мгновение дольше, ощупывая на ее пальце кольцо с камнем-розочкой. Я даже
приподнял на свет ее руку и откровенно посмотрел на кольцо. Она
выдернула руку и зло спросила:
- Вы что?
- А ничего. Мне Евгений Петрович первым делом велел передать вам,
чтобы вы это кольцо как можно глубже заныкали. В розыске оно, по
мокрому...
Это было кольцо Ларисы Груздевой - я не мог ошибиться, десятки раз я
видел его описание в деле.
- И для этого он прислал вас? - спросила она с усмешкой.
- Нет, он меня прислал, чтобы я объяснил, как его с нар вытащить. А
вы тут меня за дурака держите, театры всякие, концерты разыгрываете!
Подсылаете дуру какую-то! Что же, вы думаете, мне Фокс не объяснил,
какая вы из себя, коли посылал меня на встречу?
- А почему же он вас к бабке направил, а не ко мне?
- Ха! Мы с ним не в парке Горького на лавочке расстались! Он тоже
против меня опаску имел - л вдруг меня менты расколют? А вдруг я
скурвлюсь и сам настучу?
Так прямо к вам в теплую постелю их и доставлю. Надо думать, он этот
резон имел.
А там бог его ведает, что он думал: вы-то знаете, мужик он
непростой...
- Так что же он сказал вам? Что вы должны передать мне?
- Инструкцию. Так он и сказал - инструкцию. Это, говорит, будет у
тебя единственный в жизни заработок такой: запомни от слова до слова,
передай и получишь пять кусков.
- Что-то больно дорого за такую работу...
- Ему-то там, на киче, это не кажется дорого. Тем более что речь о
шкуре его идет. Вышак ему ломится...
- Хорошо, я слушаю вас...
- Денежки пожалуйте вперед. Дружба дружбой, как говорится, а
табачок...
Она открыла сумку и протянула мне завернутую в газету пачку. Я стал
разворачивать сверток, но она сердито зашипела:
- Перестаньте! Там ровно пять тысяч. Говорите...
Я помялся немного, потом махнул рукой:
- Смотрите, на совесть вашу полагаюсь. Мне ведь тоже рисковать, с
МУРом вязаться неохота...
- И попробуйте наврать только!
- Зачем же мне врать!- Я огляделся, в переулке никого было не видать,
только неподалеку возились со своими ящиками грузчики около хлебного
фургона, и я подумал, что это, наверное, наши ребята меня здесь
прикрывают. Правда, это мне не понравилось - грубо; они совсем рядом
стояли, и раз за Аней бандиты присматривают, то и их наверняка засекут.
- Значит, Фокс так сказал: его в МУРе колют по поводу ограбления
продмага и убийства сторожа. Дела его неважные - там на карасе отпечатки
его остались...
Содержат его пока на Петровке, на той неделе должны перевести в
тюрьму - в Матросскую Тишину, а там уже хана - из тюрьмы не сбежишь...
- А с Петровки сбежишь? - спросила она, глядя на меня в упор своими
черными, чуть раскосыми глазами. И ноздри у нее тоненько дрожали все
время. Я уже вспомнил ее по справке, ребята точно отобрали, да разве
угадаешь, кто именно нам нужен, какая именно Аня в списке нас
интересовала. Анна Петровна Дьячкова, двадцать четыре года,
завпроизводством в пункте питания на Казанском вокзале, незамужняя,
несудима, характеризуется по службе положительно...
- И с Петровки не сбежишь. Но если на следственный эксперимент его
повезут из тюрьмы, то там конвой другой, такие псы обученные, с
автоматами. Это все дело пустое. А с Петровки его оперативники повезут -
те ловить мастаки, а насчет охраны они, конечно, лопушистее. Их там всех
можно заделать,- сказал я, понижая голос и наклоняясь к ней.
- Это как же?
- Ну что "как, как"? Что вы, маленькая? Пиф-паф - и в дамки!
- А какой следственный эксперимент? - спросила она недоверчиво.
- Ну сделал он признание: так, мол, и так, я убил сторожа и хочу на
месте показать, как это все происходило. Поскольку он сидит в полной
несознанке, оперативники обрадовались, захотели побыстрее закрепить его
показания. Повезут его туда обязательно... По телефону договаривались -
он сам слышал.
- Что еще сказал Евгений Петрович?
- Ну, детали всякие, как это сделать. И еще он велел, чтобы вы
горбатому сказали: если его у муровцев не отобьют, он на себя весь хомут
тянуть не станет
- сдаст он его самого и людей его сдаст...
- Понятно... понятно...- протянула она и вдруг громко сказала:- Вы
поедете со мной и расскажете про все эти детали - что надо делать...
- Нет,- покачал я головой.- Такого уговора не было, я и Фоксу сказал:
постараюсь бабу твою разыскать и все обскажу, а никуда ходить с вами я
не собираюсь и в дела ваши встревать не хочу...
- А тебя, мусор, никто и не спрашивает!- раздался тихий голос за моей
спиной, и в бок мне воткнулся пистолетный ствол.- Садись в машину...
Я повернулся слегка и увидел грузчиков фургона - один жал мне ребро
пистолетом, а другой стоял, на шаг отступя, и руку держал в кармане.
Дух из меня вышибло. Ах, глупость какая, вот ведь почему пропала
малокопеечка - он меня сдал с рук на руки. Может быть, Жеглов бы об этом
и раньше догадался, а у меня, видать, еще опыта маловато. Я тупо смотрел
на них, стараясь сообразить быстрее, что мне делать, и ничего путного не
приходило в голову. Их тут все-таки двое с пушками, и даже если я затею
с ними возню и наша засада, которою я сейчас и не видел, придет мне на
помощь, то бандиты все равно успеют меня срезать, и главное совершенно
бесполезно, бессмысленно - мы ведь все равно еще не уцепили кончик!
Допустим, их тоже застрелят или похватают - что толку, это, возможно,
пустяковые людишки, уголовная шушера, подхватчики...
И я начал быстро, гугниво бормотать:
- Граждане, товарищи дорогие, что же это такое деется? Я вам доброе
хотел, а вы...
- Молчи, падло,- скрипнул зубами бандит; у него лицо было совершенно
чугунное, серое, ноздреватое, с тухлыми белыми глазами, ну просто ни
одной человеческой черточки в нем не было, будто господь бог задумал
сделать его, свалял из всякой пакости, Увидел - брак и выкинул на
помойку, а он, гад, все равно ожил и бродит среди живых теплых людей,
как упырь. Ткнул он меня сильнее пистолетом и сказал:
- Садись быстро в машину, ссученный твой рот!
Эх, чего же мне на фронте не довелось только увидеть, чего я не
вытерпел, каких страхов не набрался, а вот никогда у меня не было такого
ощущения, что смерть - совсем рядом! Он мне сам казался похожим на
смерть, и воняло от него смрадно.
И я шагнул к распахнутому люку хлебного фургона. Второй бандит
прыгнул за руль, вместе с ним в кабину села Аня, а чугунный мерзавец
влез за мной в кузов и захлопнул складные дверцы.
Не успел я еще сесть на ящик, как фургон покатил. Сначала я пытался
считать повороты, чтобы как-то ориентироваться, мне казалось, что машина
едет куда-то в сторону Каланчовки, потом она стала крутить, разгоняться,
тормозить, где-то посреди улицы развернулась, мотало нас на колдобинах и
ухабах, и снова зашуршал под колесами асфальт, глухо пророкотали рельсы
на переезде, по стуку судя, это были железнодорожные, а не трамвайные
рельсы, и где-то совсем рядом засвистела электричка. Потом мы долго
стояли, тяжело прошумел шатунами, натужно вздыхая, паровоз, и снова
начались ухабы и тряска неровной дороги, и опять зашелестел асфальт, и
мне пришло в голову, что они нарочно кружат, проверяя, нет ли за
фургоном слежки. Ехали то быстро, то медленно, потом остановились и
снова поехали. И когда фургон затормозил, хлопнула дверца в кабине и
распахнули снаружи люк, я даже приблизительно не представлял себе, где
мы находимся.
Шофер спросил:
- Завязать глаза ему?
А Чугунная Рожа засмеялся:
- Зачем? Он никому ничего не разболтает...
Мы стояли во дворе скособоченного двухэтажного домика, замкнутого
квадратом высоченного дощатого забора. Я подумал, что с улицы через этот
забор крышу фургона, пожалуй, и не увидать. Ну ничего, покувыркаемся еще
немного. Я как-то не хотел верить, изо всех сил отгонял я от себя мысль,
что ребята, которые должны были обеспечивать меня, могли совсем потерять
след фургона. Или хотя бы номер его не засечь...
И хотя Чугунная Рожа уже объяснил мне насчет моей судьбы, я надеялся
выкрутиться. Ведь если бы они меня раскололи или совсем не поверили, ни
к чему им было бы катать меня по всему городу. Стрельнул на месте или
ткнул заточкой - и все, большой привет! А они меня привезли сюда,-
значит, пока еще план мой окончательно не завалился, игра продолжается,
господа мазурики...
Я бы, наверное, чувствовал себя много скучнее, если бы знал, что у
Ростокинского переезда машина службы наблюдения потеряла из виду хлебный
фургон окончательно и Глеб Жеглов бьется на Петровке, стараясь задержать
операцию по прочесыванию каждого дома в зоне Останкино, Ростокино и в то
же воемя выясняя, где может находиться хлебный фургон номер МГ 38-03...
- Давай, Лошак, веди его,- сказал Чугунная Рожа шоферу.- Я огляжусь,
не рыскают ли окрест лягавые...
Лошак подтолкнул меня в спину, не сильно, но вполне чувствительно, и
я сказал ему:
- Не пихайся, гад!..
А впереди пошла Аня. Она шла через темные сени и длинный кривой
коридорчик уверенно - не впервой ей здесь бывать. Она дернула на себя
обитую мешковиной дверь, и свет из-под морковно-желтого абажура плеснул
в глаза, ослепил после темноты.
Прищурясь, я стоял у порога, и билась во мне судорожно мысль, что
если хоть один муровец вошел в их логово, то, значит, конец им пришел.
Даже если я отсюда не выйду, а выволокут меня за ноги, тоже счет будет
неплохой, коли шофера Есина уже застрелил Жеглов, Фокс сидит у нас и
здесь их набилось пятеро. Я бодрил себя этими мыслями, чтобы вернулась
хоть немного ко мне уверенность, и все время мысленно повторял про себя
главное разведческое заклятие - "семи смертям не бывать",- и осматривал
их в это же время, медленно обводя взглядом банду, и делал это не
скрываясь, поскольку н они все смотрели на меня с откровенным интересом.
Вот он, карлик. Не карлик, собственно, он горбун, истерханный,
поношенный мужичонка, с тестяным плоским лицом, в вельветовой толстовке
и валенках. На коленях у него устроился белоснежный кролик с алыми
глазами и красной точкой носа.
И здесь же старый мой знакомый - малокопеечка. Кепку свою
замечательную он уже снял и сидит за столом, очень гордый, довольный
собой, щерится острыми мышиными зубами.
- Что ты лыбишься, как параша? - сказал я ему.- Дурак ты! Был бы на
моем месте мусор, ты бы уже полдня на нарах куковал! Я тебя, придурка,
еще в кино срисовал, как ты вокруг меня сшивался...
Он выскочил из-за стола, заорал, слюной забрызгал, длинно и нескладно
стал ругаться матом, размахивая руками у меня перед носом.
- Да не шуми ты, у меня слух хороший!- сказал я ему.- И слюни
подбери, мне после тебя без полотенца не утереться...
И горбун наконец раздвинул тонкие змеистые губы:
- Сядь, Промокашка, на место. Не мелькай...- И этот противный воренок
сразу же выполнил его команду.
Лошак прямо от двери прошел к столу и сразу же, не обращая внимания
на остальных, стал хватать со стола куски и жадно, давясь, жрать.
Пожевал, пожевал, налил из бутылки стакан водки, залпом хлобыстнул и
снова вгрызся в еду, как собака,- желваки комьями прыгали за ушами.
Вошел в комнату Чугунная Рожа - не знаю, как его звали, но мне он
больше нравился под таким названием. Он уселся верхом на стул и тоже
стал меня разглядывать. А я все еще стоял у порога и думал о том, как бы
я с ними со всеми здесь разобрался, будь у меня в руке автомат мой ППШ,
и еще бы хорошо пару лимонок. Они ведь такие сильные и смелые, когда
против них безоружный или если их всемеро больше. Ах как бы хорошо было:
гранату на стол, сам на пол, за буфет, и длинной очередью снизу вверх, с
