него подходящая - Ручников.
В театр мы вошли через служебный вход, где с Жегловым стал
препираться толстый взмыленный администратор в очках, сдвинутых на
затылок. Но Жеглов как-то очень быстро его окоротил: взял за пуговицу и,
подтягивая к себе с такой силой, что нитки трещали, сказал:
- Вы мне не контрамарки дадите и даже не билеты, а записку к
капельдинеру с распоряжением посадить меня там, где я ему скажу. И
делайте это, почтеннейший, незамедлительно, у меня нет для вас
времени...
- Сумасшедшие люди! - взмахнул руками администратор.- Вы что,
думаете, что я места из воздуха делаю?
- Я об этом ничего не думаю! - оборвал его Жеглов.- Меня это не
интересует! Мне на ваши танцы-арии вообще наплевать, сроду бы я к вам не
пошел, если бы меня не привело сюда дело государственной важности...
От такого святотатства в храме искусства администратор слегка
обалдел. Он молча смотрел на Жеглова, разевая беззвучно рот, будто
Жеглов у него весь воздух отобрал.
- Вы читать по-русски умеете? Вот и читайте тогда, что здесь
написано,протягивал ему Жеглов свое удостоверение, где было сказано, что
он начальник бригады отдела Московского уголовного розыска по борьбе с
бандитизмом.- И пришли мы к вам не развлекаться, а по делу...
Минут за сорок до начала "Лебединого озера" мы устроились с Жегловым
в гардеробе за большущим пожарным шкафом; мы стояли за ним, просматривая
почти весь длинный проход перед барьерами, за которыми сновали
чистенькие старички и старушки в вишневой униформе с желтыми табличками
на карманах: "ГАБТ". Мы приобрели у них театральную программу, и Жеглов
удивил меня своим размахом, взяв на червонец два перламутровых маленьких
бинокля. Сначала Жеглов смотрел в дальний конец прохода через биноклик,
подкручивая все время отходящее фокусирующее кольцо, а потом так же, как
и я, сунул бинокль в карман:
- Ерунда сплошная, а не техника!
- Ты бы меня сразу предупредил, можно было мой армейский взять,
восьмикратный.
- Это тебе не передовая! - огрызнулся Жеглов.- Ты бы еще стереотрубу
сюда приволок.
- А ты что думал? - засмеялся я.- Выставили бы над шкафом оптику, а
сами сидели бы здесь в тишине да уюте...
Неспешно переговаривались мы с Жегловым, а сами зыркали все время на
проходящих театралов, и я все нервничал, что Ручечник опоздает или не
появится совсем и тогда я из-за него так и не посмотрю даже одним
глазком на "Лебединое озеро", а это мне было ужасно обидно, потому что я
до сих пор ни разу не был в Большом театре. Мне хоть бы зал
посмотреть...
Я уж совсем отчаялся повысить свой культурный уровень, к чему
призывал меня Жеглов на комсомольском собрании, когда он сипло сказал:
- А вот и красавец наш пожаловал...
Отчаянно всматривался я в поток людей, шествующих по гардеробу:
офицеры при всех своих орденах и регалиях, служащие в заутюженных
шевиотовых костюмах, женщины с модной шестимесячной завивкой и в
панбархате, а некоторые даже с чернобурками через плечо, иностранцы,
одетые вроде бы скромно, но чем-то сразу отличающиеся от наших...
- Не туда смотришь,- шепнул Жеглов.- Вон он, у того прилавка, в сером
костюме.
Смотрел я на Ручечника и не мог поверить. Я уж начал привыкать к тому
злому маскараду, на котором мы все время вертимся с Жегловым, приподымая
на людях маски, чтобы выволочь волков из-под овечьей шкуры, но с каждым
разом продолжал удивляться, как много сил затрачивают люди, чтобы
выглядеть не тем, кем они являются в жизни на самом деле...
Ручечник был похож на иностранца - в замечательно красивом сером
костюме, в белой глаженой рубахе с полосатым галстуком, на котором ярко
искрилась булавка, в толстых башмаках "шимми" и с красивой палкой, на
которую он грузно опирался.
- Он что, хромой? - спросил я Жеглова.
- Ну да! Ты с ним побегай наперегонки! Он трость для понту носит,
солидности добирает!
Настоящим иностранцем выглядел Ручечник. Вот только его женщина была
не похожа на сухоногих очкастых жен дипломатов - была она белая,
ленивая, невероятно красивая, с огромной короной из темно-русых кос.
Ручечник подал ей руку, и они чинно пошли по гардеробу к выходу в фойе:
ни дать ни взять - варяжский гость прибыл. Лишь ненадолго задержались
они в толчее у гардероба, где раздевались зрители из лож бенуара - там
прямо и висела таблица: "Ложи бенуара".
Жеглов дернул меня за руку:
- Ну-ка давай! Ходу!
Мы пристроились за ними и так и слонялись метрах в десяти до самого
звонка.
Жеглов велел мне не спускать с них глаз, исчез на несколько минут, и
я видел, как он тряс за лацкан администратора. Не знаю, что он ему
говорил, но, во всяком случае, когда мы подошли к ложе номер четыре,
капельдинер пропустил нас без звука на два свободных места в глубине
ложи. С этого места мне не очень хорошо было видно всю сцену, потому что
она была огромная - высотой этажей в пять, наверное,- но зато из
сумеречной глубины нам было хорошо видно Ручечника с его дамой, которые
сидели точно в такой же ложе, но на противоположной стороне зала.
Я хотел придвинуться поближе к барьеру, чтобы получше разглядеть зал,
который я до этого видел только в кино, но Жеглов дернул меня и сердито
сказал:
- Не лезь! Сиди тут, в глубине.
- Интересно посмотреть - когда еще попадем сюда?
- Тоже мне, театрал отыскался! - фыркнул негромко Жеглов.- Твое дело
шестнадцатое - за клиентом смотреть...
- А чего на него сейчас смотреть? Куда он денется до антракта?
- Ну и даешь же ты, Шарапов? А чего он, по-твоему, в гардеробе около
англичан терся?
Честно говоря, я там никаких и англичан не разглядел, а уж тем более
не видел, что Ручечник около них терся. Он как разделся, так и пошел в
фойе, задержавшись на секунду в толкучке у выхода из гардероба.
Жеглов сказал задумчиво:
- Я не очень уверен, конечно, но сдается мне, что он у того бобра
номерок уже увел...
Пришли три женщины на передние места в нашей ложе. Жеглов их очень
галантно пропустил, пододвинул стулья, пошутил с ними, обещал принести в
антракте лимонад, и тут погас наконец свет.
На освещенную трибунку перед оркестром взошел седой толстый старик в
черном костюме с красивыми блестящими лацканами, поклонился залу и
взмахнул палочкой.
Играла прекрасная музыка, потом раздвинулся огромный занавес,
расшитый темно-золотыми колосьями, и открыл исключительной красоты вид.
Чего там только не было: старинный замок, заснеженные горы, озеро - как
настоящее. Не знаю, сколько прошло времени, но так нравилось мне
представление, что показалось, будто все это промелькнуло в один миг,
как из окна мчащегося поезда, жаль только, Вари со мной не было. Жеглов
толкнул меня сильно в бок, я встрепанно помотал головой, взглянул в ложу
напротив - Ручечника с его красавицей там не было.
Жеглов уже выходил из ложи в коридор, я проскользнул за ним следом,
наши соседки, по-моему, и не заметили, как мы исчезли. Жеглов быстро шел
по коридору, говоря мне на ходу:
- Я возьму Ручечника, он где-нибудь неподалеку пасется, а ты дай ей
надеть шубу.
Перехвати у дверей и зови сразу гардеробщиков...
Она шла мне навстречу, высокая, шикарная, с развевающимися полами
переливчато-блестящей коричневой шубы, голова ее была гордо закинута
назад, она небрежно помахивала сумочкой на ремешке с таким видом, будто,
мол, сто раз она видела такие балеты, не понравилось ей,- стало быть,
сидеть тут, скучая, и не подумает! От мысли, что мне надо ее
арестовывать, всю такую из себя прекрасную, я даже оробел; у меня не
только вроде нее знакомых сроду не бывало, но и разговаривать с такими
королевами не доводилось. Но все-таки сказал я довольно твердо:
- Подождите, гражданочка, мне поговорить с вами надо...
Не останавливаясь, вздернув еще выше голову, она бросила мне на ходу:
- Я с незнакомыми мужчинами не разговариваю!..
И почему-то эти слова сняли с меня неловкость, рассеялось ощущение,
что я совершаю какую-то глупость и все это вообще происходит по
недоразумению. Я взял ее под руку и сказал:
- Я незнакомый мужчина из МУРа, так что поговорить придется.- И уже
манил к себе седенького прилизанного гардеробщика.
Л она вдруг сделала неуловимое движение, струйкой воды скользнула из
гладкой шубы и уже почти успела сбросить ее, но я крепко держал ее за
локоть, так что номер не вышел: шуба повисла на правой руке женщины.
- Очень я вас прошу, не устраивайте, пожалуйста, фокусов, мне будет
совестно к вам применять силу,- сообщил я ей и повернулся к
гардеробщику: - Эта женщина взяла чужую шубу, я вас прошу пройти со мной
к администратору...
Сказал и сам пожалел, потому что старичка чуть удар не хватил. Краска
волнами заливала его лицо - он бледнел, синел, багровел, причитая тонким
голосом:
- Душегубцы! Злодеи! Да нам за эту норку десять лет не расплатиться!
Сволочь! А какая приличная с виду!..
Он блажил, а я не знал, волочить ли мне мою красавицу или старика на
руки брать.
Но в этот момент из-за угла появился Жеглов, и я понял, что его-то
проблемы все уже решены: завернув Ручечнику кисть правой руки за спину
болевым приемом, он в очень быстром темпе гнал его перед собой по
коридору, не обращая внимания на крики и угрозы, что сейчас сюда приедет
городской прокурор и нас, как собак, выгонят со службы к чертовой
матери... В левой руке у него болталась щегольская трость, бросить
которую он не решался - маскарад поломается. Картина от всего этого
получалась совершенно и окончательно нелепая.
Администратор, который раньше не хотел давать Жеглову надлежащих
мест, проникся сейчас важностью нашей задачи. Он метался по кабинету,
воздымал руки, грозил Ручечнику и его подруге ужасными карами, предлагал
всю необходимую помощь Жеглову, беспрерывно повторял:
- Какой позор! Какой позор! Так осрамить нас перед иностранцами!
Очень он мешал, и Жеглов, осмотревшись слегка, скомандовал:
- Прошу всех посторонних на некоторое время оставить кабинет! Кто
понадобится - позову.
Администратор, наверное, не привык, чтобы его вот так бесцеремонно
выставляли из собственного кабинета, и не чувствовал он себя здесь
посторонним, но Жеглов уже внушил ему ощущение бесполезности спорить или
возражать. И, вздохнув, администратор вышел.
- Пусть гардеробщики подождут, не отпускайте их! - крикнул ему вслед
Жеглов, снял телефонную трубку, вызвал дежурную часть и велел пригнать
"фердинанд",-...Пусть Пасюк с Тараскиным едут сюда тоже, им сейчас
найдется работа.
Одной рукой он держал трубку, а другой перевернул сумку воровки и
вытряхивал из нее на стол все, что там было.
А я смотрел на соучастников - лица у них были отчужденные, будто
полчаса назад не они шли под руку, тесно прижимаясь друг к другу,-
совсем незнакомые, чужие люди, испытывающие взаимную неприязнь оттого,
что свело их вместе противное случайное обстоятельство.
Жеглов рассматривал какой-то пропуск или удостоверение, выпавшее из
сумки, потом опять набрал номер и сказал:
- Это снова Жеглов. Ну-ка, браток, запроси в адресном установочные
сведения на Волокушину Светлану Петровну, двадцать первого года
рождения. А может быть, двадцать второго - я ее не крестил, а она со
мной еще не откровенничала. Ну, привет. справочку дайте Тараскину,
побыстрее шевелитесь. Ага...
Положил трубку и сел в кресло администратора - большущее, красиво
изогнутое, обитое полосатым коричневым шелком,- и по тому, как
лениво-хищно потянулся в этом кресле Жеглов, я видел, что кресло ему
нравится. Честно говоря, Жеглов и впрямь хорошо выглядел за этим
