сквозь тьму, сквозь колючие вспышки мертвенно-белого света, отбиваясь от
тянувшихся отовсюду лап, тонких, как сожженные сучья, изгибавшихся самым
невероятным образом, как не способна изогнуться человеческая рука,
царапавших то ли длинными когтями, то ли уродливыми пальцами, оравших и
вывших в уши. Падал сквозь мир двух красок - черной и бедой, - сквозь
странно изменившийся воздух, врывавшийся в легкие волной удушливого сухого
жара, смердящего так, что вонь понемногу перестала ощущаться, застыла в
ноздрях, во рту, в глотке плотными пробками, перехватывавшими дыхание.
Падение оборвалось столь же неожиданно, как и началось, умолкли визги
и вой, уродливые тени отхлынули во все стороны и пропали неизвестно куда.
Остался смрад, окутавший так плотно, что собственное тело казалось Сварогу
пустым мешком, надутым жарким вонючим воздухом. Зато под ногами наконец-то
оказалась твердая поверхность, напоминавшая шероховатый, выветрившийся
камень, покрытый слоем невероятно сухого пепла, в котором ступня утопали
по щиколотку. Пошевелившись и переступив с ноги на ногу, Сварог не услышал
звука собственных шагов - все звуки терялись и глохли в идущем неведомо
откуда то ли вопле, то ли стоне, стоять громком и неумолчном, что он
скорее казался составной частью окружающего воздуха.
Осмотревшись, он понял, что стоит на крутом склоне невообразимо
глубокой пропасти, исполинской воронкой уходившей в бездну, где дна словно
бы и не существовало. Сварог это чуял, хотя и не смог бы объяснить, откуда
знает. Повсюду, куда ни глянь, на фоне прямо-таки космической черноты
отблескивало ало-багровое пламя - оно вздымалось лохматыми языками и тут
же опадало, чтобы через миг вновь взмыть рваными гигантскими лоскутьями,
оно изливалось тяжелыми фонтанами, гнувшимися к земле, струившимися
медленными ручьями, оно светило высокими кострами, рассыпалось на мириады
пожарищ, сливалось в чудовищные омуты. Но светлее от обилия огня не
становилось ничуть - это был мир без теней, без света, мир, состоявший
лишь из мрака и огня. И повсюду, куда ни глянь, корчились, бились,
метались черные человеческие фигурки - словно мураши в охваченном огнем
муравейнике, их было столько в окружающем необозримом пространстве, в
реках и струях пламени, что к горлу подступила дурнота и все чувства,
казалось, вот-вот откажутся служить, растворившись в безумии огня.
Больше всего это напоминало ад - и Сварог боялся подумать, что так
оно и есть. Сознание вяло теплилось, и сам себе он казался песчинкой на
дне колодца - над головой, чуялось, нависли неизмеримые выси, соразмерные
расстояниям меж звездами, еще немного - и расстояние меж ним и голубым
небом станет непреодолимым...
Он держался, отгоняя пытавшееся заползти в душу безумие. Повторял про
себя: это наваждение, мираж, морок, ничего этого нет, а если и есть, не
способно ни одолеть, ни проглотить, вот-вот рассеется, как дурной сон,
время уходит, они сами говорили, что их время уходит...
Оказалось, он не брошен и не забыт - корявые, дергающиеся, хихикающие
тени мелькали со всех сторон меж потоками и озерами дымящегося пламени,
дразнили, смыкали круг, плясали на фоне багрового огня, вставали на
рогатые головы, дразнились высунутыми языками - и все это в совершеннейшем
безмолвии, можно и подумать, что оглох, если бы не долетал отовсюду этот
многоголосый стон.
Тени отпрыгнули, прячась за пламенем, припадая к земле, дикий вой
пронесся над склоном кратера, словно бы колыхнув повсюду пламя. Кто-то
невероятно высокий, черный, неразличимый, окутанный крутящимся маревом
багровых искр, шагнул прямо к Сварогу, навис, жуткий и безликий, сотрясая
землю и вздымая пепел поступью тяжелых лап. И взвыл, оглушая:
- Назови свое имя! Иначе оставлю здесь навсегда!
Однако Сварог уже ощущал в себе силы не просто сопротивляться -
нападать, фантасмагории и ужасы только злили, минутная слабость пропала
начисто, что бы там ни пугало вокруг, как бы ни тужилось. Слишком многое
видел и многое прошел, чтобы сейчас сдаваться. Черный еще громоздился над
ним, колыхаясь и подрагивая, словно отражение в текучей воде, но Сварог
шагнул вперед, чертя в воздухе крест:
- Сгинь, нечистая сила!
Слова приходили, сами собой - и черная фигура дернулась, отступая под
визг пляшущих дьяволят.
- Сгинь, рассыпься!
Все закружилось вокруг в бешеной карусели, потоки бурлящего пламени,
муравьиное скопище черных скрюченных фигурок, тучи сухого пепла, сознание
погасло прежде, чем он успел увериться, что победил...
2. ОН ПРИШЕЛ
Сварог открыл глаза. Над ним был потолок, сводчатый, светло-серый, в
ромбовидных черных узорах, словно бы едва намеченных водянистой черной
тушью. Стены того же цвета, в тех же незамысловатых, но приятных для глаза
узорах. Постель, на которой он лежал, стояла у окна, и за распахнутым
окном, на небольшом отдалении, слегка покачивались верхушки деревьев. И
никаких странностей со зрением. И на сей раз он ощущал запахи - от окна
тянуло едва уловимым свежим ароматом загородного леса. Напрягая слух,
Сварог даже различал шелест листьев, короткое звяканье - словно
захлопнулась металлическая калитка, обрывки непонятного разговора.
Сторожко, словно угодивший в незнакомые места зверь, оглядел комнату.
Дверь напротив окна - обычная высокая дверь, полукруглая вверху,
аркообразная, с фигурной черной ручкой, затейливо выгнутой. Овальное
зеркало в желтой металлической раме - оно отражало часть пола и стены, а
Сварога не отражало, он лежал в стороне. Пол то ли устлан серо-голубым
ковром, то ли искусно раскрашен. Пожалуй, все-таки ковер, решил Сварог,
хорошенько присмотревшись. Он долго пытался понять, чего в комнате не
хватает. Сообразил вскоре: нигде не видно ничего, хотя бы отдаленно
напоминавшего светильник. Ни электрических ламп, ни канделябров со
свечами.
Проходила минута за минутой, и ничего не случилось. Абсолютно ничего.
Никто не появлялся - ни люди, ни чудовища. Едва слышно шелестела за окном
листва, легкое дуновение ветерка пронеслось по загадочной комнате.
Сварог решился, откинул пушистое белое одеяло, состоявшее из мириад
крохотных белых цветов, неведомым образом удерживавшихся вместе. Опустил
ноги на пол. Его первые открытия сводились к следующему: во-первых, он был
гол, как Адам, исчезли одежда, часы, обручальное кольцо, только крестик на
шее остался; во-вторых, под ногами был действительно ковер, на редкость
мягкий. И, разумеется, в-третьих... Самое интересное. Оказывается, за
высокой спинкой кровати стоял широкий стол на толстых точеных ножках. Там
лежала аккуратно разложенная одежда. Но не она казалась самым интересным,
а предмет, как две капли воды похожий на меч в ножнах. Голубые ножны
украшены золотыми на вид накладками - листья, стилизованные цветы, звезды
с количеством лучей от четырех до семи. Черная рукоять, удобная для
ладони, вся в ребристых выпуклостях, с короткой крестовиной. На крестовине
и в навершии - красные ограненные камни с фасолину величиной. Хм, рубины?
Быть может...
Воровато оглянувшись на дверь, Сварог левой рукой придержал ножны,
прижимая их к столешнице, а правой осторожно вытянул меч - длинный, узкий,
обоюдоострый. Лезвие зеркально отблескивало. Сварог коснулся им края
стола, прижал едва-едва - и осталась глубокая зарубка. Пробормотав
смущенно: "Тьфу, черт...", Сварог попытался загладить ее ногтем - не
получилось.
Он взмахнул клинком - ну какой же мужик откажется поиграть такой
игрушкой? - и опешил. Фехтованием он не занимался сроду, даже в детстве
его обошла общая эпидемия - когда в шестьдесят шестом впервые показали
французских двухсерийных "Трех мушкетеров" и пару месяцев пацанва лихо
сражалась по дворам и улицам кто добротно выструганными шпагами, кто
палками. Логично было бы предугадать, что с мечом он управится не ловчее
сельской бабушки, которой сунули автомат с примкнутым штыком и велели
поработать с манекеном.
Вышло совсем наоборот. Он как-то удивительно ловко и хватко взмахнул
мечом. Непонятно, откуда что бралось, но Сварог почувствовал, что может
владеть этой штукой, и неплохо. Он знал, что умеет владеть мечом, хотя не
умел этого никогда. Примерно так можно описать его ощущения и впечатления.
Клинок свистнул в воздухе - Сварог сделал пару выпадов, не суливших
ничего доброго противнику, если бы тот оказался напротив, закрылся, нанес
сверху вниз косой рубящий удар. И подумал, что выглядит глупее глупого -
голый с мечом в руке. Осторожно вложил меч в ножны, приступил к одежде - в
конце концов, кому другому она предназначалась, как не ему? Присмотрелся,
повертел, приложил к себе - и быстро разобрался.
Трусы были самыми обычными, разве что узковатыми и длинноватыми, чуть
не до колен. Носки и белая рубашка с широким воротником раздумий не
вызывали. Костюм, светло-серый с красным, заставил его покрутить головой
озадаченно - штаны на пуговицах, заправленные в высокие мягкие сапоги,
могли в сочетании с рубашкой обратить Сварога и в гусарского ротмистра вне
службы, и в принарядившегося ковбоя. Зато кафтан - или камзол - никак не
подходил ни двадцатому, ни даже восемнадцатому веку. Хотя и украшенный
алым кружевом, золотыми пуговицами и шитьем на обшлагах, он не походил ни
на один наряд, более-менее знакомый по историческим фильмам. Ровным счетом
никаких ассоциации не вызывал.
- Хотя специалист из вас, майор, в данном вопросе, прямо скажем,
хреновый, - сказал Сварог вслух ради вящей бодрости.
Взвесил на руке цепь, судя по тяжести, золотую - ее, ежу ясно,
следовало надеть на шею, потому что больше просто некуда, не ногу же
обматывать? Вряд ли привычки здешних обитателей настолько уж экзотичны. О
назначении трех перстней с красным, синим и бесцветным - бриллиант? -
камнями мог бы догадаться и дебил. Сварог, чуть повозившись, унизал
перстнями пальцы, застегнул литую пряжку широкого пояса с мечом и, твердо
постукивая каблуками, прошел к высокому зеркалу.
Ну что ж, могло быть и хуже. Он вовсе не выглядел ряженым. Все было
ему впору, костюм сидел, как влитой, сапоги не жали. Присмотрелся
внимательнее к своему лицу в зеркале. Это был он и не он - немножко не
такой. Волосы и усы стали гуще, кожа слегка посветлела, стала чище и
моложе. Словно юность вернулась. В курсантах он был точно таким, даже
похуже. Сварог ухарски пригладил усы ногтем большого пальца. Румяный
молодец в зеркале ему определенно нравился, несмотря на педерастическую
золотую цепь - в конце концов, при таком наряде она кажется самой обычной,
и если здесь все так ходят...
Подошел к окну, по пояс высунулся наружу, огляделся во все стороны,
вверх, вниз.
Он смотрел из окна второго этажа, и над ним было еще несколько
этажей. Как велико здание из темно-вишневого кирпича, определить не
удалось - и справа, и слева стены круто изгибались, уходя из поля зрения.
Словно он находился в башне. Повторяя очертания стен, вдоль дома тянулась
желтая мощеная дорожка. За ней росли деревья, а за деревьями поднималась
круглая темно-красная башенка с затейливыми зубцами поверху и узкими
стрельчатыми окнами. И безмятежно сияло солнце. И тишина.
Ну и что дальше? Пора поискать кого-нибудь. Не похоже, чтобы он
пребывал на положении узника, да и это старинное на вид здание, окруженное
безмятежным лесом, не походило на узилище.
Правда, есть один нюанс... Именно в таких зданиях любят размещаться
Конторы. А Конторы во сто раз опаснее тюрем...
Он заморгал, тряхнул головой, вцепился в подоконник. Нет, не чудится
