чужого мира появились не менее отвратительные, но здешние как-никак
джунгли. Диковинная чащоба умирала на глазах - одни ветки истаивают, как
уходящий призрак, другие рассыпаются струйками дыма, гибнут, пропадают,
стекают крупными каплями мутной слизи, лес растворяется, как злой мираж,
как кошмарный сон, и сквозь него проступают дубы и сосны вдали, синее
небо, облака, солнце, два высоченных камня - пресловутые Ворота. И
наваждение сгинуло окончательно, не оставив следа.
Встав у двери, Сварог пропустил всех наружу. Достал из мешочка
бабки-гусятницы красную ленту, бросил через левое плечо, произнес все
нужные слова, пришедшие бог ведает из какого далека. Потому что в уснувших
машинах дремала память, готовая к употреблению в любой момент, - память о
мире, откуда приходит Зло, и ее никак не стоило отдавать лихим
экспериментаторам из Магистериума, способным походя, из неутолимого
научного любопытства, подпалить мир. И экспертам Гаудина тоже не следовало
этот трофей отдавать. Гаудин безусловно не одобрил бы - ну и черт с ним...
Выскочил под солнце. Все его люди уже что есть духу бежали прочь,
угадав его намерение, сообразив, что он замыслил напоследок какое-то
безобразие, - и за ними, как верные псы, скользили над самой землей четыре
стареньких, продранных и потертых ковра. Сварог не спеша двинулся следом.
Уардах в пятистах остановились. Пламя захватило все три этажа,
вырывалось из распахнутой двери, и вимана казалась стеклянной шкатулкой,
налитой бурлящей, клокочущей алой водой. Вимана была чудом научной мысли,
и при другом раскладе пламя, даже магическое, наверняка погасили бы хитрые
устройства - но они уснули вместе с мозгом корабля, и все, что было
внутри, сгорело во сне. Стены и окна выдержали, конечно.
Лишившись пищи, ярое пламя понемногу затухло, но дым долго еще валил,
выбиваясь тугими клубами сквозь единственный отыскавшийся выход.
- Сообразили, черти? - устало спросил Сварог. - Утекли?
Мара ухмыльнулась:
- Ну, когда ты остался, стало ясно, что следует ждать эффектной
концовки...
Монахи стояли на коленях посреди жухлой зимней травы, подняв к небу
грязные, исцарапанные лица. В приливе блаженной усталости Сварог сказал
про себя, сам толком не представляя, к кому обращается: "Видишь? Мы это
сделали, и сделали хорошо. На нас все-таки можно полагаться..."
В небе снова возникли три драккара, подлетели на дикой скорости,
мгновенно замерли в воздухе, пренебрегая законами инерции и тяготения,
плавно опустились на землю. Ближе всех к Сварогу оказался тот,
изуродованный. Вблизи он выглядел вовсе уж страшно - весь левый бок в
лохмотьях рваной, вздыбленной серебряной обшивки, покрыт глубокими
воронками, разрывами, вмятинами.
Справа мягко щелкнула дверца. Вылез офицер и, с небрежным гвардейским
изяществом печатая шаг, направился к Сварогу - элегантный,
безукоризненный, как теорема Пифагора, лейтенант Серебряной Бригады в
черно-сиреневом мундире со множеством серебряных шевронов, нашивок и
эмблем, с золотыми лавровыми ветками на лацканах и умопомрачительным
кортиком у бедра, в зеркально блистающих белых сапогах. На лице -
рассеянность и скука, высший шик "охотников за демонами". Словно и не его
машина выдержала страшную схватку.
- Граф Гэйр? - Он небрежно-лихо отдал честь, глядя только на Сварога,
не удостоив остальных и мимолетного взгляда. - Маркиз Оклер, командир
крыла. Мои поздравления. Надеюсь, вы не в претензии за то, что мы немного
распугали здешних пташек?
- Ну что вы, - сказал Сварог. - Где это вас угораздило?
- Пустяки, - гвардейский пижон и бровью не повел. - Небольшая стычка.
Прошу в драккар. Вас с нетерпением ждут.
Сварог улыбнулся, глядя ему в глаза. Оглянулся на свою притихшую
команду и сказал столь же небрежно:
- Благодарю. Я в состоянии добраться сам. Видите ли, у меня не все
дела здесь закончены...
15. ПОЛУДЕННЫЙ ОГОНЬ
Город походил на пышный праздничный букет, собранный любовно и
тщательно.
С балконов и с подоконников свисали гербовые полотнища с золотой
бахромой - где новенькие, где ветераны, помнившие не одно торжественное
шествие и не один коронный праздник. Сине-черные штандарты и деревянные
позолоченные короны красовались в строжайше утвержденных Департаментом
Церемоний местах (поскольку дело государственное и любая самодеятельность
тут неуместна). Но в память о старинных вольностях гербового города его
жителей следовало побаловать и иллюзией сопричастности к принимаемым в
верхах решениям. А потому не возбранялось вносить свой вклад в декорум. И
от окон протянулись чуть ли не до земли полосы разноцветных тканей, смотря
по богатству домохозяев - от дорогущего узорчатого абердарского далматина
в невиданных цветах и сложных орнаментах до матово-синего бархата с Катайр
Крофинд. Кое-кто по простоте душевной вывесил праздничные скатерти,
расшитые и украшенные по кромке шлифованными полудрагоценными камнями.
Пестрели гильдейские знамена, даже за гулом толпы слышно было, как в
близлежащих храмах трезвонят колокола, звенят гонги и птелосы [птелос -
нечто вроде гонга, пустотелый металлический шар, в который бьют
специальным билом; употребляется в храмах Симаргла]. Время от времени с
Итела долетал тяжелый гром пушек - стоявшие на реке корабли палили
бортами, и слева, над крышами, висели клубы дыма.
Крыши были усеяны людьми, как подсолнух - семечками. По старому
обычаю, во время таких шествий зевакам разрешалось взбираться даже на
памятники, и бронзовый король Арленг, первый Барг, восседал на могучем
бронзовом жеребце в компании доброго десятка студентов Ремиденума - самый
отчаянный вскарабкался его величеству на плечи и устроился удобнейшим
образом, свесив ноги по обе стороны вошедшей в легенды королевской бороды.
Вдоль улиц рядами стояла гвардия, блиставшая ради такого случая не
просто парадными мундирами, а мундирами коронного парада, шившимися за
свой счет и украшавшимися драгоценными камнями на пределе возможностей
каждого гвардионца (а поскольку бравые вояки располагались спиной к толпе,
среди которой замешалось немало темного народа, промышлявшего делами
неправедными даже в столь торжественные дни, иным камешкам суждено было
поменять хозяев еще до проезда кортежа).
Виновница торжества возглавляла процессию - в костюме вишневого
бархата, в сиянии фамильных самоцветов, в короне и синем геральдическом
плаще, расшитом золотыми лилиями. Сварог, ехавший слева и чуть позади,
поглядывал на ее гордое, отрешенно-надменное личико и развлечения ради
вспоминал совсем другой - то перемазанной углем на мостике "Принцессы", то
собиравшей хворост для костра. И мечтал, чтобы все это побыстрее кончилось
- знал, что в пурпурной мантии и серебряной короне привлекает внимание не
только в качестве бравого сподвижника в одночасье прославившейся на всю
планету принцессы. Нравы здесь были бесхитростные, и народ попроще
откровенно тыкал в него пальцами, дивясь и перешептываясь с восхищенным
ужасом (можно представить, какие ходили слухи и как горячечно работала
фантазия). Один раз на узкой Жемчужной, когда ликующие "поселяне и слуги"
оказались вплотную к процессии, до Сварога уже долетело из толпы чье-то
заполошное оханье: "Горный дух..." - и ответная реплика: "Сам ты, куманек,
горный дух, уж прости на грубом слове. И вовсе это Змеиный Король,
старики-то знают. И хвост у него змеиный, только под мантией не видно,
подобрал, чтоб народ не пугать выше меры..." После чего Сварог явственно
расслышал фырканье в рядах Странной Компании - но все лица, стоило ему
обернуться, оказались серьезными и важными.
Это был единственный раз, когда его орлы поддались легкомыслию.
Новоявленные дворяне блаженствовали в лучах славы - вполне заслуженной,
черт возьми. Однако самому Сварогу ничего так не хотелось, как оказаться
наконец в королевском дворце. Где нипочем не избежать новых торжественных
церемоний и обильных наград, которые из дипломатии и согласно правилам
хорошего тона придется принимать, но любопытных глаз, по крайней мере,
будет в тысячу раз меньше. Он мысленно прикинул: еще и не выехали на
Адмиральскую, а ведь по ней придется проехать из конца в конец (лиги три,
не меньше) в роли обезьянки шарманщика...
Делия обернулась, позвала его взглядом. Он подъехал, откровенно
завидуя невозмутимости принцессы, державшейся столь свободно, словно и не
на них глазела вся Равена от мала до велика, словно толпы вокруг и не
было.
- Теперь вы, конечно, нас покинете?
- Не сразу, - сказал Сварог. - Кое-кто обещал поговорить со мной
откровенно...
- Обещания я держу... Вас ждет там, наверху, что-то вроде отчета?
- Увы, - сказал Сварог. - Придется.
- Но вы же теперь - король. И не простой король. Нет нужды давать
кому-то отчет. С Хелльстадом за спиной вы получили независимость, не
снившуюся ни одному здешнему монарху... - Она грустно улыбнулась. - И
вызовете к себе ненависть, какой не удостаивался ни один земной монарх...
- Догадываюсь, - сказал Сварог. - Это-то меня и тревожит, честно
говоря.
- Странно, но со всеми вами мне было безопаснее, чем во дворце...
Подвиги кончаются уныло, не правда ли?
- Еще бы, - сказал Сварог. - Потому что не кончаются, подобно
сказкам, и жизнь продолжается... Не грустите. Вы - опять вы. А мои орлы,
кроме Мары, остаются с вами. Только не торопитесь делать их герцогами и
генералами. Они хорошие люди, и мне не хотелось бы, чтобы у них
закружилась голова...
- Знаете, у меня тягостно на душе, - сказала она. - Мы ведь привезли
в Равену войну.
- Как так?
- Вы до сих пор не поняли? Мало провозгласить три королевства
ронерским владением. Нужно еще их удержать. Не рассчитываете же вы, что
наши близкие и дальние душевные соседи столь восхитятся славным подвигом,
что из рыцарского благородства даже не попытаются урвать себе кусочек
столь сладкого пирога? Рудники, порты, пашни, леса... Это война. Тяжелая и
долгая. Все против всех. Когда-то давно так было и с Островами, до
окончательного их раздела войны шли около восьмидесяти лет, да и потом не
сразу успокоилось...
- Верно, - хмуро сказал Сварог. - Я об этой стороне дела совершенно
не думал. Казалось, самое главное - дойти... Простите за избитую фразу, но
вы всегда можете на меня рассчитывать. Я плохо представляю, что лежит по
закромам в моем странном королевстве, но подозреваю, там отыщутся весьма
веские аргументы.
- И если вы их пустите в ход, выступая на нашей стороне, восстановите
против себя императорский двор... Знаете, каким был бы идеальный выход?
Вам следовало провозгласить эти земли своими.
- Но...
- Вот у вас, у короля Хелльстада, их поостерегутся отнимать, -
серьезно сказала Делия. - Конечно, мне хотелось бы раздвинуть пределы
Ронеро до полночных берегов... но на деле, боюсь, получится не новая
великая держава, а истощенная войной до предела нынешняя. Право же, я
предлагаю не столь уж нелепый выход.
- Вы умница, - сказал Сварог. - Я для вас горы сверну, только
позовите. Но принять ваше предложение - означало бы ограбить вас самым
примитивным образом.
- Почему же, если я согласна, чтобы меня ограбили? - она засмеялась.
- Думаете, мне не жалко? Не хочется остаться в Хрониках с почетным титулом
Делии Собирательницы Земель? Нет, я все обдумала. Мы можем получить
долгую, страшную войну, и лучше ее избежать.
