бригантина. Человек надежный, довезет со всем тщанием. А зачем, это вам?
Неужели от наместника улететь не можете?
- Наследство - это куча бумаг, - сказал Сварог. - И нужно просмотреть
их хотя бы бегло, вдруг потом не будет времени... А где орлы?
- Улетели орлы. Бони собрался незамедлительно свергать короля Арсара.
Успел набрать человек полсотни, и сплошь такие рожи, что я за него
спокойна, а на месте короля заранее бы повесилась. Граф поехал с ним, оно
и понятно, для него сейчас нет лучше лекарства, кроме как позвенеть мечом
вдоволь, снести парочку голов, самому получить протазаном по каске... Тут
и мой капрал следом увязался - подозреваю, по тем же поводам. Очень уж ему
принцесса в душу запала, все пил и матерился, что не успел заслонить. Ну а
какого лешего Паколета с ними понесло, я уж и не знаю. За компанию, должно
быть, трудно было после всего взять да и остановиться. Совершенно не знал,
куда себя приткнуть - воровать дальше как-то смешно, а в дворянах
непривычно...
- Итак, вы у нас теперь графиня? - Сварог глянул на ее руку с
новеньким перстнем-короной. - На большее что, не расщедрились? Или вы сами
не зарывались?
- Да как сказать, командир... Понимаете, такое впечатление, будто
король ничуть на вас и не обиделся, когда вы те земли забрали себе. А
может, стремно показалось менять объявленную королевскую волю, кто его там
ведает... Одним словом, приехали за нами за всеми и повезли в Королевский
Кабинет. Я-то, деревня, думала, это и впрямь кабинет, а там целый домина
на четыре этажа, куча королевских советников, а уж просто советников - тех
и вовсе, что грязи. И покатилось все, как в сказке: кладут перед нами
грамоты на титулы, а самих титулов и не вписано. Диктуйте, говорят, что
вам вписать - только, понятно, в принцы не лезьте, потому как это уже
против правил. Ну, граф Леверлин туда вообще не ездил. Тоскует. И вообще,
говорит, мои предки королям города дарили в старые времена... Паколет по
скромности отхватил маркиза, потом, правда, жалел, что продешевил. Из
орденов повесили на него Бирюзовую Цепь - тоже сам выбирал, орден
средненький, да понравился нашему щипачу, больно уж, говорит, красивый.
Мой обормот почесал в затылке, надел на шею Алое Пламя и попросил вписать
его в бароны. Я, сказал мне потом, человек раздумчивый, в грязи ползать не
люблю, но и на самый верх карабкаться смешно, следует держаться золотой
середины... Зато с Бони был сущий цирк. Крестьянин наш, прямая душа,
наложил лапу ни более ни менее как на Алмазный Венец, выше коего и не
бывает - с лентой, мечами и подвесками. Мне это, говорит, для вящего
авторитета необходимо, мне еще короля свергать, так что выглядеть я должен
соответственно. И по той же причине зачислил себя в герцоги. Тамошние
золоченые шишки и ухом не повели, вписали в герцоги. Доходит очередь до
меня. И начинаю я рассуждать в точности, как мой Шег, - ну что мне делать
на самых верхах? Неуютно как-то. Хотела было в баронессы, да вспомнила,
что деревня наша стояла на графской земле, я ведь из дворянских крестьян -
и так мне в детстве мечталось стать графиней... Пишите графиней, говорю.
Записали. Я вежливо интересуюсь: а нельзя ли мне вместо ваших орденов
патент на чин флотского лейтенанта? Они на дыбы: у нас в державе, мол,
даме флотских чинов не полагается. Я им втолковываю: флаг-капитанства не
прошу, но экзамен на лейтенанта хоть сейчас сдам, не отходя от стола,
поскольку есть кое-какой опыт морского плавания. Мы вам, говорят они, на
слово верим, госпожа графиня, но даму во флотские офицеры и сам король не
решится произвести, потому что это против всех традиций и будет бунт. Ну,
взяла я себе с горя Скипетр Морских Королей - все-таки морской орден, в
якорях весь, самоцветы синие... Вот тут они носами покрутили, да уговор
дороже денег, и на ордена есть юридическая лазейка, то бишь нет
традиционного запрета, потому что дам испокон веков этим орденом не
награждали, специально запрещать и в голову не пришло... И вышли мы все
оттуда, как четыре новогодних елки. А эти, кабинетские, нам закатываньем
глаз и шевелением ушей дают понять, что мы, олухи, все же продешевили...
Ну вот, и улыбнулись наконец, а то сидели, как сыч... Ничего мы не
продешевили, скажу я вам. После походов с вами, командир, все эти титулы и
ордена - чистый мусор... Да, а вы-то что? Ну, с вами понятно, вы теперь и
сами король, можете измышлять любые ордена, а вот Мару можно было с нами
отпустить, чтобы ей что-нибудь блестящее навесили. Право слово, заслужила
девка.
- Да я ее и не держал...
- Глупости, - сказала Мара. - Я сама когда-нибудь буду королевой,
зачем мне сейчас побрякушки от чужих королей?
- Скромница она у меня, - погладил ее по голове Сварог.
- Просто у меня хорошая память, - сказала Мара. - Лесная Дева
предсказала, что троим из нас суждено надеть короны. Один уже напялил.
Остаются целых двое, почему бы мне среди них не оказаться?
В стороне королевского дворца глухо, тяжело ухнул пушечный залп.
После короткой тишины в нескольких местах печально ударили колокола,
неспешно, с большими промежутками меж ударами, и в эти паузы вплетался
долгий, медленно затухавший звон птелосов. Сварог понял, посмотрел на
реку. В этих широтах ночь подступала моментально, падала, как занавес,
вода уже стала почти черной, дома над рекой протянулись темной стеной.
Пора было ударить колоколу Главной Башни, означая наступление ночи, а двум
десяткам звонниц в разных концах столицы этот удар повторить. Но, что
случалось невероятно редко, Вечерний Колокол так и не прозвучал. Еще
дважды ударили пушки, продолжался печальный перезвон храмовых колоколов,
гонгов и птелосов, что-то засветилось там, где королевский мост соединялся
с левым берегом, а длинная лодка заскользила к середине реки, призрачно
белая на фоне темного могучего потока. Остановилась, удерживаемая
слаженными взмахами весел, Сварог снял шляпу.
Сине-желтое пламя, яркое, горевшее ровно, вспыхнуло у борта лодки и,
отделившись от нее, поплыло по течению, вскоре миновав то место на
набережной, где сидел в коляске Сварог со спутниками. Теперь они видели,
что это фонарь в форме перевернутой и усеченной снизу пирамиды, синий,
покрытый золотыми геральдическими лилиями. Року бон, погребальный фонарь
ронерских королей. Сварог долго смотрел ему вслед. С этим фонарем,
отправившимся к океану, уходили в небытие Барги - развратники и
покровители храмов, великие стратеги и дебилы, меценаты изящных искусств,
то осыпавшие золотом художников, то сжигавшие по пьяной прихоти фаворитки
библиотеки и ценнейшие полотна живописцев прошлого; чернокнижники и
святые, моты и скупцы, полнокровные эпикурейцы и аскеты-ханжи, собиратели
и неудачники - и, наконец, личности, бесцветные во всех отношениях.
Фонарь скрылся за близлежащими домами, но Сварог долго еще смотрел на
темную реку, чувствуя себя чужим в этом городе, где больше не было Делии,
которую он не сумел уберечь. Потом сказал, ни на кого не глядя:
- Знаете, о чем я подумал? Оказывается, в отличие от нашей бравой
компании, великому множеству народа так и не случается за всю свою жизнь
кого-нибудь убить. Странно, правда? Как другой мир, честное слово... - И
совсем тихо произнес:
И вы едва ли
вблизи когда-нибудь видали,
как умирают.
Дай вам Бог и не видать...
17. УНЫЛАЯ БРИГАНТИНА
Ледяной Бугас, Шкипер Темного Моря, капитан почтенной бригантины
"Невеста ветра", четвертые сутки пребывал в унылом, каком-то устоявшемся
недоумении. С теткой Чари он был знаком с незапамятных времен, знал за ней
(как и она за ним, взаимно) столько озорных дел, что хватило бы на
полдюжины Монфоконов, и сделал бы ей одолжение не в пример серьезнее, чем
просто отвезти из одного места в другое, вдобавок за хорошую плату,
парочку ее друзей, обходясь с ними со всей любезностью. Бригантина все
равно уходила в море, а каюта квартирмейстера так и пребывала пустая (ибо
сам квартирмейстер давненько покачивался на рее горротского корвета
"Гривастый крокодил", должным образом просмоленный для долгой сохранности
- а нового еще предстояло подобрать со всем тщанием).
Вся беда была в том, что Бугас терпеть не мог нераскрытых загадок.
Любых. Водился за ним такой грешок, из-за которого капитан дважды
совершенно бескорыстно впутывался в опасные дела, пахнущие серьезными
тайнами, ради одного удовольствия оказаться среди знающих разгадку. Бывают
страстишки и похуже, а на доходы капитанская слабость мало влияла, так что
команда давно свыклась - всех на свете денег все равно не захапаешь, нужно
иногда что-то и для души...
Но эта странная парочка была загадкой непробиваемой. Высокий барон со
спокойными серыми глазами серьезного убийцы, привыкшего перерезать глотку
лишь при необходимости (каковое качество Бугас в людях ценил и уважал,
будучи сам таким же), и смазливая девчонка-лауретта (сначала
представлялось - дочка или племянница, оказалось - любовница).
Поначалу Бугас, еще не видя их, решил, что у них хлопоты с легальным
выездом из страны. Каковую гипотезу вроде бы подтверждало невиданное
количество тихарей, перед самым прибытием странной парочки прямо-таки
хлынувших в порт, как зерно из распоротого во всю длину мешка. Но парочка
поднималась на бригантину открыто, без малейшего волнения, а тихари, такое
впечатление, порывались встать навытяжку и таращились пугливо, как
пассажиры захваченного "купца" на абордажную команду. И "вольную"
[письменное разрешение иностранному кораблю покинуть порт] Бугасу принес
из капитаната вместо обычного письмоводителя, с благодарностью получавшего
за эту услугу серебрушку, сам комендант порта, министерский секретарь,
чин, как известно, приравненный в армии к полковнику, а на море к
флаг-капитану. От какового неслыханного феномена, ни разу не случившегося
ни с одним мореходом, будь он честный каботажник или головорез с
корсарским патентом в кармане, Бугас ошалел настолько, что по многолетней
привычке сунул его превосходительству сестерций - а тот, ровно пребывая в
некотором затмении чувств, монету взял...
Первые два дня барон, отвлекаясь лишь на завтраки, обеды и ужины,
затворником сидел в каюте покойного квартирмейстера и, по докладам
главного кухаря, беспрестанно читал бумаги, которых у него с собой был
целый мешок. Даже с наступлением темноты ставил "карбилку" и продолжал
шуршать. Добросовестный кухарь, за годы плавания на "Невесте ветра"
малость заразившийся от капитана той же страстишкой, успел запустить глаз
- благо бумаги барон после его прихода не прятал и ничем не прикрывал.
Кухарь клялся, что никакими картами кладов или "золотыми шарами"
[жаргонное название зашифрованного текста, сообщающего о спрятанных
сокровищах] и не пахнет. Насколько удалось усмотреть, обычная ученая
заумь, упражнения книжников. Скорее Бугас мог оказаться главой
снольдерских виргинатов, проповедовавших трезвость, целомудрие и полный
отказ от мясного, чем барон - книжником. И все же он сидел над своими
бумагами двое суток, как пришитый.
Одно можно утверждать со всей уверенностью - виргинатом барон не был.
Мясо он наворачивал, подаваемое вино аккуратно выпивал, а кухарю, заодно и
убиравшему в каюте, девчонка в первый же вечер непринужденно и буднично
заметила, что возиться с двумя постелями не следует, нужно приготовить
