голову мысль напиться молока. Он остановил шествовавшую впереди корову,
подозвал товарища, у которого была выкрашенная в цвет хаки жестяная кружка,
и, заставив его держать посудину, принялся доить корову.
То ли у него не было опыта в этом деле, то ли он причинил животному боль,
но корова вырвалась и так угостила задней ногой обоих томми*, что они
полетели в разные стороны и брякнулись оземь.
Обескураженные и взбешенные любители молока смущенно поднялись под взрыв
оглушительного солдатского хохота.
Тогда худая и с виду неуклюжая девушка, не проявлявшая до сих пор никаких
признаков любезности, остановилась, подняла с земли кружку и, мигнув своей
черноволосой товарке, нежным тремоло* успокоила разъяренное животное.
С чисто профессиональной ловкостью девушка взялась за соски коровы и в
несколько секунд наполнила посудину пенящимся молоком. Потом просто, без
церемоний, неловким движением она протянула кружку солдату, потиравшему
ушибленные места.
Англичанин залпом опорожнил кружку и сказал, улыбаясь:
- Ваш поступок доказывает, что у вас доброе сердце. Не стану предлагать
вам денег, чтобы не обидеть вас, но от души благодарю.
Тотчас же, помахивая кружками, к девушке подошли другие солдаты, прося и
им нацедить молока.
В ответ странная пастушка тихонько свистнула, и коровы, тесня друг друга,
рысью пустились прочь. Образовалась настоящая живая стена движущихся тел,
пробиться через которую не было никакой возможности. В это время красивая
блондинка в голландском чепчике заметила на стене бассейна объявление, на
котором почерком ротного писаря были начертаны следующие, недостойные
цивилизованного человека строки:
"Тысячу фунтов стерлингов тому, кто доставит живым или мертвым капитана
Сорви-голова. Майор Колвилл".
Прочитав это объявление, девушка прикусила губу, чтобы сдержать лукавую
улыбку, и спокойно прошла мимо.
А через сутки те же самые часовые снова встретили то же самое стадо и тех
же погонщиц. Никаких перемен в поведении бурских пастушек: та же вялая
походка, тот же тупой взгляд, те же корзины на руках. Только третья из
пастушек, та, что вчера так ловко доила, несла, кроме корзины, еще большой
деревянный подойник,
Зато солдаты были теперь куда любезней с пастушками, чем накануне.
Сержант даже не заглянул в их корзины.
Когда скот напился и вереница коров, блестевших от струившейся по их
бокам воды, двинулась в обратный путь, девушка с деревянным подойником
остановила стадо. Крестьянка поставила на землю свою посудину, опустилась
возле одной из коров на колени и, надоив подойник, знаками дала понять
солдатам, что молоко находится в их полном распоряжении
Солдаты встретили этот приятный и неожиданный дар радостным "ура".
Пехотинцы, уланы, артиллеристы бросились па штурм подойника и, черпая
молоко своими походными кружками, быстро опорожнили его. Девушка снова
наполнила подойник.
Все это время вокруг стоял несмолкаемый гул радостных людских голосов;
коровы мычали и били копытами землю. Никто уже не обращал внимания на двух
других погонщиц, скрытых стеною водоема и массой сгрудившихся животных.
Неутомимая доильщица занималась своим делом добрых двадцать минут. Только
завидя подходивших подруг, она вскочила и, схватив подойник, молча пошла им
навстречу.
Но солдаты ни за что не хотели отпустить ее с пусты-ми руками, не
отблагодарив за угощенье; этого настоятельно требовали их ублаготворенные
желудки. Кто-то из улан снял с головы каску, бросил в нее мелкую монету и
пустил ее вкруговую Каждый кидал в каску свою лепту, руководствуясь своими
средствами и щедростью.
Через минуту собранные монеты серебряной струйкой посыпались в подойник.
Не поблагодарив солдат, все с тем же деревянным лицом, девушка побежала
вдогонку за подругами и скоро исчезла из виду. По пути она с отвращением
выбросила английские деньги в первую попавшуюся яму.
Едва она присоединилась к подругам, все три пастушки бросились наутек
вместе со стадом, которое, точно взбесившись, понеслось во всю прыть.
Англичане же, довольные тем, что хоть немного нарушилось нудное
однообразие их жизни, веселились, как дети.
Их веселье резко оборвал тревожный окрик часового.
К водоему мелкой рысью приближался взвод кавалеристов в хаки Отряд
состоял из двадцати улан. Трое из них, как видно офицеры, были без пик и
опоясаны белыми шарфами. Впереди трусил высокий офицер с седеющей бородой,
жесткими чертами лица и бегающими рысьими глазами.
Он был в чине майора, о чем говорили золотые короны на эполетах его
мундира, а цифра, вышитая на воротнике, указывала на то, что он принадлежит
к третьему уланскому полку.
Черт возьми! Да ведь это же наш старый знакомый, палач Давида Поттера,
заклятый враг капитана Сорвиголова, последний оставшийся в живых член
военного суда - майор Колвилл собственной персоной! Он казался чем-то
серьезно озабоченным и встревоженным, словно какая-то мрачная мысль
неотступно терзала его душу.
Нет спору, майор - храбрый солдат. Но даже и самый смелый человек не
может оставаться спокойным, зная, что где-то рядом кружится и ходит по его
следам неугомонный дьяволенок, приговоривший к смерти пятерых членов
военного суда и уже сдержавший свою страшную клятву в отношении четверых.
Попросту говоря, майора бросало то в жар, то в холод. День и ночь его
преследовала неотвязная мысль о смерти, подстерегающей его на каждом шагу. А
жизнь в постоянном ожидании смерти - это уже не жизнь. Вот почему майор,
готовый на все, лишь бы справиться с неуловимым врагом, прибегнул к
недостойному солдата средству - обещал денежную награду за голову командира
Молокососов. У англичан это называется "прибегнуть к помощи кавалерии
святого Георгия". (Такой образный оборот народной речи обязан своим
происхождением тому, что на одной стороне золотого фунта стерлингов
изображен святой Георгий на коне, поражающий дракона). А так как майор был
богат, то, не задумываясь, предложил кругленькую сумму в тысячу фунтов
стерлингов за поимку своего врага.
Еще накануне по его приказу на самых видных местах расклеили объявления.
Майор делал ставку не столько на врагов капитана Сорви-голова, сколько, и,
пожалуй, даже больше, на алчность его друзей.
Проезжая мимо объявления, наклеенного на стене бассейна, майор пробежал
его глазами, точно желая на самом себе проверить силу воздействия такого
приема борьбы.
Внезапно он побледнел, из уст его вырвался сдавленный крик. Остановив
коня, он широко раскрытыми от ужаса глазами уставился на несколько строк,
приписанных карандашом под его подписью твердым и крупным почерком:
"А я предлагаю только пенни за голову майора Колвилла. Она не стоит даже
и этого. Капитан Сорви-голова".
Голос майора дрожал от гнева, а может быть, и от страха, когда, указывая
на объявление, он крикнул:
- Кто это написал? Отвечайте!.. Да отвечайте же, вы!
- Не знаю... - пролепетал сержант, приложив пальцы к козырьку. - Смею
заверить вашу милость, только что, совсем недавно, этого еще не было,
- Кто приходил сюда? Кто проходил мимо? Кто здесь останавливался?
- Никто, кроме трех бурских пастушек, которые, как обычно, пригоняли на
водопой стадо.
- Мне надо их допросить - и немедленно!
- Но они все равно что бревна: ничего не слышат и не понимают - хуже
дикарей.
- Тем более! Немедленно привести! Поняли, сер-жант?
- Слушаю, ваша милость.
- Возьмите с собой десяток солдат и во что бы то ни стало приведите мне
этих пастушек.
- Слушаю, ваша милость! Минутное дело!
И десять солдат, вскочив на коней, помчались во весь опор по следам
скрывшегося стада.
Майор, его эскорт и офицеры спешились и молча ожидали возвращения
посланного в погоню отряда.
Никто еще не видел майора Колвилла в таком возбужденном состоянии. Точно
какой-то рок или непреоборимая сила гипноза притягивала его к объявлению,
перед которым он, расхаживая взад и вперед, то и дело останавливался. Прошло
десять минут.
- Ужасный копун этот сержант, - ворчал майор, в сердцах ударяя хлыстом по
голенищу сапога.
Издалека донеслось несколько выстрелов. Кони насторожили уши, люди
вздрогнули.
- Что там еще? - крикнул майор, возбуждение и гнев которого все
возрастали. Последовал страшный ответ.
Из стены водоема вырвались столбы белого дыма. Почти одновременно
загремели оглушительные взрывы.
Циклопическая стена, целый век выдерживавшая мощный напор воды, рухнула в
нескольких местах на протяжении ста двадцати метров.
Стремительные потоки воды ринулись через пробоины И с громоподобным гулом
устремились вниз по склону, взрывая на своем пути землю, увлекая камни,
опрокидывая палатки, унося запасы овса и фуража, заливая склады оружия.
- Спасайтесь! Спасайтесь!.. - вопили солдаты, охваченные ужасом при виде
этого страшного зрелища.
Отрезанные на взгорье орудия, зарядные ящики и артиллерийские повозки
очутились под угрозой затопления. Напуганные лошади громко заржали и,
сорвавшись с привязи, понеслись в открытую степь.
Под мощным напором водяных потоков пробоины все расширялись, и стена не
устояла. Образовался гигантский водопад шириною в полтораста метров, который
быстро превратил веселую долину в бурную реку.
Непоправимая катастрофа! Уничтожено водохранилище Таба-Нгу, безвозвратно
утрачены запасы воды, и весь этот пункт потерял какое бы то ни было
стратегическое значение.
То было подлинное бедствие для всей английской армии и, в частности, для
майора Колвилла, которому доверили охрану этой местности. Взрыв
водохранилища задевал его самолюбие начальника и набрасывал тень на его
воинскую честь.
Колвиллу не оставалось теперь ничего иного, как отступить перед потоками
все прибывавшей воды. Его люди, опасавшиеся новых взрывов и обезумевшие от
опасности, тем более страшной, что они не знали ни ее причин, ни размера,
бежали без оглядки.
Некоторых задавила рухнувшая стена. Другие, унесенные, как жалкие щепки,
потоком, погибли в его волнах.
На глаз можно было установить потерю в пятьдесят человек.
Однако не это больше всего волновало майора. Нет, его беспокоила
непонятная задержка взвода улан, посланного на поиски бурских пастушек.
Все мысли этого маньяка вертелись вокруг дерзкого ответа, начертанного на
его объявлении неизвестной рукой.
И ужас его рос по мере того, как он вспоминал находчивость, смелость и
сбивающую с толку ловкость своего невидимого, но вездесущего врага, который
неотступно преследовал, унижал, позорил его, издевался над ним, и все это с
безнаказанностью, способной довести человека до исступления. Майор не знал,
что ему делать, что предпринять, он потерял голову.
Основательно или нет, но Колвилл полагал, что бурские пастушки кое-что
знают обо всем этом и, может быть, наведут его на след. Задержка посланного
за ними сержанта причиняла ему такое сильное беспокойство, что он не в силах
был скрыть его от своих подчиненных.
Между тем доносившиеся издалека выстрелы прекратились. Видно, там
произошла стычка, и майора бросило в дрожь при одной мысли, что эта стычка
могла оказаться роковой для его солдат.
Мертвое молчание нависло над долиной, слышался только рев водопада, да
изредка доносились то призывы о помощи утопающего человека, то предсмертное
ржанье коня.
Вдруг на горизонте показались силуэты трех всадников. Они быстро
приближались на рысях.
Что за странные всадники?
Уланы? Нет, они без пик. Да и вообще солдаты ли это? Конечно же, нет,
хотя они и едут верхом на полковых конях.
