первый натиск.
Кронье славился не только гражданской доблестью и военными способностями.
Не менее примечателен был он своим упрямством. Это упрямство, о которое
разбивалось все, даже сама очевидность, и должно было привести .его к
катастрофе.
В пакете, который Сорви-голова привез Кронье, вме-сте с другими
документами находилось письмо Жубера, где генерал давал Кронье несколько
советов в связи с но-вой военной ситуацией.
"Остерегайтесь старого Боба, как самого дьявола,- писал Жубер. - Говорят,
он задумал что-то новое. Это искуснейший стратег. Он строит все на маневре и
избегает лобовых атак. Боюсь, что нас ожидают обходные движения широким
фронтом, которые он в силах осуществить благодаря чудовищному количеству
своих солдат..."
Кронье, горделиво взглянув на действительно грозные укрепления,
возведенные бурами против лорда Митуэна, тихо, как бы про себя, проговорил:
- За такими стенами я не боюсь никого и ничего, даже обходного движения,
мысль о котором преследует Жубера. Робертс - такой же английский генерал,
как и все прочие генералы, с которыми мне приходилось иметь дело. На
обходное движение он не решится.
Кронье совершил двойную ошибку.
Во-первых, Робертс-прирожденный солдат, обязан-ный возвышением
исключительно своему таланту полководца, - не был таким же английским
генералом, как и все прочие. Во-вторых, он решился.
Все произошло без лишнего шума и треска, без ненужной болтовни и бряцания
оружием. По возвращении в лагерь Кронье Сорви-голова снова впрягся в тяжелую
службу разведчика. Теперь он служил под командой полковника Виллебуа-Марей,
выполняя эту опасную работу с обычной своей находчивостью и усердием. Он
набрал отряд в два десятка молодых людей, таких же смелых и ловких, как он
сам. В их числе находился, конечно, и Поль Поттер. Фанфан был его
лейтенантом.
С невероятной отвагой, но и с неслыханной для таких юнцов осторожностью
Молокососы предпринимали дальние объезды по всему фронту Кронье и
возвращались всегда с целым коробом важных военных сведений.
14 февраля Сорви-голова примчался во весь опор сообщить своему
полковнику, что английские войска заняли Коффифонтейн. Сообщение это было
настолько серьезно, что Виллебуа-Марей решил проверить его лично. Он
отправился один и вернулся страшно взволнованный. Сорви-голова не ошибся.
Полковник немедленно известил о случившемся Кронье. Последний спокойно
ответил, что все это вполне вероятно, но нет никаких причин волноваться.
Однако Виллебуа-Марей, обладавший непогрешимой проницательностью питомца
современной военной школы, чувствовал, что это событие является лишь одной
из частей широкого обходного движения.
На следующий день полковник, еще более озабоченный, чем накануне, снова
поскакал в направлении Коффи-фонтейна, на этот раз в сопровождении
австрийского офицера, графа Штернберга. Не доехав до Коффифонтейна, они
остановились. Там шло сражение. Гремели пушки. Один раненый английский
солдат уверял, что сюда подходит лорд Китченер с пятнадцатитысячной армией.
Оба офицера видели, как вдали прошло несколько английских полков.
Иностранные офицеры помчались в Магерсфонтейн поставить в известность об
этом Кронье. Но генерал выслушал их равнодушно и, пожав плечами, ответил:
- Да нет же, господа, вы ошиблись! Какое там обходное движение! Его нет и
не может быть. Даже очень крупные силы не решились бы на столь рискованную
операцию.
Прошло еще двадцать четыре часа.
На рассвете полковник Виллебуа-Марей, взяв с собой восемь кавалеристов,
отправился в разведку по направлению к Якобсдалю. На полдороге он увидел
английскую армию, тянувшуюся бесконечной лентой, и во весь опор поскакал
обратно. К своему великому удивлению, он не заметил ни малейшего признака
тревоги в бурских траншеях. Беззаботные буры мирно почивали у своих повозок.
Полковник забил тревогу. Над ним стали смеяться.
- Но неприятель совсем рядом! Его войска вот-вот окружат и захватят вас.
Буры ответили новым взрывом хохота и вскоре опять захрапели.
Виллебуа-Марей бросился к генералу, рассказал ему о страшной опасности,
готовой обрушиться на его маленькую армию, умолял отдать приказ об
отступлении.
С волнением, от которого исказились благородные черты его лица и задрожал
голос, он добавил:
- Генерал Кронье! Вы берете на себя страшную ответственность... Вы будете
разгромлены, а между тем в ваших руках исход борьбы за независимость!..
Послушайте меня, я не новичок в военном деле. Опасность велика. Умоляю вас,
прикажите отступать! Вы пожертвуете при этом только своим обозом, который и
так уже можно считать потерянным, но вы спасете своих людей - четыре тысячи
бойцов. Еще не поздно!
Кронье выслушал полковника с тем безропотным терпением, с каким взрослые
относятся к шалостям избалованных детей, усмехнулся и, покровительственно
похлопав его по плечу, ответил следующими, вошедшими в историю словами:
- Я лучше вас знаю, что мне надо делать. Вы еще не родились, когда я был
уже генералом.
- Но, в таком случае, поезжайте убедиться лично, что английская армия
наполовину завершила окружение! - не унимался полковник.
Вместо ответа Кронье пожал плечами и отвернулся. День 16 февраля прошел в
том же преступном по своей тупости бездействии.
17-го после полудня кавалеристы полковника Виллебуа-Марей снова
отправились в разведку. Отряд возглавлял он сам. Перед его взором
нескончаемым потоком тянулись колонны английских войск.
Отправился на разведку и граф Штернберг. Сопровождавший его бурский
военный интендант Арнольди насмешливо заметил:
- Хотел бы я увидеть хоть одного из тех английских солдат, которые так
преследуют ваше воображение.
- Ну что ж, взгляните!-ответил австрийский офицер, простирая руку к
горизонту, потемневшему от сплошной массы людей, лошадей и пушек.
Арнольди побледнел, пришпорил коня и, обезумев от волнения, помчался в
лагерь Магерсфонтейи.
Еще издалека он принялся кричать:
- К оружию!.. К оружию!.. Англичане!..
- Слишком поздно! - с грустью в голосе заметил Штернберг, скакавший рядом
с ним.
- Да, слишком поздно! - как унылое эхо, повторил Виллебуа-Марей, тоже
примчавшийся во весь опор.
Кронье убедился наконец в своей ошибке, понял, в какое тяжелое положение
поставлена благодаря его слепоте лучшая бурская армия. Надо все же отдать
ему должное: в нем мгновенно пробудился бесстрашный воитель.
Приказ об отступлении отдан. В лагере поднялась невообразимая суматоха.
Шутка сказать! Обоз состоял из четырех тысяч быков, такого же количества
верховых коней и несметного множества повозок*.
Запрягли, как попало, быков, нагрузили наспех повозки. Но еще надо было
снять пушки с их гнезд, установить их на лафеты и разослать разведчиков,
узнать, какими путями отходить, чтобы не наткнуться на врага. Подумать
только! Потеряно целых четверо суток! А Кронье и теперь из-за своего
бурского упрямства никак не хотел бросить обоз и налегке, пользуясь чудесной
подвижностью буров, вывести их из окружения.
Кронье также ни за что не хотел расстаться со своим обозом, что не только
привело, как читатель увидит дальше, к пленению его армии, но и послужило
началом крушения всей борьбы буров за независимость.
В два часа ночи лагерь наконец опустел.
Вперемежку с кавалеристами, погонщиками, повозками и верховыми лошадьми
ринулись во мрак ночи женщины и дети, перепуганные и оглушенные щелканьем
бичей, скрипом телег, мычаньем быков, топотом коней и криками людей.
Что это-отступление? Нет, бегство!
Бежали, то замедляя, то ускоряя шаг, всю ночь и весь следующий день. К
вечеру вконец изнуренные животные не могли уже двигаться дальше.
Кронье вынужден был разбить лагерь. Его маленькая армия заняла большой
изгиб долины Вольверскрааль на Моддере, между Кудусрандом и Паарденбергом.
Теперь Кронье оказался в полном окружении. Сам он был бессилен прорвать
железное кольцо. Оставалось надеяться на помощь других бурских армий*.
Но до их прибытия надо продержаться. Хватит ли сил?
Кронье наскоро укрепил свою позицию. Женщин и детей укрыли за скалистым
выступом в глубине оврага, вырытого рекой Моддер. Телеги установили на
склоне холма, а животных, которых негде было укрыть, привязали к деревьям на
берегу реки.
Весь день 19 февраля ушел на рытье траншей, сеть
Генералу Девету удалось разомкнуть кольцо англичан и дать Кронье
возможность вывести из окружения людей, пожертвовав, разумеется, обозом
Кронье отказался. На помощь Девету подоспел генерал Бота. Оба они посылали
гонца за гонцом к генералу Кронье, умоляя его выйти из окружения через
прорыв, который они обязались удерживать еще в течение суток. Кронье
презрительно отка-зался, в выражениях столь грубых, что генерал Девет не
решился даже опубликовать его дословный ответ в своей книге. И небольшие
отряды Девета и Бота, после тщетного ожидания выхода Кронье из окружения,
вынуждены были отойти под натиском англичан.
Последовавшая вскоре после этого сдача армии Кронье англича-нам на
некоторое время совершенно деморализовала остальные бурские армии.
Дезертирство стало настолько массовым явлением, что Генерал Девет решил
распустить по домам большую часть своих солдат, чтобы позволить им
справиться с этим моральным потрясением. Только спустя некоторое время к
бурам вернулась их боеспособность, но англичане к тому времени уже заняли
значительную часть территории обеих республик, и бурам пришлось перейти к
партизанской войне. которых была устроена по всем правилам военного
искусства. Они выходили на поверхность разрезом, достигающим одного метра в
ширину, но по мере углубления сужались до двадцати пяти сантиметров.
Большинство траншей имело форму буквы "Т". Проникнуть в них представлялось
возможным только с одного из концов.
Здесь и суждено было окопавшейся, исчезнувшей под землей в ожидании
помощи армии Кронье выдержать такую страшную бомбардировку, какой не знала
еще ни одна из современных войн. Причем Кронье не мог даже отвечать на
стальной ураган, разразившийся 19 февраля над его лагерем: у него не было
полевой артиллерии, а установить тяжелые орудия под таким огнем было
немыслимо.
Бойцам, не покидавшим траншей, эта бомбардировка не причинила
существенных потерь. Сто пятьдесят английских пушек, половина которых были
крупного калибра, сосредоточили свой огонь сперва по фургонам и повозкам,
которые через два часа, воспламенившись от снарядов, превратились в
гигантский костер невиданной силы. Покончив с обозом, англичане принялись за
животных. То была чудовищная бойня. На берегу реки валялись окро-вавленные
туши четырех тысяч быков со вспоротыми животами и изодранными
внутренностями.
Огонь не угасал целых двое суток.
От сильного жара трупы животных начали разлагаться.
Лагерь наполнило отвратительное зловоние, воздух в нем стал невыносимым.
Да и траншеи, в которых были битком набиты четыре тысячи людей, лишенных
возможности хотя бы на минуту покинуть свои убежища, вскоре превратились в
очаги всевозможной заразы
Все ужасы войны обрушились на смельчаков. Но и больные, задыхаясь от
зловония и нависшего над ними зеленоватого дыма лиддитовых снарядов,
изнуренные и искалеченные, они продолжали стойко держаться под не
прекращавшимся ураганным огнем и отказывались капитулировать.
Вода в реке, отравленная гниющим мясом, стала ядовитой. Смерть косила
женщин и детей.
На четвертый день Кронье попросил перемирия для погребения мертвых.
