изобретательность и все старые запасы, пробовал читать стихи, но исчерпал
боезапас еще быстрее, потому что ругаться гораздо проще, нежели вспоминать
стихи. Принялся мысленно разбирать - в строгой последовательности и до
последнего винтика - сначала "Макаров", потом "Манурин" МР-73 "Комбат", но
запутался в винтиках, плюнул мысленно...
Мысленно?! Нет, самым натуральным образом. Губы шевельнулись, с языка
сорвалась слюна и канула во мрак ртутно сверкнувшим комочком. Сварог
осторожно вздохнул. Дышалось. Теперь можно было и кричать, вот только
зачем? Он протянул руку, попытался коснуться оранжевой (уже появились и
такие) линии.
Руку плавно отвело в сторону. Линии вокруг стали шире, напоминали
ленты, и с них срывались искры того же цвета, словно высекаемые невидимым
ветром, угасали в черноте, и это прибавляло уверенности, что движутся все
же линии, а сам Сварог висит неподвижно.
Насколько он помнил, Бог в такой ситуации воскликнул: "Да будет
свет!" Однако Сварог чувствовал, что эпигонство здесь неуместно - на
всякий случай стоит воздержаться, - а из исторических афоризмов годится
лишь краткий и энергичный, изреченный наполеоновскими гвардейцами при
Ватерлоо.
Тут его начало кружить, словно насаженного на булавку жука - вокруг
булавки, то по часовой стрелке, то против, то вовсе уж небывалыми
виражами, и стало ясно, что движется все-таки он. Линии стягивались в
сужавшуюся воронку с радужными стенами, где темноты убавилось настолько,
что она сама стала лишь узенькими угольно-черными лентами, и в эту воронку
засасывало Сварога.
И втянуло головой вперед. Показалось даже, будто воронка явственно
булькнула, цинично и торжествующе. И дальше его несло сквозь
серо-белесоватую мглу, кувыркая, швыряя и подбрасывая, тыкая под ребра -
то чем-то тупым и твердым, то чем-то мягким, упруго поддававшимся, а
вокруг мелькали цветные пятна и смазанные силуэты то ли предметов, то ли
живых существ.
Хлынул звук - словно врубили клавишу. Выло, свиристело, ухало,
скрежетало. Щемяще нежные ноты, обрывки песен на непонятном языке,
чудесные мелодии перемежались с отвратительным хрупаньем и волчьим воем.
Звук накатывал тугими волнами, уши и мозг едва это выносили.
Потом его швырнуло, бесцеремонно приложило в твердо-упругую
поверхность - затылком, лопатками, всем телом. И на этом, кажется, полеты
окончились, он стал неподвижен. Вокруг царила темнота, поодаль светились
силуэты, отдаленно напоминающие человеческие, - светились бледным,
призрачным гнилушечьим сиянием.
Сварог шевельнул руками, ногами, приподнял голову. Казалось, совсем
близко, всего в нескольких сантиметрах над ним, висела неощутимая плита,
чуточку поддававшаяся, но тут же замиравшая броневым листом. Ветвистые
фиолетовые молнии, шипя и свистя, сорвались откуда-то сверху, впились в
лицо, в голову, в грудь, он дернулся, заорал, но тут же осознал, что
никакой боли не испытывает. Страха не было, крепла злость. Он понимал, что
его вновь настигли невероятные странности, что это наяву и он заброшен
неведомой силой неведомо куда, неведомо зачем. И не было ни сил, ни
желания ни пугаться, ни удивляться. Сварог перешел в какое-то иное, не
прежнее состояние души - попросту воспринимал окружающее, как оно есть, и
не более того. Хотя воспринимать особенно и нечего, окружающее не баловало
его впечатлениями. Только темнота и маячившие вокруг немые силуэты,
походившие молочно-белесым цветом на бледные поганки. Небогато и скучно,
даже уныло. Но была во всем этом некая мрачная неотвратимость, убеждавшая,
что это - всерьез и надолго. Отчего-то Сварог был в этом уверен. И
почему-то ничуть не грустил по этому поводу. Но и не радовался - чему,
Господи? Ничего пока не произошло...
Силуэты шевельнулись и словно бы подступили ближе. Сварог дернулся -
невидимая преграда держала по-прежнему, равнодушно и надежно.
- Скажи свое имя, - услышал он голос, самый обычный, тусклый и
равнодушный до бесполости.
Сварог шевельнулся. Все это было всерьез, окружающее проявляло
признаки чего-то разумного, разговаривало с ним членораздельно, одним
словом, вступало в игру, в какие-то отношения, а в любой игре есть игроки
- и есть спортивный инвентарь. Каковым Сварог становиться никак не хотел.
Пусть и не прятал в рукаве пока что никаких козырей, даже правил игры не
знал.
- Воспитанные люди сначала представляются сами, - сказал он в
темноту.
- А если они хозяева? - бесполым голосом спросила темнота.
- Тем более, - сказал Сварог.
И зажмурился, охнув, - темнота полыхнула багровыми языками пламени,
огонь был со всех сторон, жар стягивал кожу, вот-вот, казалось, затрещат и
вспыхнут волосы, займется одежда. Это было страшно. Но Сварог,
подергавшись в тщетных попытках освободиться, очень скоро определил -
огонь словно бы замер на некоем рубеже и дальше не распространяется. Лицо
и руки пекло, часы с браслетом охватили запястье жарким кольцом, один
нательный крестик на цепочке приятно холодил кожу. Но пламя не переступало
границы. Прищуренными глазами Сварог наблюдал колыхание огненных языков
вокруг. Багрово-золотистые, они сплетались и дергались, вздымались и
опадали и отчего-то ничуть не походили на вырвавшийся на волю пожар.
Скорее на дерганье и ломанье марионетки, управляемой ловким и умелым
кукольником. Их пляска не повторялась механически - но и кукла в
сноровистых руках способна на многое и может показаться живой дикарю, ни
разу в жизни не видевшему марионеток. Так вот, огонь был мертвый, как
марионетка.
- Назови свое имя, - требовал назойливый голос. - Ты стыдишься своего
имени? Ты трус? Твое имя слишком позорно звучит, чтобы произнести его, да?
Ты трус! Ты боишься!
Хохот нескольких глоток сопровождал арию невидимого солиста. Хохотали
наглые, сытые, уверенные в себе, и Сварог рявкнул в ответ, выкрикивая
оскорбления, несравненно более обидные, чем те, какими его награждала
невидимая свора. Этот дурацкий поединок длился недолго. Голоса умолкли,
исчезло пламя, остался неведомо откуда идущий свет без теней.
И в этом свете над Сварогом склонилось чудовище.
Бледно-синее, безволосое, морщинистое. Лысая голова склонялась к лицу
Сварога, ровным желтым светом сияли глаза с вертикальными кошачьими
зрачками, щелкала треугольная клыкастая пасть, омерзительно вонявшая
гнилью и падалью. Ссохшиеся пальцы с черными когтями тянулись к горлу
Сварога и никак не могли до него добраться, словно невидимая преграда
исправно работала на обе стороны, сковывая Сварога, но и защищая. Узкий
язык, красный, острый, дергался в слюнявом зеве. Чудище раскачивайтесь,
брызжа слюной, орало:
- Скажи свое имя! Имя!
Но напугать оно могло разве что таежного отшельника, не приобщенного
массовой культурой к хрипящим монстрам и воющим покойникам. А Сварог, мало
того что многого насмотрелся на экране, еще больше жути пережил наяву - и
сам творил эту жуть. Чем дальше, тем больше отдавало самой вульгарной
комедией, детскими страшилками.
- Пошел вон, - сказал Сварог.
- Это все зря, зря, зря... - забубнили вокруг голоса, словно
перекликались.
- Время уходит, уходит, его нет совсем...
- А мы бессильны, бессильны...
- Но мы не можем быть бессильными...
- Не имеем права...
Голоса искажались странным эхом, плыли, слова растягивались, тягучие
гласные и резко, как выстрел, звучавшие согласные превратили шумевшие
вокруг разговоры в сущую абракадабру, и Сварог ничего уже не понимал.
Чудовище исчезло - незаметно, словно повернули выключатель, только что
дергалось и хрипело над самым лицом - и вот его нет. И никто не пришел ему
на смену. Ровный неяркий свет без теней поблек, сквозь него там и сям
стали проступать непонятные контуры, путаница наливавшихся четкостью и
чернотой линий проявлялась в нечто знакомое. Голова ощутила мягкую
прохладу податливой подушки, тело - легкое свежее одеяло. Сварог лежал в
постели. Белая комната, мирное голубое небо за окном, сирень на столике у
изголовья. Человек в белом халате сидел у постели, лицо у него было доброе
и заботливое, он радостно, ободряюще улыбнулся, склонился к Сварогу:
- Ну и задали вы нам хлопот... Знаете, сколько вы здесь лежите и
бредите? Долгонько...
Сварог медленно расслаблялся, вытянул руку вверх - ну конечно же,
никакой невидимой преграды. Пальцы дрожали - ничего удивительного.
- Бред, - сказал он.
- Бред, - торопливо подтвердил врач. - А теперь напрягитесь-ка, вам
следует все вспомнить. Сколько вас было в вертолете? Ну? Вас накрыло почти
сразу же после взлета... Вы ведь капитан Лаврин?
- Нет, - сказал Сварог. - Я - майор Сварог. Нас в вертолете...
Что-то странное и неладное случилось с глазами. В той точке, куда он
в данный момент смотрел, все виделось резким и отчетливым, но боковое
зрение отмечало, что все, оказавшееся не в фокусе, зыбко колышется,
расплывается...
И еще он совершенно точно помнил - не было никакого вертолета. Он с
полгода не садился в вертолет. Да что же это с глазами такое? Там, куда
переводишь взгляд, все вновь становится четким, стабильным - но
захваченное краешком глаза лицо врача, такое ласковое, такое участливое,
напряженно-внимательное, словно подергивается пеленой раскаленного
воздуха, дергается, гримасничает, нос стекает к подбородку, уши оплывают,
проваливаются внутрь...
Он моргнул, присмотрелся к сирени. От нее совсем не пахло сиренью.
- Ну же, - торопил доктор. - Значит, в вертолете вас было... Вы майор
Сварог... дальше! - В голосе у него промелькнуло что-то визгливое,
скрипучее.
- Не было никакого вертолета, - сказал Сварог.
- Был, - мягко сказал врач. - Он упал. Вы хорошо помните, кто вы?
Назовите себя!
- Вы не знаете, кто я? - спросил Сварог.
- Знаю. Скажите сами. Ваше полное имя.
- Не было никакого вертолета! - сказал Сварог. - Слышите?
Он приподнялся на постели, вскочил рывком, сгреб за халат этого
лучезарно доброго врача с заботливыми усталыми глазами. Врач остался
неподвижен, как манекен, а Сварог ощутил, что его рука вместо
накрахмаленного белейшего халата намертво ухватила что-то жесткошерстное,
мохнатое, горячее, живое, - и оно испуганно рванулось, так, что Сварога
дернуло следом, он врезался головой в грудь застывшего на стуле врача. И
голова прошла насквозь, Сварог свалился с постели, кудрявая шерсть
выскользнула из руки, он барахтался на чем-то твердом и холодном, не мог
вскочить, как ни пытался.
Тяжелая тьма обрушилась сверху под зазвучавший со всех сторон вой,
посвист, визг.
И он провалился в эту тьму, потеряв опору под ногами, под невыносимый
вой и визг, выходивший за пределы слуха, сотрясавший каждую клеточку тела,
летел куда-то вниз, как камень; сердце захолонуло и словно бы перестало
биться от дикой скорости падения и бесформенного хаоса вокруг. Тяжелые
клубы мрака кружили вокруг, метаясь во всех направлениях, - а может, это
его переворачивало и вертело... Призрачно-белый свет прорывался короткими
вспышками неизвестно откуда, и в эта секунды Сварог успевал заметить
вокруг, на косматых и плоских черных облаках, свое многократное отражение,
нелепо распяленную кружащуюся тень, охваченную плотным кольцом дергающихся
нелюдских силуэтов, сопровождавших его с хохотом и воем, писком и
царапаньем, их спутанный клубок напоминал странный венок, то и дело
менявший очертания, но остававшийся отвратительным для глаза.
Он не знал, сколько продолжалось падение в неведомые глубины. Падал
