извлек оттуда пять визитных карточек и быстро бисерным почерком написал на
каждой из них следующие строки:
"Убитый вами ни в чем не повинный Давид Поттер приговорил вас к смертной
казни. Я - исполнитель его мести. Где бы вы ни были, моя рука всюду сумеет
настигнуть вас. Вы были безжалостны, а буду таким же. И вы все погибнете.
Сорви-голова".
Надписав на обороте карточек адреса членов военного суда, он вручил их
сержанту, сказав:
- Дайте честное слово доставить их по назначению.
- Клянусь честью! Ваши послания будут переданы мною их адресатам.
- Отлично. Вы свободны!
ГЛАВА 5
Сражение. - Гайлендеры Гордона и Молокососы. - Огонь!-Истребление
офицеров.-Герцог Ричмондский и его сын - Ожесточенная борьба. - Последний
патрон. - Враги повержены! - Великодушие, - Волынщик. - Письмо. - Несчастная
мать. - Победа.
Служба Молокососов - не синекура*. Из этих сорванцов выработался отборный
отряд, в замечательных достоинствах которого с каждым днем все более
убеждалось командование.
С ними считались, как со взрослыми, им поручали опасные дела.
Их капитан, недаром получивший свое прозвище Сорви-голова, водил их
иногда чуть ли не в пасть к самому дьяволу и умел найти выход из любого
положения.
Порой они несли тяжелые потери, но это ничуть не уменьшало их энтузиазма.
Мы уже видели, в какой трагической обстановке происходила их разведка в
расположении войск английского генерала Джорджа Уайта*, явно готовившегося
перейти в наступление.
Это если и не бесполезное, то, во всяком случае, преждевременное
наступление началось на северо-востоке от Ледисмита, примерно в двадцати
трех километрах по направлению к Эландслаагте.
Генерал Вильжуэн, основы-ваясь на подробном докладе Жана Грандье о силах
англичан, принял совместно со своим правофланговым соседом, генералом Жаном
Коком, все необходимые для отпора врагу меры.
Буры заняли сильные позиции, удачный выбор которых говорил о том, что они
мастерски овладели военным искусством. Позиции состояли из цепи пологих
холмов, защищенных траншеями и находящихся под прикрытием скал. В густой
траве была скрыта целая сеть заграждений из колючей проволоки, о которую
должен был разбиться боевой порыв наступающих. Там и сям в разбросанных на
некотором расстоянии друг от друга передовых окопчиках засели стрелки. Под
скалами, позади траншей, притаились бурские пушки, подле них - готовая к бою
орудийная прислуга.
Поражала мертвая тишина, нависшая над трансвааль-скими линиями с их
невидимыми защитниками. Словно по мановению руки люди и кони в поразительном
порядке, без шума и суеты занимали приготовленные позиции и вдруг исчезали,
будто таяли. Лишь изредка то там, то здесь блеснет вдалеке и тотчас исчезнет
бронзовый ствол маузера или покажется на секунду круп лошади, прижавшейся к
скале.
Чем не фантасмагория!
Англичане же, наоборот, двигались по открытой степи и согласно всем
правилам современной тактики: артиллерия, кавалерия, пехота.
У них замечательные войска, способные выдержать любое испытание,
укомплектованные достаточным штатом опытных унтер-офицеров.
Любая великая держава могла бы гордиться такими солдатами. Эти молодцы
были совсем неповинны в том, что их послали сражаться за несправедливое
дело, не по доброй воле бесстрашно шли они проливать свою кровь, чтобы
отнять у ни в чем не повинных людей их самое драгоценное благо-свободу.
Главнокомандующий англичан спешил начать сражение. Не столько ради того,
чтобы, разомкнув кольцо осады, обрести свободу движений, сколько потому, что
ему, лично ему до-зарезу нужна была победа Она нужна была ему именно
сегодня, и он был готов купить ее любой ценой.
Дело в том, что в Кейптауне уже высадился новый генералиссимус, сэр
Редверс Буллер, а сэру Джорджу Уайту необходимо было доказать Англии, что
гораздо проще было бы предоставить командование всеми английскими войсками
ему, Уайту.
Такова истинная причина этого наступления, столь безумного, что бурские
генералы долго отказывались в него поверить.
Из глубины долины донеслись глухие раскаты: английские пушки открыли
огонь.
Снаряды, начиненные лиддитом* , с пронзительным свистом рассекали воздух
и, упав среди холмов, взрывались градом стальных осколков и клубами
зеленоватого дыма.
Четыре непрерывно гремевшие батареи и колонны англичан, формировавшиеся
на ходу, постепенно приближались к холмам.
Пушки буров лениво отвечали на этот скорее шумный, чем опасный концерт.
Их артиллеристы заранее разметили прицельные квадраты и теперь терпеливо
выжидали, когда можно будет открыть огонь из всех орудий, чтобы разить врага
с близкого расстояния.
Два пехотных полка, поддерживаемых двумя батальонами гайлендеров Гордона,
выстроившись по ротам в колонны, приблизились к позиции буров и решительно
бросились в атаку.
Генерал Вильжуэн, находившийся недалеко от Молокососов, внимательно
следил за движением англичан.
- Безумцы! - воскликнул кто-то из его свиты.
- Храбрецы! - поспешно возразил генерал, отличный судья в вопросах
доблести.
Стрелки, залегшие в передовых окопчиках, открыли ответный огонь.
Несколько англичан упало.
Пушки неистовствовали; непрерывно шлепались и взрывались снаряды, зеленой
пеленой расстилался дым; горнисты трубили атаку, а шотландские волынки
наигрывали самые боевые свои мотивы...
Плохо защищенная первая линия траншей была взята англичанами без особых
усилий.
Шагавшие в авангарде гайлендеры Гордона, опьяненные этим слишком легким
успехом, который они приветствовали бурным "ура", гимнастическим шагом
бросились вперед, но, запутавшись в сети проволочных заграждений, падали,
кувыркались и застревали в таких комических позах. которые при других
обстоятельствах вызвали бы смех.
Тогда своим невозмутимо спокойным голосом Вильжуэн скомандовал:
- Огонь!
И поднялась дьявольская пальба. Привстав немного, Сорви-голова метнул
взгляд на своих сорванцов и крикнул:
- Внимание!.. Беречь патроны! Каждому выбрать свою жертву и тщательно
целиться.
В то же мгновение по всей линии загрохотали пушки буров, открыв огонь по
врагу с дистанции всего лишь в девятьсот метров. На застрявшую в проволочных
заграждениях английскую пехоту обрушился ураган снарядов.
Пули поражали солдат одного за другим, ядра косили их целыми рядами.
- Сомкнуть строй!..-командовали английские офи-церы, хладнокровие которых
ничуть не изменило им среди этой ужасной бойни.
Унтер-офицеры специальными ножницами перерезали проволоку, громче запели
горны, с новой силой загнусавили волынки, и волна окровавленных людей с еще
большим ожесточением бросилась на приступ.
Весь путь англичан был усеян телами убитых и раненых; звуки труб
сливались с предсмертными воплями людей, с жалобным ржанием искалеченных
коней.
Буры встретили это неистовое наступление с непоколебимым мужеством,
которое ничто не могло сломить.
Но вот они покинули один за другим три холма, связанных между собой
системой защитных укреплений. Буры выполнили этот маневр в изумительном
порядке, без малейшего признака смятения, не оставив врагу ни одного убитого
или раненого. Они отошли на заранее приготовленные позиции. Все поле,
представлявшее собою подход к этим позициям, было заранее тщательно
размечено по карте на квадраты, каждый из которых находился на прицеле
бурских орудий.
Таким образом, буры превратили эти позиции в неприступную крепость.
Англичане не поняли, что отступление задумано умышленно, с целью заманить
их в засаду, о которую неизбежно должны были разбиться их стойкость и
упорство. Они были убеждены, что столь желанная победа уже в их руках, и
продолжали наступать.
Молокососы также заняли новую позицию. Она господствовала над широким
проходом, куда должны были ринуться наступавшие гайлендеры Гордона.
Рядом с капитаном Сорви-голова залег его юный товарищ, Поль Поттер.
Одна и та же мысль промелькнула у них, когда они следили за неистовым
натиском гайлендеров Гордона: "Полковник - герцог Ричмондский".
Взгляды юнцов были прикованы к самой гуще битвы, где они надеялись найти
герцога. Он чудился им в каждом офицере, по которому они тотчас же открывали
огонь.
Но разве можно распознать человека в этой сумятице! В конце концов оба
кончили тем, что стали стрелять во всех офицеров без разбора.
- Перебьем всех офицеров-гордонцев! - воскликнул капитан
Молокососов.-Тогда-то уж герцог непременно окажется в числе убитых...
- И мой отец будет отомщен! - в неистовом восторге подхватил сын
расстрелянного бура.
Вскоре все войско втянулось в драку, мало походившую на сражение.
Никакого руководства. Даже роты потеряли свое боевое единство В какой-то
мере его сохраняли лишь взводы. Большинство бойцов, опьяненных убийством,
орудовали каждый на свой страх и риск. Стреляли в упор, схватывались
врукопашную. Даже раненые, катаясь в обнимку по земле, давили, душили и
кусали друг друга.
В течение какой-нибудь четверти часа буры потеряли двух генералов.
Знаменитый начальник бурской артиллерии Жан Кок, пораженный двумя пулями,
в грудь и в бок, испустил предсмертный вздох, воскликнув: "Да здравствует
свобода!"
Вильжуэн, тоже раненный в грудь, упал со словами: "Бейтесь до последней
капли крови, ребята!"
Утрата этих людей, столь жестокая для дела независимости южноафриканских
республик, сопровождалась громом проклятий по адресу англичан.
Последние, впрочем, и так уже дорого поплатились: почти весь офицерский
состав англичан был истреблен. На земле распростерлись тела трех
полковников, пяти майоров, одиннадцати капитанов и двадцати шести
лейтенантов. Часть из них были убиты, другие ранены.
Из четырнадцати офицеров второго батальона гордонцев уцелели только двое.
Один из них казался неуязвимым, несмотря на то что выделялся среди всех
своим ростом и блестящим мундиром. Находясь все время в пер-вых рядах, он
руководил атакой, сплачивал людей, вел их на приступ, подбадривая примером
собственного мужества.
Этот офицер - герцог Ричмондский.
Под ним пало уже три коня, он служит мишенью для пятисот стрелков, и все
же он остается живым и невредимым, без единой царапины, под стальным дождем
снарядов.
Теперь он бился пешим, так как под рукой не осталось ни одного свободного
коня. Рядом с ним дрался горделивый юноша, вернее, мальчик, судя по
внешности, принад-лежащий к аристократии, в мундире младшего лейтенанта
Гордоновского полка. У него то же, что и у полковника, несколько
высокомерное мужество, то же презрение к смерти и, наконец, ярко бросающееся
в глаза внешнее сходство.
Очевидно, это отец и сын.
Время от времени, не прекращая ни на секунду выполнять свой долг солдата,
герцог бросает на сына взгляд, один из тех красноречивых, хотя и беглых
взглядов, в которых можно прочесть и страх за его жизнь и восхищение его
мужеством.
Сын уже не первый раз бросается вперед, чтобы прикрыть своим телом отца и
начальника.
Но полковник неизменно отстраняет его жестом и кричит:
- На место, Патрик! Вернись к своим людям! Воинский долг прежде всего!
Младший лейтенант тоже невредим. И это также чудо, ибо пули словно ножом
раскроили в нескольких местах его мундир.
В левой руке у него револьвер, в правой - тяжелая шотландская сабля со
стальной рукояткой.
В жаркой схватке боя он сталкивается лицом к лицу с капитаном
Сорви-голова. Англичанин и француз, смерив один другого взглядом, бросаются
друг на друга. Маузер без штыка - единственное оружие француза. Он
