ногой начнет проседать - и помаленьку-полегоньку оказался на том берегу.
Обернулся, махнул рукой и негромко свистнул, потом предупредил:
- Не все сразу, цепочкой...
Но мост, такое впечатление, выдержал бы всех. Ответ простой: лиственница,
конечно. Вокруг ее хватает. А бревно из лиственницы если и не вечное, то
долговечное. И дом, и мост простоит лет триста, не сгнив и не затрухлявев. В
Екатеринбурге есть мост вполне современной постройки, стоящий на месте
бывшей плотинки - ив основании до сих пор покоятся лиственницы, уложенные
туда при государыне Анне Иоанновне...
Свернули направо, следуя за дорогой. И когда впереди возникли черные
силуэты, которые могли оказаться только крестьянскими избами и ничем другим,
Мазур и не подумал удивляться. Он только замедлил шаг и вынул револьвер - но
видел уже, что не видно ни единого огонька, ни единой искорки. И ни звука не
долетает от десятка домов, стоящих по обе стороны заросшей дороги. У
ближайшего давно провалилась крыша, голыми ребрами, странными треугольниками
чернеют стропила. И у того нет крыши, и у тех двух...
Все как-то незаметно остановились. Луна, почти полная, все выше
поднималась на безоблачном небе, сиявшем мириадом крупных звезд, на фоне
желто-серебристого диска чернела вершина скалы и тот самый геодезический
знак, дома отбрасывали густые тени. Прекрасная была ночь - как нельзя лучше
подходившая для прогулок с девушкой. А вот для диверсанта, наоборот, совсем
непривлекательная- к часовому в такую ночь подкрасться гораздо труднее...
- Ну что, пошли...- тихо сказал Мазур.
Они шагали по единственной улочке заброшенной деревни - Мазур насчитал
двенадцать домов, больших и добротных некогда, пятистенков, крестовых. Но
крыши чуть ли не у всех провалились, окна сияют выбитыми стеклами, а кое-где
вообще не осталось рам, заборы где покосились почище Пизанской башни, где и
вовсе рухнули, то же самое и с воротами, во дворах растет высокая трава. На
крайних домах лежит угольно-черная тень, отброшенная нависающей скалой.
Поблизости плещет, лопочет вода - речушка струится совсем рядом, на
задворках, мимо огородов. Вон банька, выглядит совсем целой, вон колесо от
телеги валяется посреди двора. Проржавевшая насквозь - видно в лунном свете-
толстая цепь тянется от полурассыпавшейся собачьей конуры... Полное
запустение.
- А зверей тут быть не может? - опасливо спросила Вика.
- Что им тут делать? - пожал плечами Мазур.- Это только в кино в таких
развалинах полно волков с вурдалаками...- и, не колеблясь, свернул к дому с
относительно целой крышей.- Вот тут и обоснуемся, нет разницы...
- Думаете, они отстанут? - спросил доктор.
- Думаю,- сказал Мазур,- Мы ж не диверсанты, а они не полк СС, это охота,
не забывайте. Вот когда мы прорвемся подальше от здешних мест, они
зашевелятся, уверен, устроят жуткое браконьерство. А пока нет им причин
особо беспокоиться...
Он и в самом деле так думал. Действия охотника, даже подобного Прохору,
всегда укладываются в определенную логику. Вряд ли Прохор станет устраивать
ночное нападение- учитывая специфику дичи, оно обернется встречным боем.
Ночью, в тайге, в заброшенной деревне шансы нагана и охотничьего ружья, в
общем, равны. Да и здешний Соколиный Глаз в темноте лишится всех своих
преимуществ. А собаки ничем не помогут: Мазур знал, что делал, заставив всех
еще до того, как вышли к мостику, снять обувь и прилежно тащить ее в
руках...
Последний фокус в обуви, теперь он не сомневался. Очень уж хорошо помнил
поведение собак. Едва достигнув того места, где беглецы разувались перед
тем, как пройти по равнине, лайки потеряли след. Так и должно быть: лайка-
собака особая, за тысячелетия натасканная исключительно на зверя, адские
труды и нешуточное количество времени потребуется, чтобы воспитать из нее
нечто вроде лагерной овчарки... Невероятно сложно сделать из добряка
сенбернара служебно-розыскную собаку, из болонки- ищейку, а из лайки-
охотника за людьми. Генотип не тот. Когда невезучий толстяк выскочил из
укрытия, лайки проявили кое-какое любопытство - и не более того. Они не
видели в бегущем дичь, добычу.
Значит, весь подвох в кроссовках- голову можно прозакладывать, обработаны
чем-то весьма стойким, источают аромат, который человек не чувствует, а вот
охотничья собака ловит ноздрями мгновенно. Лайки идут не за людьми, а за
следами их обуви. Но от такого открытия ничуть не легче - весь путь босиком
не пройдешь, заменять обувь нечем...
Вошли во двор- пройдя по упавшим половинкам ворот. Дома, очень похоже,
тоже сложены из лиственных бревен, Мазур осторожно похлопал по стене и вновь
не ощутил ни следа трухлявости, потрогал ногой нижнюю ступеньку крыльца -
выдержала.
Потом поймал за косу Ольгу, приободрившуюся было и совсем было
собравшуюся пройти в дом первой. Почти не ощущая неловкости, поклонился и
громко проговорил:
- Пусти, дедушка, прохожих людей переночевать, душевно просим...
Слишком прочно в нем засели кое-какие наставления, полученные в детстве.
В таких местах, право же, нужно сначала вежливо попроситься на ночлег, а уж
потом входить. Разное бывает, и не обязательно врут...
За спиной фыркнул Егоршин.
- Не фыркайте, не фыркайте- не оборачиваясь, бросил Мазур.- Не в городе.
Как писал один классик- где крещеный народ долго не живет, не мудрено кому
другому поселиться...
- Вы серьезно?
- Вы городской? - ответил Мазур вопросом.
- Ага.
- Вот и приберегите жизненный опыт для города... Входная дверь была
распахнута настежь. Мазур мимоходом попытался ее притворить. И на миллиметр
не сдвинулась, похоже, петли намертво приржавели. Обширные сени. Широкая
лавка у стены, рассохшаяся бочка в углу, какое-то тряпье. Глаза легко
привыкли к полумраку, как-никак и на улице было не светлее, да к тому же в
окна проникали серебристые полосы лунного света, и Мазур хорошо мог
рассмотреть все вокруг. Правда, особенно рассматривать и нечего: большая
горница, пыли почти нет - в лесных брошенных домах пыли почти что и не
заводится, это вам не городская квартира -еще одна лавка у стены, корявый
табурет рядом, вот вам и вся меблировка. В углу, который вполне можно
поименовать красным, виднеется широкая полочка, определенно божница, но там
не видно ни одной иконы. Подойдя, Мазур обнаружил лишь крохотный огарок
свечи, который немедленно сунул в карман - в его положении любой трофей
годился.
Стена оклеена газетами. Он без малейших усилий оторвал невесомый, сухой,
как пыль пустыни, клок - края рассыпались под пальцами,- подошел к окну и,
напрягая глаза, попытался прочитать пару строчек. Кого-то там торжественно
встретил маршал Булганин- это легкая привязка к хронологии, ага, и про
дорогого Никиту Сергеевича...
- Что пишут? - спросила Ольга.
- Когда писали, тебя еще на свете не было,- сообщил Мазур.- Вас, друзья,
впрочем, тоже. Да и я без штанов бегал...
- Где же люди? - пожала плечами Вика.
- Кто их знает,- сказал Мазур.- Деревушек таких - море. Старики умерли, а
молодые в город подались. Если было тут молодое поколение... Так что не
ждите, не будет вам скелетов в живописных позах, все гораздо будничнее
происходило.
- И слава богу...- пробормотала Вика.
- Располагайтесь,- сказал Мазур.- Банку кто-нибудь откупорьте, хлеба
порежьте... Вон там, в огороде, сортир стоит, но не советую его навещать
-доски прогнить могли, еще провалится кто.
- Вымыться бы,- мечтательно протянула Вика.- На три метра потом шибает,
сама чувствую...
- Тоже дело,- согласился Мазур.
Подошел к окну, оперся рукой на подоконник и одним рывком бесшумно
выбросил тело в огород, по-сибирски огромный, протянувшийся до самой
речушки. Сейчас огород являл собою причудливые заросли, среди которых все же
выделялись бывшие грядки. Он осторожно двинулся вперед, разводя руками плети
одичавшего гороха - увы, стручков не видно, птицы, скорее всего,
постарались... ш-шит!
Из зарослей над самой землей на него таращились два зеленых глаза.
- Тьфу ты,- тихонько сказал сам себе Мазур в целях нервной разрядки,
сделал резкое движение в ту сторону.
Что-то небольшое, продолговатое, черное опрометью унеслось к
покосившемуся забору, с жутким хрустом проламываясь сквозь сухие плети
гороха. Он успел разглядеть - кошка, определенно. Остались здесь и, конечно,
одичали.
Вышел к месту, где правильными рядами торчали сгнившие, покосившиеся
палки- подпорки для помидорных кустов. Сами помидоры, конечно, вымерли, как
динозавры,- этот овощ любит обильную поливку и без человеческой заботы не
выживет. То же и с огурцами. А вот тыквы он нашел, целых две штуки, и
здоровенные. Возле забора надергал охапку жестких перьев лука-батуна.
Вернулся к дому, передал в окно свою добычу, сообщив:
- От дедушки Мороза...
И опять прошел в огород. Ничего съедобного больше не отыскал, зато
обнаружил аж три громадных бочки, вкопанных в землю до верхних ободьев и
соединенных с речушкой выложенными досками канавками - ну, это нам знакомо,
вместо колодца... Клепки изрядно рассохлись, но незамысловатая механика все
еще служила, и в бочках стояла вода, нагретая солнцем. Правда, там было
изрядно мягкой зеленой плесени, но, если не привередничать, в их положении
за ванну вполне сойдет.
Прошел к баньке и, перед тем как войти, снова негромко попросился.
Чиркнул спичкой, оглядел все углы - куча круглых половиков-самовязов в
предбаннике, ржавое ведро, рассохшаяся кадушка, веник, ставший за все эти
годы сухим, словно египетская мумия. Постоял, подумал, разворошил груду
половиков, вытряхнувши пыль в дверь, соорудил из них некое подобие постели.
Жаль, что не нашлось никакой одежды, пусть и рваненькой. Ночи пока стоят
теплые, но если зарядят дожди или стукнет первая осенняя прохлада...
Вернулся в дом, сказал бодро:
- Нашлась для вас ванна, милые дамы. Шагайте во-он туда и плескайтесь в
полное удовольствие. Только без лишнего шума. Водица скверная, да на
безрыбье... Полотенец, увы, даже я вам тут не достану, обсыхать придется...
Когда женщины ушли, со смешками перешептываясь, Мазур выглянул в окно,
выходящее на улицу. Прислушался. Полнейшая тишина.
- Они, случаем, не подкрадутся? - негромко спросил доктор.
- Вряд ли,- сказал Мазур.- Сердце у меня ничего такого не вещует. Меня
хорошо учили полагаться на инстинкт и неплохо поднатаскали, раз я до сих пор
жив...
- Послушайте, а кто вы, вообще-то, такой?
- Милейший человек- сказал Мазур.- Вы еще не поняли? Вот что, доктор,
обрисую вам диспозицию на вечер. Когда похаваем, со всем старанием сделаете
жене массаж. А потом с еще большим старанием оттрахаете ее так, как ей
нравится, чтобы на седьмое небо поплыла.
- Да мне до нее теперь дотронуться...
- А ей до вас, до услужливого подсвечника? - спросил Мазур
грозно-ласково, придвинувшись вплотную- Вы мне все комплексы оставьте до
более цивилизованных мест. Ясно? Женщины у нас с вами - слабое звено, это
азбука. И мы, как сильный пол - вы ведь себя из сильного пола все ж не
исключаете, а?- их должны подбодрять, личным примером отваги придавать, и,
вообще, делать все, чтобы в меланхолию не скатились. Простите за
вульгаризмы, хорошо оттраханная баба на крыльях летит по жизни. Оттого-то
нас импортный народ в застойные времена и бил почти во всех женских видах
спорта - наши своих лялек держали на монашеском режиме, а ихние с хрена не
снимали вплоть до самых соревнований, вот они потом медали горстями и
