мелочь. И небрежно поинтересовался:
- До копеечки рассчитался мой зам?
- А то! - воскликнул сияющий Марушкин. Извлек из нагрудного кармана
потертой джинсовой куртки пачку зеленых бумажек, сложенную вдвое и
перехваченную желтой резинкой. - Пять штук, копеечка в копеечку. Премного
благодарны, Паливапыч, и всегда к вашим услугам. Разрешите улетучиться?
- Тратить спешишь?
- Ну, около того... - признался Марушкин. - Так, расслабиться немного
после трудов праведных с помощью алкоголя и доступного женского поголовья.
Так это ж ненадолго, мне мастерскую пора покупать, кровь из носу. Если еще
понадоблюсь...
- Ты только смотри... - поднял палец Петр.
- Павел Иванович! - проникновенно возопил Марушкин, прижимая ладони к
хилой груди. - Вы не думайте, что если я малость самую эксцентричный, то
автоматически лишен житейского практицизма... Присутствует таковой, как
же. Будьте благонамеренны, я что трезвый, что пьяный - язык за зубами
держать умею, не первый год замужем... Нешто мы сиволапые? Все понимаем...
- Ладно, верю, - сказал Петр. - Ножичек возьми, забыл. Если опять
понадобишься, где искать? Засунул я куда-то твои координаты, уж извини...
- Да бывает, - Марушкин быстро набросал на листке адрес и телефон. - Ждать
буду с нетерпением, Паливаныч, всего вам наилучшего!
Когда за ним закрылась дверь, Петр вернулся к картинам и еще пару минут
разглядывал холсты, осторожненько царапая ногтем в подходящих местах, так,
чтобы, боже упаси, не оставить следов. Подозрения крепли, не на шутку...
- Можно, я уберу, Павел Иванович? От неожиданности он вскинулся, как
ошпаренный, выпрямляясь, зацепил ногой картину, и она с грохотом
обрушилась плашмя на ковер. Смущенно улыбнулся:
- Пугаешь ты меня, тезка Орлеанской девственницы...
- Опять насмехаетесь? - грустно сказала Жанна. - Девственницу какую-то
придумали...
- Не какую-то, а Орлеанскую.
- А это кто?
Павел мысленно воздел очи горе, вздохнул. Впрочем, к чему ей с такой
фигуркой и мордашкой углубленное знание истории? Смешно даже...
- Убрать?
- Убери,конечно.
Покосившись на него через плечо, Жанна нагнулась за смятой бумагой - не
присела на корточки, как это в обычае у женщин, особенно щеголяющих на
глазах у мужика в мини-юбках, а именно нагнулась, держа ноги прямо, так
что взору Петра предстали кое-какие пикантные тайны. Без сомнения,
проделано это было умышленно.
Невольно отведя глаза, он проворчал:
- Слушай, тезка Орлеанской девы, на работу, вообще-то, следует и плавки
надевать...
Жанна выпрямилась, обожгла его томным взглядом и сообщила:
- Я сегодня такая рассеянная, Павел Иванович, ничегошеньки у меня под этим
нет... - и медленно провела ладонями по юбке и блузке. - Ранний склероз
начинается, право слово...
- Опять за свое?
Старательно запихав скомканную бумагу в урну, Жанна подошла вплотную:
- Павел Иванович, вы меня что, бросили? И я теперь - соблазненная и
покинутая?
- Да ладно тебе.
- Ну, а все-таки? За десять-то дней любые царапины затянутся. А вы
девушкой откровенно пренебрегаете. А девушка, между прочим, истомилась
вся, сберегаючи себя для единственного... Па-авел Иваныч! Садист вы,
честное слово...
Если откровенно, у него приятно взыграло мужское самолюбие - не столь уж
часто его откровенно домогались юные красоточки. Пусть даже, строго
говоря, не его, пусть тут и просматривалась финансовая подоплека... Если
подумать трезво, Пашку многое оправдывает. Все, с кем он забавлялся, в том
числе и на грани, имели полное право отказаться, заехать по физиономии,
гордо хлопнуть дверью... Однако ни одна этого не сделала.
- Жанна, - сказал он, глядя в глуповатые красивые глазенки. - Тебе, часом,
фотографии не вернуть?
- Которые? - подняла идеально вычерченные бровки Жанна. - А-а... Нет,
зачем? Вот кстати, у меня подружка работает в театре, в костюмерной.
Помните, я говорила? Можно взять на пару дней ихний гусарский мундирчик...
Павел Иваныч? Я же не дура, у меня тоже бывают идеи...
"Ну, эта в помощи доброго самаритянина не нуждается, - про себя
констатировал он. - Наоборот".
- Па-авел Иваныч... - тоном обиженного ребенка протянула Жанна. - Лето же,
смена гардероба. А я на Лохвицкого в "Чаровнице" такой костюмчик видела...
Светленький, без подкладки, конкретная Италия, не бодяжная...
И ухватилась тонкими пальчиками за узел его галстука. Петр, мысленно
плюнув, уступил - ежели совсем честно наедине с собой, то не очень-то и
тянуло разыгрывать монаха. Расстегивая на ней блузочку, он поймал себя на
том, что делает это привычно, со сноровкой окруженного девичьим
сговорчивым цветником барина времен Очаковских и покоренья Крыма.
Опять-таки привычно - была практика во время визита телезвездочки -
пристраивая девушку на обширном мягком кресле, он успел подумать, что
рискует не то чтобы переродиться характером, но изрядно врасти в Пашкин
образ. Если это продлится еще с месяц, трудновато будет потом отвыкать -
от сговорчивых телочек, от роскошной машины, от услужливой горничной,
бдительной охраны и всего прочего. Марк Твен, пожалуй, чуточку перемудрил,
заставив своего нищего тяготиться королевской роскошью, - роскошь, знаете
ли, обладает пакостным свойством засасывать, особенно тех, кто вырос пусть
и не в канаве, но и не в холе...
Жанна застонала, притягивая его голову, и он перестал о чем-либо думать,
потому что мужик есть мужик и пишется "мужик", аминь, прости ты меня.
господи...
...Потом она беззаботно пускала дым, уютно устроившись обнаженной в черном
кресле так, как на одной из фотографий в отведенном ей конверте. Петр,
приведя себя в порядок, присел на подлокотник и рассеянно погладил ее
волосы - чтобы не выглядеть разочарованным в подруге любовником. Вернется
Пашка, все пойдет по новой, поэтому не стоит разочаровывать девочку
холодным обращением, она-то в чем виновата?
- Павел Иваныч, - сказала она с непонятной интонацией. - А почему вы
Митьку Елагина не вышвырнете?
- По поводу?
- Девчонки говорили, он вашу супругу совсем задолбал, Ромео фиговый, так и
пялится, так и норовит этак невзначай ручонками обнаглеть. Неприлично же.
- Что бы я без тебя делал, - сказал он, внутренне напрягшись. - Одна ты
озабочена моим имиджем...
- Нет, серьезно. - сказала Жанна с видом умудренной жизнью солидной
женщины. - Ваше дело, как у вас там с ней, но нельзя же позволять все это
на публике. Шепотки ползут. Жена Савельева - и какой-то шоферюга... Ущерб
для репутации. Я сама сегодня видела...
- Сегодня?
- Ага. Открывал ей дверцу - и так, знаете, будто бы невзначай пальцами
провел, прямо по шее, до самого выреза... Ее аж передернуло...
"Ну, ты у меня нарвешься, красавчик, - зло подумал Петр. - Говорили же
тебе, предупреждали. По-мужски ты обещал завязать со всем этим..."
Он резко выпрямился, прошел к столу и нажал клавишу с надписью "Гараж":
- Савельев. Елагин где?
- Павел Иваныч, вы ж сами его в Аннинск отправили, на три дня, - чуточку
недоуменно отозвался дежурный. - Косарев при мне передавал ваше
распоряжение...
- Ладно, отбой, - растерянно сказал Петр, нажав клавишу отбоя.
"Ну, Гульфик Лундгрен, ты у меня нарвался". Его мобильник - чей номер, как
растолковал Пашка, знали не более полудюжины человек во всем Шантарске -
вдруг разразился пронзительной трелью, замигало зеленым прямоугольное
окошечко.
Глава пятая
КАК ПРОВОЖАЮТ ПАРОХОДЫ...
- Я слушаю, - произнес Петр насколько мог уверенно, поглядывая искоса на
непринужденно развалившуюся в кресле тезку Орлеанской девы.
- Как у тебя дела, Савельев? - послышался абсолютно незнакомый женский
голос, усталый, тускловатый.
- Нормально, - ответил Петр, напрягшись. Жанна, сообразив что-то,
привстала и проделала нехитрую пантомиму, спросив языком жестов, не
следует ли ей выметаться. Вообще-то, молодец девочка, умеет разграничивать
служебное и личное... Петр проворно пошевелил кистью свободной руки, и
Жанна, сделав понимающую гримаску, в три секунды натянула нехитрую
одежонку, простучала каблучками к двери.
- Нормально вроде бы, - сказал Петр, оставшись в одиночестве.
- А то газеты писали всякие ужасы...
- Ну, это смотря какие газеты... Верь больше. Судя по всему, незнакомка не
распознала подмены - что ж, следовало ожидать, масса близких Пашке людей,
каждодневно с ним общавшихся, до сих пор в неведении...
- Приятно слышать, - сказала женщина, но никакой особой радости в ее
голосе не ощущалось. - Ты очень занят?
- Ну, не то чтобы... Можно сказать, вообще не занят.
- Совсем хорошо. Паша, нам нужно поговорить. Желательно не откладывая.
"Легко тебе говорить, милая, - подумал он. - А мне-то как быть, если я в
толк не возьму, кто ты вообще такая?"
- Когда?
- Хорошо бы прямо сейчас, - сказала незнакомка решительно.
"Так. сейчас начнутся подводные камни... Нужно взвешивать каждое слово,
ляпнешь ей, чтобы приезжала, а окажется, что Пашке такое идиотство сроду в
голову не могло прийти, поскольку выглядит из ряда вон выходящим шокингом".
- Ну, вообще-то... - осторожно начал он.
- У тебя там кто-нибудь есть? Ты вообще где?
- На фирме, - сказал он осторожно. - Никого у меня, одинешенек в
кабинете...
- Можешь приехать?
- Попытаюсь... А куда?
- Ко мне на работу.
- Вот как? - спросил он, отчаянно пытаясь что-нибудь придумать.
- Я понимаю, это вопреки правилам, - с явственно чуявшейся иронией сказала
незнакомка. - Но лучше нам поговорить сегодня, Паша, не откладывая. Можешь
приехать прямо сейчас? Поговорим на седьмом этаже, там никого обычно не
бывает...
Петр трезво прикинул: долго играть в эти кошки-мышки невозможно. Нужно
либо категорически отказаться и отключить телефон, либо...
- Ты знаешь, кое-какая правдочка во всех этих слухах есть, - решился он. -
Понимаешь, у меня с памятью происходят досадные пертурбации...
- Но меня-то ты узнал? - на сей раз ирония проступила еще явственнее.
- Конечно, узнал.
- Приятно слышать, - повторила она, снова без всякой радости в голосе. -
Ну, а что же ты, в таком случае, забыл?
- Где ты работаешь.
- Паша, ты серьезно?
- Серьезно, - сказал он, стараясь, чтобы слова звучали сухо, отрывисто. -
Провалы в памяти, знаешь ли. Абсолютно серьезно.
Ее голос дрогнул, в нем, наконец-то, появилось нечто похожее на дружелюбие:
- Паша, у тебя все...
- У меня все в порядке, - столь же сухо перебил он, маскируя холодностью
полнейшее неведение касаемо звонящей. - Просто-напросто кое-что выпало из
памяти. Как из магнитофонной ленты вырезали несколько кусочков. Примерно
так обстоит в популярном изложении. Так что ты, пожалуйста, поумерь иронию.
- Хорошо, - сказала женщина серьезно. - Ну, меня-то ты, по крайней мере, я
понимаю, узнал...
- Узнал. Но совершенно не помню, где ты работаешь. Ты уж, пожалуйста,
отнесись ко всему этому серьезно, это не хохмочки, а суровая реальность...
- Ну, а о нас-то ты помнишь все?
- Пожалуй что, - сказал он, оставляя себе лазейку на будущее.
- Так... Приезжай в речное пароходство. Тебе напомнить, где это?
- Ну, настолько-то мне мозги не перевернуло... - хмыкнул он.
(Представления не имел, где это самое пароходство, но узнать будет не так
уж трудно.) - Прекрасно помню. Значит, на седьмом этаже?
- Ага, в тупичке. Даже если забыл, легко найдешь. Можешь взять охрану... я
о вчерашнем. Это, знаешь ли, Паша, была не я. Я ведь стрелять вообще не
умею...
- Ладно тебе, - перебил он сварливо. - Еще тебя не хватало подозревать...
- Ну, я рада. Приедешь?
- Через полчасика, - сказал он уверенно. Прикинул, что этого времени
вполне хватит и разузнать, и добраться.
- В общем, через полчаса на седьмом этаже.
И последовал сигнал отбоя.
"Веселенькая ситуация, - меланхолично заключил Петр. - Прямо-таки
классический водевиль - близнецы меняются местами, отсюда, ясно,
проистекает череда забавных недоразумений... Вот только что-то давненько
уж не слышно о забавах, наоборот, веселье тает, как льдинка под весенним
