- И не разводитесь? - спросила я и подумала, что всякого
рода семейные неурядицы стали для меня сейчас самой
интересной темой.
- Нет, - покачал он своей нарядной фуражкой. - Нам это
обоим причинило бы массу сложностей. Алене - значительные
материальные потери. А мне, по-видимому, моральные...
- В каком смысле?
- Я же на загранплаваний. Как разведусь, так меня с
мостика в два счета турнут. А я только полмира обошел,
интересно вторую половину посмотреть. Да и люблю я свою
работу...
Полмира обошел! Экий Буцефал. Он меня раздражал своей
неколебимой уверенностью в своих незначительных суждениях.
А что ей было делать, этой неведомой мне Алене, если он на
берегу почти не бывает? Сидеть почти весь год на пристани и
дожидаться, когда этот Магеллан пожалует на своем ролкере из
второй половины мира? Решила жить хаотически-весело.
И с острой горечью подумала, что Витечку, пожалуй, я бы
ждала почти весь год. И еще год. И еще... Только бы
вернулся. - Уже в лифте он спросил неожиданно:
- Вы верите в приметы?
- Не верю, - отрезала я. - Я человек несуеверный...
- Не может быть! - застенчиво-уверенно сказал Ларионов.
- Несуеверны только попы, мелкие чиновники и могильщики. У
них работа без риска...
- А вы суеверный?
- Ну, как вам сказать... В приметы я верю. - Он
перекинул с плеча на плечо свой увесистый цветной мешок. -
Меня приметы редко обманывают...
- Какая же была у вас примета насчет вчерашней драки?
Он неопределенно хмыкнул:
- У меня была примета не к драке... Да, собственно, это
неважно...
Я нажала кнопку дверного звонка, ребята с визгом
выкатились мне навстречу, но замерли, увидев Ларионова, и с
интересом воззрились на него.
- Познакомьтесь, детки... Это друг нашей Ады, приехал из
Одессы...
Сережка протянул ему руку и деловито осведомился:
- Вы моряк?
- Моряк, - кивнул Ларионов. - Штурман...
- А как ваше фио? - продолжал допытываться Сережка.
- Что? - удивилась я. - Что такое "фио"?
- Фамилия-имя-отчество! - сообщил Сережка. - В
журналах, вообще в списках есть такая графа - "ФИО"...
- Мое фио - Алексей Петрович Ларионов, - усмехнулся
гость. - Можно просто Алексей...
- А меня зовут Сергей...
- Так я тебя, Сергей, помню... Ты тогда, правда, был
поменьше... На даче у Ады я вас всех видел... И Маринку, и
папу твоего...
Истомившаяся молчанием Маринка обрадовалась, что ее
включили в круг собеседников, и сообщить ей хотелось,
конечно, что-нибудь значительное. Она и сказала
приподнято-взволнованно:
- Мам, нам Галина Лаврентьевна сказала, что нас приняли в
общество охраны памятников. И велела принести завтра
двадцать копеек - удостоверение будут давать...
Сережка ехидно спросил:
- А ты за бесплатно памятники охранять не можешь?
- Нет, нет! - заволновалась Маринка. - Нам
удостоверения давать будут!
- А фотографию не надо сдавать на удостоверение? -
ехидно-серьезно расспрашивал Сережка. - А то ты по
растяпству своему потеряешь удостоверение, и кто-нибудь
вместо тебя незаконно будет памятники охранять.
- Галина Лаврентьевна ничего не говорила про фотографию,
- растерялась Маринка. - Она только про двадцать копеек
сказала...
- Ну, тогда твое дело швах, - лицемерно сочувствовал
Сережка.
- Отстань, Сергей, - засмеялся Ларионов. - Я прямо
сейчас сделаю тебе фотографию на удостоверение. И не
простую, а цветную...
Мы недоверчиво уставились на него, а Ларионов положил на
пол мою сумку, цветной мешок, скинул на вешалку плащ и взял
у меня из рук фотоаппарат.
- Маринка, знаешь, что это такое?
- Фотоаппарат. Но карточки...
- Будут, будут тебе карточки, - обнял ее за плечи и
уверенно повел в гостиную, будто сто раз бывал у нас дома.
- Это, Маринка, аппарат, да не совсем обычный. Называется
поляроид...
Он усадил ее на стул, а мы с Сережкой с любопытством
следили за ними. Я опасалась, как бы он не выдумал
какой-нибудь глупой шутки, вроде вылетающей из объектива
птички вместо фотографии. А он серьезно спросил ее:
- Слушай, если тебе нужно фото на такой важный документ,
может быть, наденем тебе мою фуражку? Все-таки ты природу
будешь охранять...
- Не природу, а памятники, - поправила Маринка, но идея
ей явно понравилась, она с охотой нацепила его фуражку,
сдвинув чуть на затылок.
Ларионов быстро открыл футляр - обычный крупный
фотоаппарат. Навел резкость, а Сережка бормотнул завистливо
под руку:
- Темно здесь, ничего не проработается...
- Проработается, - уверенно сказал Ларионов. - Маринка,
смотри на меня, головой не тряси, не моргай - выдержка
большая, а то будешь на снимке, как сонная курица...
Нажал на кнопочку, короткая ослепительная вспышка блица,
шуршащий картонный шорох, и откуда-то из-под аппарата
выползла квадратная карточка.
- Прошу, фото готово, - протянул Ларионов Маринке
карточку.
- Так тут же ничего нет! - разочарованно воскликнула
она.
- Как говорит мой боцман: годи помалу! Ждем минутку...
Середина белой пластмассовой карточки стала наливаться
мутью, как будто заливало ее киснувшее молоко, в ней
появилась голубизна и прозелень, еле заметный вначале цвет
стал постепенно набирать силу и глубину. Из туманных
разводов цветового хаоса появились отчетливые линии, и вдруг
в центре пластинки вынырнуло Маринкино серьезное лицо в
фуражке. Ее смешная рожица словно выплывала к нам из
глубины морской воды: появились удивленные глаза, сжатые
строго губы, кокарда. Из сумрака небытия возникла она
натекла сочным цветом, появилось ощущение пространства и
тепла.
- Во зыко! - ахнул Сережка. Два бессмысленных кошмарных
слова выражают максимальный восторг, высшую категорию
качества: "Зыко!" и "Зыровски!". - А мне можно?
- На, работай! - протянул ему поляроид Ларионов. -
Учти, в кассете десять снимков, распорядись с умом...
Я на кухне высыпала на стол из мешка присланные Адой
фрукты. Огромные алые яблоки, золотисто-желтые длинные
груши. Из гостиной доносился Маринкин восхищенный визг,
значительно басил, срываясь на петушиный вскрик, Сережка, и
чуть тягучий голос Ларионова объяснял им что-то, наверное,
про необходимость соблюдать порядок. Потом я услышала
недоверчивый вопрос Сережки:
- И на Бермудах?!.
- Конечно, бывал...
- А око тайфуна - это не выдумки?
- Нет, не выдумки - кольцо шторма вокруг судна, а внутри
мертвая зыбь... Сухогруз "Тарасов" погиб...
Ах, как было бы хорошо, если бы с ними сидел там Витечка!
Шутил, подначивал вопросами Ларионова, строил свои обычные
несбыточные планы: "С завтрашнего дня строим плот с
парусами - отправляемся через Атлантику..."
Мы ведь, Витечка, готовы были поплыть с тобой на плоту
через океан по первому твоему слову. Нам и штурман Ларионов
для этого был не нужен. Мы твердо верили, что ты знаешь
курс к счастью. Зачем нам еще штурман? А ты нас завез на
необитаемый остров. А сам уплыл неведомо куда, обвязавшись
на дорогу спасательным поясом с надписью "Гейл Шиихи"...
Из мешка высыпались душистые зеленые огурчики фейхоа и
тугие оранжевые комья хурмы. Они были обтекаемо-острые, как
девичьи груди, и сочились изнутри светом вроде китайских
фонариков.
Маринка с жаром объясняла Ларионову:
- Это давно было, когда еще жили начальные люди, то есть
мартышки...
В дверях кухни появился смеющийся Ларионов. Я показала
ему на фрукты:
- Впервые слышу, чтобы в Одессе росли хурма и фейхоа...
Ларионов покраснел, заерзал:
- Понимаете, Ирина Сергеевна, глупость вышла с
посылкой... Я ведь ее уже поставил в такси, когда драка
началась...
- И что, за время драки помидоры превратились в хурму?
- Нет. - Он растерянно развел руками. - Когда драка
круто заварилась, таксист дал газ и укатил... И посылочка с
ним вместе тю-тю...
- Тю-тю... - бессмысленно повторила я за ним. -
Дороговато, боюсь, станет посылочка...
- Да что вы, Ирина Сергеевна! - взмок от неловкости
Ларионов. - Я днем заскочил на Центральный рынок - там и
выбор лучше нашего, и цены, можно сказать, дешевле... Пусть
ребята витаминчиков покушают... Хорошие у вас мальцы!..
Я махнула рукой:
- Да ладно! Все дети прекрасны, все старики почтенны...
У него, по-моему, есть перебои с чувством юмора, потому
что он совершенно серьезно ответил:
- Не знаю... Я не верю, что все дети прекрасны, а
старики заслуживают уважения. - Помолчал мгновение и
добавил: - Есть противные дети и презренные старики...
В кухню влетел Сережка с поляроидом в руках:
- Вот так стойте!.. Рядом!.. Ма, чуть-чуть ближе...
Вот так, стоп!
Полыхнула крохотная молния блица, с шуршащим шипением
выползла еще слепая карточка. Но грома небесного я не
услышала. Не услышала я беззвучного немого грома. В
сентябре редко гремит гром.
Так и стоим мы на той цветной карточке - рядом, у стола,
заваленного горой золотисто-оранжевых и зеленых фруктов.
К концу дня позвонил на работу Ларионов.
- Ирина Сергеевна, вы хотели передать Аде какие-то
книги...
- Да, да, спасибо! И отдать вам поляроид, вы его вчера
забыли у нас.
- Ладно, это успеется... Ирина Сергеевна, давайте пойдем
на Владимира Фаддеева - это очень интересно, билеты дают
только с нагрузкой... И заодно отдадите книги...
- А кто такой Фаддеев? - не поняла я.
- Это знаменитый телепат, гипнотизер. Психологические
опыты, называются "Познай самого себя"...
- Да ну, чепуха какая-то! - почему-то рассердилась я. -
У меня ужин для детей не приготовлен, а я буду с
гипнотизером познавать себя!
- Ирина Сергеевна, во-первых, интересно же проверить -
вдруг мы не все о себе знаем? Он ведь и экстрасенс в
придачу! Вдруг откроет в вас что-то неведомое?
- Нечего во мне открывать! Со мной дело ясное. А что
второе?
- Нет, это я так сказал, в смысле второго... Я имел в
виду насчет ужина ребятам. Я уже был у вас дома, привез им
биточки по-московски... - У него по-прежнему был странный
тон - застенчивый и уверенный одновременно.
- Что-что? Какие биточки?
- По-московски. В кулинарии от ресторана "Центральный"
продавались - знаете, лоток такой фольговый, а в нем уже
готовые замороженные биточки. С гарниром. Рис припущенный.
Только в духовку поставить - через пять минут можно есть. А
на сладкое торт "Марика". Ребята сказали, что им такой ужин
подойдет...
Какой странный, однако, человек! Ну, кто его просил? На
кой черт мне этот Фаддеев? Как всегда, в момент гнева и
растерянности потеряла дыхание, ком под горлом кляпом
придушил.
- Ирина Сергеевна, ну не молчите! - сказал он тихо, и
никакого упрямства и напора в его голосе не было. - Я
думал, что вас это развлечет...
И, наверное, потому, что я молчала, стараясь снова
поймать дыхание, он быстро заговорил:
- Я из милиции когда вышел, смотрю, народ клубится у
театрального киоска. Честно говоря, я тоже никогда не
слышал про этого знаменитого психосенса, Фаддеева этого
самого... Наверное, что-то вроде Вольфа Мессинга. А потом
подумал, может, откроет он мне что-то психологическое про
меня, о чем я раньше не догадывался. Сейчас это бы мне
пригодилось...
- А что у вас там с милицией?
- Не знаю... - медленно ответил он. - Как-то все очень
странно получается...
- Что именно странно?
- Трудно сказать... - Он будто вместе со мной снова
проверял странности обстоятельств в милиции. - Какое-то
странное ощущение - будто я этих хулиганов поколотил, а
милиция за них обиделась...
- Любопытно, - согласилась я, хотя мне это было совсем
нелюбопытно и хотелось закончить разговор и идти домой. Но
во всех нас живет неодолимая потребность резонерствовать, и
я заметила: - Вообще-то говоря, милиция возражает против
любых драк, независимо от того, кто виноват...
- Да, конечно, - не стал спорить Ларионов. - Но
обиделись они только после того, как я твердо отказался
мириться и платить штраф. Вот это меня и удивило...
- Что значит обиделись?
- Да это я так сказал, чего им на меня обижаться! Они
