фиолетовых линзах...
Сначала из тайги комочками выкатились собаки- снежно-белая и черная с
белыми пятнами. Точно, лайки, совсем небольшенькие,- хорошая лайка
прямо-таки миниатюрна, чтобы ее при нужде можно было упрятать в заплечный
мешок и таскать по тайге, не особенно напрягаясь.
Обеих держал на длинных сворках невысокий человечек в брезентовой куртке
и черных штанах, с темной повязкой на голове, самую малость напоминавшей
чалму. Два километра -не столь уж большое расстояние для двадцатикратного
бинокля, и Мазур легко рассмотрел, что лицо у человечка, несомненно,
азиатское, морщинистое, с раскосыми глазами и плоским носом. Эвенк или
другой таежный абориген. А это уже хуже...
Лайки резво пронеслись по траве и остановились там, где начинались кочки.
Растерянно заметались, поднимая брызги,- до Мазура долетал их звонкий, как
колокольчик, обиженный лай. С первого взгляда было ясно, что они потеряли
след. Судя по поведению эвенка - для простоты будем считать его эвенком,- он
сообразил это даже раньше Мазура. Насколько удалось понять по жестам,
прикрикнул на собак, заставив их сесть, вытащил трубочку и задымил, присев
на корточки, философским и напрочь отрешенным от всего сущего пустым взором
каменной бабы глядя на равнину. Вновь показалось, что они встретились
глазами - но Мазур пересилил себя и бинокль не опустил. Голова толстяка не
шелохнулась, застыл, как увидевшая сову белка.
Из тайги цепочкой стали выходить люди в камуфляжных комбинезонах и
высоких черных ботинках. Мазур насчитал восемь. Пятеро с охотничьими
ружьями, у остальных висят на плече короткие автоматы - ну да, баре и
оберегающая челядь... Все восемь были в густых накомарниках, Мазур не видел
лиц. У одного из автоматчиков за спиной -весьма объемистый зеленый рюкзак,
похоже, "абалаковский". Несомненно, та, что идет третьей,- женщина, по
движениям видно, по пластике. А вот опознать среди охотничков Прохора Мазур
не смог, как ни пытался. Не так уж долго они общались, сидящий за столом
человек выглядит совсем иначе, нежели шагающий...
А шагали они все не быстро, но и не медленно, в хорошем и выгодном ритме
опытных таежных ходоков, все восемь. Ничуть не спешили, но выглядели
неотвратимо, как судьба. Сбились в кучку вокруг эвенка- а тот что-то
объяснял, помогая себе скупыми жестами, тыча пальцем на равнину. И никаких
тебе приборов на шее, ничего похожего - значит, всех "клопов" удалось
вывести, и то достижение... Правда, остаются собаки. И их клятый вожатый...
Они, похоже, совещались - спокойно, без дерганой жестикуляции, как люди,
столкнувшиеся с досадным, но, в общем, ничуть не удивившим препятствием.
Очередная уловка бегущей от охотников лисы, следует принимать, как
должное... Оттого-то они Мазуру и не нравились: потому что были собранными,
опытными, хваткими...
Эвенк прошелся на корточках вдоль кромки сухой земли, то и дело приседал
вовсе уж низко, один раз и вообще лег, чуть ли не тыкаясь носом в траву.
Мазур даже засмотрелся. И понял, что этого таежного Чингачгука, кровь из
носу, нужно исхитриться и прикончить как можно быстрее. Он видел, как
маленький и узкоглазый таежный человек, уже ступив меж кочек, после совсем
недолгих рысканий прошел метров пять, почти в точности повторяя путь
беглецов...
Куперовские индейцы, непревзойденные следопыты, ничуть не выдуманы. Как и
австралийские "черные следопыты", аборигены, вторую сотню лет работающие с
полицией. Все правда - народы, ведущие до сих пор почти первобытную жизнь,
способны узреть невидимые приметы и взять след там, где остановится в
растерянности городской человек, будь он опытным охотником... или прошедшим
нелюдскую подготовочку командосом. Неважно в джунглях происходит дело, в
австралийском вельде или в глухих азиатских лесах. Самый лучший командос-
пришелец здесь. А этот узкоглазый - часть окружающего мира, как длиннющая
череда его дедов и прапрадедов. Как ни засыпай табачком следы, он пройдет
там, где собьется собака... Мазур повел биноклем. Пора и восвояси - охотники
уже двинулись гуськом по кочкам...
Словно беззвучный взрыв! Это толстяк, не выдержав, взмыл из ямы,
осыпанный тучей брызг, сверкнувших радугами в косых лучах заходящего солнца,
кинулся бежать - слепо, в паническом ужасе забирая влево.
Цепочка моментально развернулась шеренгой. Выстрел. Еще один. Толстяк
повалился лицом вперед, разбрызгивая воду, но тут же вскочил, видимо, всего
лишь поскользнулся, понесся дальше неуклюжими прыжками. Справа от него
взлетел сноп водяных брызг, перемешанный с обрывками травы. И еще раз. И
очень похоже, что это намеренный промах, забавы ради...
Вопль донесся даже до Мазура, лежавшего за стволом кедра километрах в
двух. Подхлестнутый ужасом, толстяк мчался, пересекая равнину наискосок,
как-то ухитряясь ни разу не споткнуться...
Охотник с женской пластикой движений медленно вел за ним стволом,
несомненно, все это время держа на прицеле. Остальные опустили ружья.
Видимо, четко было оговорено, чья очередь бить по бегущему зайцу...
Выстрел. Толстяк дернулся вперед, медленно взмахнул руками и рухнул лицом
вниз. Повесив бинокль на шею, Мазур, не глядя, протянул руку, подхватил
охапку свеже-изрезанных палок и, прижимаясь к земле, стал отползать
по-рачьи. Пора и честь знать. Теперь окончательно убедился, что происходит с
угодившим на прицел...
Когда вершина откоса скрыла от него равнину, он поднялся на ноги,
покрепче зажал в руках палки и побежал вперед- размеренно, экономно и
расчетливо выдыхая воздух. Он был уже не тот, что лет пятнадцать назад, но
все же оставался неплохой машиной, не проржавевшей, не скрипящей, способной
еще на мелкие рекорды...
Черная извилистая лента на пути- гадюка. Она не успела поднять голову-
Мазур на бегу поддел змею палкой, коротко дернул запястьем, и гадюка улетела
в чащобу, свившись в кольцо. Надо было ее прихватить с собой, но не хотелось
сбиваться с ритма, авось, еще одна попадется...
Едва слышным шепотом он повторял, как заведенный, как испортившийся
граммофон:
Гроб на лафет -
он ушел в лихой поход!
Гроб на лафет -
пушка медленно ползет!
Гроб на лафет -
все мы ляжем тут костьми!
Гроб на лафет -
и барабан греми!
Слова тут не имели никакого значения- лишь бы ложились на незамысловатый
ритм. Хоть детская считалочка, хоть вирши Гомера, хоть митинговые призывы в
честь одиннадцатого года перестройки... Бесконечным повторением короткого
стишка Мазур вгонял себя в некое подобие транса, совмещая каждую строчку с
выдохом, с движениями рук и ног- и чувствовал, как голова становится
бездумной, пустой, как тело движется в тупом механическом ритме, несется меж
деревьев словно бы само по себе, сопровождаемое плывущим на некотором
отдалении невесомым облачком из остатков сознания...
Гроб на лафет
и барабан греми...
А ну-ка, взять знамена -
и за мной...
Три боевых патрона -
и за мной...
Бой барабанный слушай -
за мной, за мной, домой...
По тайге несся робот, живая машина с нехитрой программой-вдох-выдох,
правой-левой... Намешано всего понемножку: транс, самогипноз, аутотренинг, а
основана вся засекреченная методика еще на древних тибетских приемчиках для
обучения монастырских бегунов, за краткое время преодолевавших дикие
расстояния. Конечно, полностью уподобиться тем горцам ни за что не удастся,
они, чтобы стать чуть ли не волшебниками, тратили кто полжизни, кто всю
жизнь - но все же малую толику перенять удалось, и, знаете ли, помогает...
Он бежал, перепрыгивая через поваленные замшелые стволы, бездумно
уворачиваясь от толстых сучьев. Пожалуй, немного не рассчитал- до той сопки
не семь километров, а все десять. Искать долго не пришлось: он почти не
плутал, сразу заметил меж деревьев алые пятна и направился туда, тяжело
дыша. С минуту постоял за стволом, приглядываясь и прислушиваясь: интересно
было, как они ведут себя, оказавшись без присмотра.
Определенно успели отдохнуть и отдышаться - лежат вповалку, но вид не
столь уж и страдальческий. Ольга поместилась чуть поодаль и руку держит
возле кармана. Мазур с неудовольствием отметил: несмотря на его
недвусмысленный приказ, чертов доктор ни капельки и не пытается укрепить дух
супружницы. Сидят рядом, но смотрят в разные стороны, как совершенно чужие
люди, час назад встретившиеся на перекрестке. Мало того, эскулап, не сводя
глаз с Ольги, расспрашивает с этакими кокетливыми интонациями:
- А вы, правда, сможете в нас стрелять? Нет, серьезно? И рука не дрогнет?
Мазур и сам с любопытством ждал, что Ольга ответит. А она промолчала.
Вместо ответа достала наган из кармана, задумчиво его оглядела- благоразумно
держа указательный палец подальше от спуска- и весьма многозначительно
поиграла вороненой опасной игрушечкой, так что получилось даже лучше любых
кровожадных реплик. Доктор присмирел. Мысленно поаплодировав Ольге, Мазур
вышел из-за ствола, подошел, бросил палки наземь и молча опустился на
корточки, сделав жене знак, чтобы кинула сигаретку. Так и не сказав ни
слова, жадно докурил до фильтра, тщательно погасил окурок о ствол, сунул в
жесткий мох и встал:
- Вперед. Нам еще ночлег искать...
...Сначала они увидели скалу, вздымавшуюся над потемневшей вечерней
тайгой. В лес темнота приходит гораздо раньше, чем на голой равнине, и Мазур
уже начал думать, что ночевать придется прямо здесь, под деревьями. Однако
впереди стало словно бы светлее- значит, обозначилось открытое пространство.
Пройдя метров двести, они обнаружили, что это и в самом деле березовое
редколесье и по березняку идет довольно широкая дорога. Заброшенная, правда,
давным-давно. Не только травой поросла- кое-где вытянулись тоненькие березки
в человеческий рост, молодые сосенки. Еще угадываются колеи - судя по
ширине, оставленные не автомобильными колесами, а тележными, но ездить по
ним перестали, похоже, еще до рождения Ольги: одна сосенка росла как раз из
сглаженной временем узкой канавки...
А впереди виднелась черная скала, напоминавшая очертаниями застывшую
морскую волну с картин Хокусая. На ее вершине Мазур разглядел редкие
деревья, словно зубцы полысевшей гребенки, и еще какой-то странный
треугольный силуэт, больше всего похожий на геодезический знак.
После короткого раздумья Мазур решительно двинулся по дороге- благо вела
на юг, куда они и стремились, отклоняясь от избранного им курса градусов на
десять. Невольно ускорил шаг, как будто впереди их ждал надежный приют с
потрескивающими в печке поленьями, котелком теплых щей и мягкой постелью.
Глупости, конечно. Мечты. Но впереди и в самом деле может отыскаться
какая-нибудь заброшенная избушка, а это все же лучше ночлега под деревом. И
в смысле обороны, кстати, тоже...
Вокруг все темнее, они шагали по заброшенной дороге, и скала-волна
вырастала на глазах, становясь все громаднее. За поворотом открылась
неширокая мелкая речушка с ветхим мостом- а за мостом продолжалась дорога,
плавно сворачивавшая вправо, к скале.
Мост в сумерках выглядел вполне исправным. Некогда было осматриваться,
скоро совсем стемнеет, луна хоть и показалась над вершинами деревьев, но
высоту еще не набрала - и Мазур решительно двинулся вперед. Перила давно
рухнули, лишь остатки столбиков кое-где торчат, два бревна посередине
выпали, но те, что остались, достаточно широки, чтобы по ним пройти...
Осторожно попробовал ногой- твердое дерево, никакой трухлявости. Двинулся
вперед, как по скользкому льду, готовый в любой миг отпрыгнуть, если под
