бинокль достался от импортного жмурика - двадцатикратный, но не больше нашей
"десятки"...
...Он чисто случайно поймал окулярами это шевеление зеленых точечек на
зеленом фоне, сами, можно сказать, вылезли под взгляд... Повертел рубчатое
черное колесико, но это ничем не помогло - судя по нанесенной на линзы
разметке-масштабу, до погони более чем десять километров, ну да, часа на два
и оторвались, не так уж плохо, но и не прекрасно, кровь из носу, разрыв
нужно увеличивать.
Он едва различал крохотные силуэты - но все же видел, что это шагающие
вереницей люди, числом не менее десяти, а впереди, не удаляясь особенно,
маячат два пятнышка, белое и бело-черное. Лайки, конечно. А это хуже, чем
любая овчарка,- овчарка, как ни крути, остается служебной, а лайка - здешнее
животное, таежное. Огромная разница меж службой и образом жизни, сравните
любого, самого ретивого вертухая и охотника-эвенка...
Время от времени там вспыхивали крохотные солнечные зайчики - солнце
играло на стволах ружей, значит, они даже не озаботились навести тусклость
на стволы, чувствуют себя хозяевами, банкометами в игре... Что ж, самому
Мазуру солнце светит почти в спину, так что бликов от окуляров не будет. До
темноты остается часов шесть. Вряд ли охота двинет по тайге ночью... или все
же станут устраивать игры с приборами ночного видения? Как поступил бы на их
месте он сам? Пожалуй что, не рискнул бы охотиться ночью на ловкого
"майора", в первые же часы столь изобидевшего засаду... или тебе просто
хочется так думать?
Он все еще стоял с прижатыми к лицу наглазниками из мягкой резьбы, когда
поодаль, там, где оставил людей, раздался оглушительный выстрел.
Чисто инстинктивно Мазур крутнулся в ту сторону, присел за стволом. Новых
выстрелов не было. По звуку - охотничье ружье. То самое, что он оставил
Ольге.
Не было времени раздумывать и колебаться. С ножом в руке он рывком
преодолел неширокое открытое пространство и бесшумно, как призрак,
заскользил меж деревьев, забирая чуть вниз и вправо, чтобы подойти к стоянке
со стороны, противоположной той, в какую уходил. Давал изрядный крюк, но
иначе нельзя было. И не слышал ни новых выстрелов, ни криков, ничуть не
походило на налет азартных охотников - неужели кто-то опять стал показывать
характер, настолько, что Ольге пришлось...
Тихонько стал продвигаться вверх, ага, меж коричневыми стволами яркими
пятнами показались желтые костюмы. Затаил дыхание, держа нож для броска. Еще
дерево, еще одна перебежка, вот они уже метрах в десяти, и никто его не
видит...
Мазур осторожно выглянул из-за кедра. Ольга сидела на корточках,
привалившись спиной к стволу, зажимая обеими руками живот, морщилась от
боли, но на раненую и умирающую, ликующе отметил Мазур, не походила.
Прошипела что-то, с ненавистью глядя снизу вверх - а над ней, ухватив
французское ружье за ствол, возвышался старый знакомый, неугомонный
штабс-капитан. Как и Мазур, он был гол и загорел-только не в черных семейных
трусах, а в коротких пестрых. Мазур мысленно провел траекторию, совмещавшую
шею штабса с зажатым в руке ножом - и остался ею доволен.
- Где он, спрашиваю? - прорычал штабс.
Замахнулся. Ольга ответила ему словами, которым Мазур ее, безусловно, не
учил. Ну, как только ружье дернется...
Нет, штабс отвернулся. Мазур великолепно представлял ход его мыслей и
нисколечко не ошибся: штабс направился к трем остальным, сбившимся в кучку
чуть поодаль. Снова рыкнул:
- Где майор, мать вашу?
Замахнулся разряженным ружьем, как дубиной, состроив невыразимо зверскую
гримасу, определенно рассчитанную на моральное подавление,- Мазур видел, что
этот гад насторожен, но спокоен и собран. И рассчитал мерзавец отлично:
почти сразу же толстяк Чугунков торопливо вытянул руку, тыкая пальцем как
раз в ту сторону, куда Мазур уходил, забормотал:
- Пошел сверху в бинокль посмотреть...
Мазур видел, как Ольга медленно-медленно, все еще морщась от боли,
опускает правую руку к карману. И мысленно охнул: дуреха, там же против
ствола-два пустых гнезда...
- У нее пистолет в кармане!- взвизгнул толстяк, услужливо тыча пальцем.
Штабс резко развернулся - но Мазур уже отделился от ствола, коротко
взмахнул рукой, и нож с роговой ручкой, жужжа, крутясь, на мгновение
ослепительно сверкнул, поймав лезвием случайный солнечный лучик...
Он еще падал, когда Мазур вырвался на поляну, выхватил из рук врага
ружье, замахнулся было, но тут же сообразил, что правки не требуется. И
отступил на шаг, чтобы падающий его не задел.
Истерически вскрикнула Вика-неподвижно застывшее тело с торчащей из горла
желтой рукояткой ножа оказалось к ней ближе, чем к другим, она встретилась
взглядом с тускнеющим взором "его благородия". "Ну вот и точка", без всяких
эмоций и уж тем более сожалений подумал Мазур, одним прыжком оказался рядом
с Ольгой:
- Что? - присел рядом на корточки.
- Да ничего,- сказала она, то морщась, то пытаясь улыбнуться.- Когда он
выскочил, я в него бабахнула - и промахнулась, конечно. А он мне ногой под
дых, ружье вырвал...
- А остальные где были?- громко спросил Мазур, оборачиваясь.
Остальные торопливо изобразили лицами и фигурами виноватое смущение,
причем больше всех старался, естественно, кандидат бесполезных сейчас наук.
- И чего я вас до сих пор не бросил? - совершенно искренне спросил Мазур
вслух.
Ответа, разумеется, не дождался -да и какой тут может быть ответ? Руки
чесались устроить толстяку детское наказание, но удержали не соображения
гуманизма, а недостаток времени. Мазур лишь смерил его взглядом, от которого
Чугункова бросило в пот, устало фыркнул и сказал:
- В общем, так- охота на хвосте. Так что в темпе продолжайте выбирать
блох из одежды, на крыло подниматься пора...
Сделал два шага, выдернул нож и несколько раз воткнул его в землю, очищая
от крови. Виктория принялась было закатывать глаза, но Мазур уже оказался
рядом с ней и процедил веско:
- Я т-те покажу истерику... Шевелись!
Сунув в рот сигарету, присел рядом с Ольгой, погладил ее по голове:
- Порядок, малыш, ты-то у меня настоящая скво... Болит еще?
- Не особенно.
- Ну, если не особенно, тогда бери-ка все свои невеликие пожитки, да и
мои тоже, завяжи все в куртку, чтобы получился приличный узел. Я тебя люблю
и обожаю, но некогда утешать, жива - и слава Богу...
Выпрямился, кинув мельком взгляд на мертвеца,- сволочь, конечно, был
покойный, но в качестве напарника, честно говоря, подошел бы. Пер следом - и
достал-таки, почти достал...
- Готово,- сказала Ольга.- Я всех "червей" вытащила, не сомневайся, чуть
ли не на зуб пробовала... А колышки ты возьмешь?
- Ага,- кивнул Мазур.
Он за время пути успел уже заострить все колышки с обоих концов -
попадется подходящее местечко, можно и "заминировать". Если понатыкать в
высокой траве десятка три - глядишь, кто-нибудь в горячке погони и
напорется, споткнется, вьетнамцы в свое время неплохой урожай собирали с
помощью таких вот немудрящих подручных средств...
Будь это в кино, непременно следовало бы сгрести за шкирку пробегающую
росомаху, украсить ее маячками и отпустить на волю, чтобы завела погоню в
непроходимые чащобы. К сожалению, в жизни росомахи шмыгают мимо не столь уж
часто, а толстяк, совершенно вышедший из доверия, играть роль приманки ни за
что не согласится, хоть ты его режь...
Вон он, родимый, со страдальческим видом сгорбился над курткой, вороша ее
одной рукой и вздыхая так, словно не шкуру свою спасает, а выполняет тяжкую
повинность, совершенно ему ненужную...
- Все, кажется,- осторожно заметила Вика, и почти сразу же распрямился ее
незадачливый муженек.
Мазур тщательно проверил работу - ну, прошляпили, конечно, в Викиной
куртке отыскались еще две "ниточки", а у мужа целых три. Мазур ничего им не
сказал, молча вырезал "маячки", оставив рваные дыры, мотнул головой;
- Пошли.
- Подождите!- вскрикнул Чугунков.- Я еще как следует и не проверил...
Мазур молча подошел, отобрал у него куртку и швырнул в кусты. Подтолкнул
ногой:
- Вставай. Пошли.
- А если дождь?
- Будешь мокнуть. Некогда с тобой возиться.
- Куда ж я все это...- он указал на валявшиеся у ног пожитки.
- Снимай,- Мазур дернул его за рукав пронзительно-желтой курточки.-
Заворачивай и тащи...
- Но...
- А, в бога душу мать! - заорал Мазур, уже не в силах более
сдерживаться.-Долго ты мне нервы мотать будешь?
И замахнулся- но перехватил осуждающий взгляд Ольги и малость поостыл.
Бросил неприязненно:
- Даю минуту на сборы. Вика, помоги ему, что ли...
- Да чтоб он провалился,- сказала Вика сердито.- Одно от него
беспокойство...
- Ладно,- сказал Мазур.- Не будем дичать и звереть - чует мое сердце, у
нас еще впереди масса возможностей... Помогите обормоту- и с умыслом
добавил: -Доберемся до цивилизации - все вместе будем смеяться над лесными
страстями...
Вика, немного просветлев лицом, опустилась на корточки и стала увязывать
нехитрые пожитки. Мазур нетерпеливо ждал. Наконец она справилась, протянула
толстяку узел и даже сделала книксен по всем правилам:
- Битте...
Но оглянулась на мирно почивающего в папоротниках мертвеца и моментально
помрачнела. Мазур показал направление:
- Шагаем туда, и в темпе. Надо оторваться... Под гору шагалось легко.
Ольга чуть задержалась, чтобы оказаться рядом с Мазуром, печально вздохнула:
- Такое впечатление, что на этом свете вовсе не существует ни Кваренги,
ни Фальконе... Поверить сейчас трудно, что где-то за горами, за долами есть
Петергоф...
- Лишь бы мы существовали,- отмахнулся Мазур.- А все остальное
приложится, малыш...
Глава одиннадцатая
МИНУС ОДИН
Через час Мазур разрешил привал и вновь поделил на всех банку тушенки -
на сей раз справедливости ради забрав ее у толстяка. Не следовало перегибать
палку и в первый же день загонять свой аргиш до полной вымотанности. Ольга у
него претензий не вызывала, супруги, в общем, тоже- но вот Чугунков... Мало
того, что он открыто являл собою слабейшее звено, у Мазура родилось
нехорошее предчувствие, что это звено в самом скором времени лопнет. На пути
им встретилось нехорошее место- распадок, где прямо-таки клубился гнус, с
превеликой охотой набросившийся на взопревшую добычу. Вот тут уж пришлось
по-настоящему паскудно - невесомые твари так и льнули к голой коже, лезли в
глаза, в уши, в рот, Мазур извел полпачки сигарет в попытках обрести пусть
слабую, но защиту. Даже некурящие пыхали табачком, мотая на ходу головами,
как лошади. Гнус прямо-таки доводил до безумия - и хуже всего приходилось
толстяку, он сильнее всех потел и был гол по пояс. Беспрестанно отмахивался
свободной рукой, а потом и узлом, даже взвыл в голос, за что немедленно
получил от Мазура по шее, легонько, впрочем. Хорошо еще, в этой пытке была и
светлая, если можно так выразиться, сторона- никого не приходилось понукать,
все показывали чудеса спортивной ходьбы, чтобы побыстрее миновать поганое
место.
Миновали. С полчаса шли по ровному месту, потом перевалили сопку - и
угодили в великолепный малинник. Грех упускать такой случай, и Мазур
объявил, что дает полчаса на обед. Благо и трудиться не пришлось- на кустах
красовалось неисчислимое множество сизо-рубиновых ягод, переспевшие, они
отваливались от малейшего прикосновения, оставалось пихать горстями в рот.
На высившиеся вокруг кедры Мазур поглядывал с затаенной тоской: в этом году
на шишку был урожай, а орех - штука питательная. Увы, с их подручными
средствами слишком долго пришлось бы возиться с колотом*, а лезть на дерево
и стряхивать по шишечке- чересчур тягомотно, да и добыча выйдет мизерная...
