвучал ответ.
Она взглянула на настенные часы и встала уходить, и он ее не
удерживал, а даже воспринял предстоящий уход с благодарностью, потому что
до прихода дочери оставалось минут десять, пожалуй.
- Телефон дай,- попросил он в прихожей.
- Не надо,- покачала она головой.
- Почему?!
- Это было так хорошо... и неожиданно... как сказка... так в жизни
даже не бывает...
- Я не могу больше не увидеть тебя!!! - он был опять сбит с ног,
ошарашен, смят.
- Ну что ты,- она ласково поцеловала его в щеку.- У тебя, конечно,
много женщин... ты донжуан, ловелас, бабник, трахальщик, что там еще...
- Нет!!! - закричал Володя.
- Не смеши меня, милый, я не девочка. Будем это считать просто
приключением. Но это было самое замечательное приключение в моей жизни,- с
искренностью и страстью прошептала она.
- Ты мне позвонишь?
- Не надо.
- Почему?!
- Потому что еще одна такая встреча - и я не смогу без тебя жить. За
эти несколько часов все во мне перевернулось, понимаешь? У женщин это не
так, как у мужчин.
- У меня тоже перевернулось!
- У тебя семья. Дети.
- Я все равно уеду! - вырвалось у него.
- Куда?
- В Америку! - отчаянно выдал он.
- Говорят, там женщин еще больше, чем здесь,- улыбнулась она и
открыла дверной замок.- Мне пора бежать, милый. И только тут он
спохватился:
- Но куда же ты... так?.. Она махнула рукой:
- Схвачу машину... ничего, не простужусь.- И, выскользнув из его
объятий, исчезла, защелкнув за собой дверь.
Володя добрел до постели и рухнул в полубессознательном состоянии. Он
щипал себя и мотал головой,. но на столе стояли две чашки, и два стакана,
и окурки в пепельнице были тонкие, коричневые, и ныло тягуче и сладко
внизу живота.
Окурки. Он взглянул на часы и стал быстро прибираться, успев даже
постелить чистую простынь: "Был жар, вспотел..."
Ну, пот-то высох, и был смыт душем, и видение рядом под душем
колыхалось помрачающе; а вот жар не вовсе исчез, прижился в глубине, как
рдеющий уголь под пеплом и золой, способный в любой миг дать пламя, яркое,
с треском, только раздуй его.
Пришло вдруг письмо от однокашника из Штатов. Однокашник расписывал
прелести своего житья и осведомлялся иезуитской вкрадчивостью, насколько
счастливо Володя живет, не мрет ли еще с голоду Питер, и не задумывался ли
его старинный друг (вот те раз! ужели друг? а в общем и верно друзьями
вроде были - так показалось Володе сквозь ностальгическую дымку годов)
насчет сменить место пребывания, рвануть в большой мир?
Володя перечитывал письмо, запивал информацию портвейном, всю
суррогатную мерзость которого вдруг явственно ощутил, словно сам побывал в
пресловутом "большом мире" и контраст тамошнего и нашего пойла ушиб его, и
бетонная мрачность боролась в нем с огненными выбросами надежды.
Уверенность в себе кристаллизовалась в нем, странным образом
одновременно увеличивая и мнительность, но мнительность эта была какая-то
отстраненная: он изучающе ловил взгляды детей, и ему определенно казалось,
что его несчастность распространилась и на них, он обделил их радостями
жизни, и они только терпят его, тяготясь.
А в институте замдиректора при встрече виновато вздохнул и
посочувствовал: скверно выглядите, не развернуть вам здесь своих
возможностей... да что поделать, приличных вакансий не предвидится, более
того - реорганизация, экономическая самостоятельность, сокращение штатов,
поскольку профиль сужается.. так что если вас куда-нибудь приглашают,
будем рады, не стесняйтесь!..
Жена при очередном скандале (муж стал выдержаннее, высокомерен стал
даже - к р е п к о в а т, еще смеет таким быть!) отрезала прямо: так
дальше жить нельзя, это не жизнь,- надо что-то решать. Он мысленно
ухватился за эту фразу, как за брошенный ему спасательный круг (сама
толкнула!).
Но это был еще не толчок - так, легкое колыхание, лишь слабое
предвестие землетрясения. Каковое и не замедлило разразиться.
- Володя, обсчет нулевого цикла по проекту УЛАН-2 можете сейчас
срочно занести? - позвонил на его этаж замдиректора.
- Но вы же знаете, я работаю над этим дома... и творческий день мне
под это и дан.
- Да, помню. Дело срочное, тут заказчик позвонил, вылетает. Вот что -
возьмите мою машину, шофер сейчас спустится, быстренько домой - и обратно.
И прошу в... в половине первого, успеете, ко мне.
Открыв дверь квартиры, Володя был парализован странным звуком. Звук
вошел игольчатым металлом в мозг его костей, и тело утеряло способность
двигаться. Но слух кое-как действовал, и слух подсказывал, что звук
доносится из спальни.
Мысли рванули с отрывистой скоростью пулеметной очереди. Что он
открыл дверь не к себе. Но - вешалка в коридоре: их вещи. И еще что-то.
Вроде плаща. Незнакомого. Или куртки. Чужой. Что - сын еще слишком юн; ах
подлец! Нет... Кто здесь?! Марина?! С кем? Чушь... Но... Не может быть!!!
А почему, собственно, не может... Удар ножом в живот: жена; и одновременно
- печальное уважение к ней: значит, она может быть и такой, она может,
только не с ним, а он не знал; и смертная тоска; и страх; и растерянность;
и праведная бешеная злоба; и поразительное облегчение - значит, не
больно-то он ей и нужен...
Он обнаружил, что может дышать, и что ноги его держат. А руки лезут в
карманы, достают сигареты и спички, правая вставила сигарету в рот и
чиркнула спичкой по коробку, который держит левая. Он затянулся, подумал,
выпустил дым, подумал, ощутил свое лицо, подумал, придал ему
спокойно-суровое или, по крайней мере, сколько-то живое выражение, что
плохо удалось при одеревенелости всех мышц, и лицевых тоже,- и стал
переставлять ноги попеременно таким образом, чтобы двигаться в спальню.
Дверь была приоткрыта, и стоны и рычание достигали верхних нот.
Володя, не зная зачем, трижды постучал сильно в дверь и распахнул ее,
встав на пороге в позе средней между статуей Командора и абстрактной
скульптурой.
Произошло именно то, что в драматургии именуется немой сценой.
Выразительность сцены заставила бы позеленеть от зависти любого
знаменитого режиссера. Откровенность же сцены сией была вполне в духе
нашего смелого времени.
Первой обрела дар речи та сторона любовного треугольника, которая в
этот момент, как бы это выразиться, занимала наиболее активную жизненную
позицию. Сторона оказалась крепким приятным парнем лет тридцати.
- Явление следующее: те же и муж,- невозмутимо и даже назидательно
произнес он, мельком взглянув на Володю, прямо в лицо Володиной же жене,
не меняя при этом упомянутой позиции. После этой сакраментальной формулы
он, однако, счел приличествующим позицию сменить, и невозмутимо уселся на
краю постели.
Жена задернула простыню и закрыла глаза: спряталась. Она не умела так
быстро применяться к неожиданным обстоятельствам.
- Та-ак,- якобы со смыслом, а на самом деле абсолютно бессмысленно
произнес Володя другую сакраментальную формулу подобных ситуаций, и умолк,
потому что никакого дальнейшего текста не мог придумать. Гость, если можно
его так назвать, пришел ему на помощь.
- Могу в утешение рассказать анекдот,- непринужденно обратился он,
разряжая своей непринужденностью обстановку.- В одесском суде слушается
дело о разводе. Вопрос мужу: так почему вы все-таки разводитесь? Она меня
кретином обозвала, отвечает муж. Ну, разве это веская причина, укоризненно
говорит судья. Она в контексте обозвала, упорствует муж. Это как,
удивляется судья. А так: прихожу я домой, а она в постели со здоровенным
мужиком, увидела меня и говорит: смотри, кретин, как это делается.
В своей вполне эффектной мускулистой мужественности он встал и,
сделав шаг навстречу, протянул Володе руку:
- Саша.- И, видя, что руки навстречу не протягивается, показал
большой палец: - И я вот такой парень! Жена полуистерично хихикнула и
открыла глаза.
- Сука,- просипел Володя.- Совет да любовь,- пискнул он.
- Дай даме одеться, она стесняется,- сказал Саша.
- Ну что, он лучше? - яростно пропел Володя. На лице жены отразилось
очевидное ему самому: конечно лучше.
- Конечно лучше,- подтвердил Саша, разведя руками, расправил плечи,
выпятил грудь и бросил взгляд на себя вниз. Оглушенный Володя поведал
искренне:
- Встречу - убью! - и выкатился вон, грохнув дверьми - прощальный
орудийный залп над бренными останками когдатошного семейного счастья.
Внизу он прошел мимо замдиректорской машины, совершенно не имея в
сознании, зачем он в этот час очутился дома и почему. Ноги двигались
куда-то сами по себе, он шел на автопилоте, и заложенная программа уткнула
курс в родимую, свою, спокойную шашлычную.
Под тентом излюбленной шашлычной Володя и был прихвачен с бутылкой
вина (купленного у магазина за двенадцать ре) безжалостными дружинниками.
Сопровождаемый в отделение, он не мог видеть на тенистой дорожке у
кронверка знакомую фигуру, провожающую его холодным дальнозорким взглядом.
Следствием явился штраф и довольно позорное сообщение на работу, как
нельзя более некстати.
Город, на равнодушие которого он недавно жаловался, стал выталкивать
его ощутимо, как вода пробку.
- Как же я туда попаду? - спросил он Звягина.- Лет мне сорок,
английский практически не знаю, инженеры моей квалификации не больно там и
нужны... кто меня впустит?
- Заруби себе на носу простую истину: мы нигде никому не нужны.
- А что ж делать?
