ногами в дно, чтобы не быть унесенными потоком.
Река становилась все глубже, вода дошла им сначала до пояса, потом до
груди и, наконец, до шеи.
- Эх, ходули бы! - вздохнул Фанфан, тащивший свой велосипед в отчаянно
вытянутых над головой руках.
Их ружья, патроны, одеяла - все вымокло, за исключением сухарей, которые
из предосторожности привязали к рулям велосипедов. Но патроны воды не
боятся, остальное - просохнет!
К счастью, вода в реке была в этот сезон на самом низком уровне; в
противном случае наши друзья столкнулись бы с непреодолимыми трудностями.
Вот наконец и другой берег. Отдышавшись и отряхнув с платья воду,
взобрались пешком на прибрежный откос и снова покатили. Не было еще и восьми
часов утра, но в Африке солнце в это время стоит летом уже высоко. Начинала
донимать жара. Фанфан достал из мешка сухарь и стал жадно грызть.
- Постноватая закусочка, - сказал он, набив полный рот. - Не мешало бы
добавить к ней хоть каких-нибудь овощей.
- Позавтракаем в Якобсдале, - коротко ответил Сорви-голова.
- Ты ничего не ешь и все молчишь, хозяин. А между тем обычно ты не дурак
покушать, да и за словом в карман не лезешь.
- Опасаюсь неприятных встреч.
- А далеко еще до Якобсдаля?
- Три лье.
- Хо! Всего какой-нибудь часок езды! Дорога хорошая... поднажмем на
педали, а?
- Нажмем!
Так они мчались уже добрых тридцать минут.
Внезапно Жан Грандье, ехавший впереди, заметил справа, на расстоянии двух
километров, небольшой отряд кавалеристов, человек пять-шесть.
Всадники перевели коней на крупную рысь с явной целью перерезать дорогу
велосипедистам.
- Фанфан, можешь припустить до двадцати и даже двадцати пяти километров.
Видишь кавалеристов?.. Наверное, уланы.
-- Слева, да? Вижу.
- Нет, справа.
- Значит, их два взвода. Да, это уланы. Не дрейфь и пошевеливай ногами!
Жарь! Жарь!..
Друзья припали к рулям и понеслись со скоростью курьерского поезда.
Но и уланы послали лошадей в карьер. С пиками наизготовку они бешеным
галопом мчались наперерез велосипедистам.
Скачка была недолгая, но захватывающая. Ведь это был не один из тех
безобидных матчей на хорошо утрамбованной дороге или гоночной дорожке,
опасный разве только для кошельков зрителей или для самолюбия его
участников.
Дорога скверная, а местами и совсем непроходимая.
Под густым слоем красной пыли коварно притаились рытвины и камни, которых
не увидишь, пока не наскочишь на них. А ставкой в этой отчаянной гонке
служат жизни двух молодых людей, а быть может, и спасение целой армии.
- Проскочим! - бормочет Сорви-голова.
Его мускулы готовы лопнуть от напряжения, взгляд прикован к дороге;
крепко сжимая руль, он инстинктивно объезжает попадающиеся на пути
препятствия.
...Уланы все приближались. Уже доносились их крики. Жану явственно
послышались слова, от которых закипела вся его кровь: "Pigsticking!
Pigsticking!" - "Подколем свинью!.. Подколем!"
"И не иметь возможности подстрелить этих свирепых зверей!" - вздохнул
Сорви-голова.
Фанфан, следивший за левым взводом, радостно крикнул:
- Не порть себе кровь, хозяин!.. Обогнали! Пройдем!
Однако правый взвод приближался с молниеносной быстротой. Дорога, правда,
немного улучшилась, но оба велосипедиста начали уже выдыхаться.
Фи-ю-ю-ю!.. Фи-ю-ю-ю!.. - просвистело мимо ушей несколько пуль, и
началась пальба,
Это открыл огонь левый, обойденный взвод. Не столько ради того, чтобы
подстрелить беглецов, сколько для того, чтобы они испугались, потеряли
самообладание, необходимое при быстрой езде, и свалились с велосипедов.
Но испытанному мужеству капитана Сорви-голова и Фанфана чужда такого рода
слабость. Они давно привыкли к музыке пуль.
Вот вдали уже показались окруженные деревьями строения, до них всего
пол-лье.
Якобсдаль!
Пол-лье! Еще пять минут этого адского хода - и они спасены.
Левый взвод нагонял их с тылу, правый находился всего в ста пятидесяти
метрах.
- Ходу, Фанфан, ходу!
- Жарь! Жарь!.. - подхватил парижанин. Англичане взревели от ярости: эти
бесстрашные мальчишки пронеслись буквально под самым их носом.
А тут еще пущенные в карьер кони перемахнули по инерции через дорогу и
проскакали метров пятьдесят, прежде чем всадникам удалось их остановить. Но
кавалеристы не мешкали. Они круто повернули коней и, вернувшись на дорогу,
продолжали преследование. Расстояние, отделявшее велосипедистов от
Якобсдаля, сокращалось буквально на глазах. К несчастью, дорога в
окрестностях этого городка оказалась истоптанной и изрытой стадами.
Молокососам пришлось снова замедлить ход.
Внезапно велосипед Жана попал в засыпанную пылью яму, заднее колесо его
занеслось на полном ходу, и Сорвиголова, подскочив в воздух, перекувырнулся
и, пролетев метров шесть, растянулся в грязной выбоине.
Фанфан, налетев на его валявшийся посреди дороги велосипед, также
перемахнул через руль своей машины и после невообразимого прыжка в воздухе
растянулся рядом со своим начальником:
- Видал? Вот так падение - блеск!
ГЛАВА 5
Отчаянная борьба. - Истребление людей и лошадей. - Король стрелков. -
Стычка, в которой Сорви-голова одержал победу, а Фанфан потерял кончик уха.
- Последний из оставшихся в живых - На память майору Колвиллу. - В
Якобсдале. - В путь!
Все перемешалось в неописуемом беспорядке - руки, ноги, ружья, рюкзаки.
Фанфан, с обезьяньей ловкостью вскочивший первым, нашел в себе силы
позубоскалить:
- Ничего страшного!.. А знаешь, я вообще, наверное, резиновый.
Сорви-голова с трудом поднялся на одно колено, тяжело перевел дух и
провел рукой по лбу.
- А меня так хватило по голове, - сказал он, - что в глазах будто
миллионы электрических лампочек засверкали.
-- Ничего не развинтилось, а, хозяин? - спросил Фанфан с какой-то особой,
нежной и простодушной тревогой.
- Чепуха! Разве можно в наши годы бояться таких пируэтов! - ответил Жан.
Уланы между тем мчались во весь опор. Их была целая дюжина, и они ничуть
не сомневались, что в два счета покончат с этими мальчишками, которые, как
им казалось, потеряли способность к сопротивлению.
Сорви-голова собрал все свои силы и самообладание.
Он решил драться и во что бы то ни стало выполнить данное ему поручение.
Падение сильно оглушило его, однако он не показал и вида, что ему плохо.
Железная воля восторжествовала над физической болью.
Быстро сняв с плеча маузер, Жан прицелился в улан, которые с копьями
наперевес мчались на них, припав к холкам своих коней.
- Не стреляй! - бросил он Фанфану.
Читатели "Ледяного ада" помнят, вероятно, каким замечательным стрелком
стал Жан Грандье в Клондайке благодаря урокам одного канадца.
Уланы скакали по четыре в ряд.
Раздались подряд четыре выстрела, настолько частые, что они как бы
слились в один.
Крр...-точно полотно разорвалось. Четыре всадника первого ряда грохнулись
оземь с раздробленными черепами.
Кони второго ряда инстинктивно свернули в сторону, чтобы не раздавить
упавших, но лошади убитых продолжали мчаться вперед и после падения своих
всадников. Один из коней с молниеносной быстротой скакал посередине дороги;
сейчас он наскочит на велосипеды и раздавит обоих Молокососов. То была
гнедая лошадь с тем-но-каштановыми манжетами у копыт и с белой звездой на
лбу.
Грянул пятый выстрел. Пуля с ужасающей точностью попала в центр белой
звездочки и размозжила животному череп. Конь тяжко рухнул в двадцати шагах
от велосипедистов,
- Черт возьми, вот это выстрел! - пробормотал Фанфан, такой же спокойный
под огнем, как и его командир.
Все произошло почти мгновенно.
Англичане обрушили на Молокососов потоки брани и угроз, которые, однако,
произвели на них не большее впечатление, чем карканье ворон.
Уланы уже не решались на лобовую атаку. Они двинулись на противника с
флангов. Их строй напоминал острый угол, вершина которого как бы упиралась в
сорванцов.
Сорви-голова с невозмутимым спокойствием навел ружье сначала на
правофлангового головного кавалериста, затем мгновенно перевел прицел на
левофлангового. Он стрелял, как охотник, убивающий дуплетом пару куропаток.
Оба солдата упали, даже не вскрикнув, даже не взмахнув руками.
Шесть всадников и одна лошадь уложены семью выстрелами! Есть от чего
прийти в ужас!
Впрочем, в Клондайке Сорви-голова превзошел и это достижение, когда во
время полярной ночи истреблял арктических волков, причем единственной
мишенью ему служил фосфорический блеск их глаз
Замечательный стрелок протянул Фанфану свое ружье с опустевшим магазином.
- Дай твое! - сказал он.
Маленький парижанин отдал ему свое заряженное ружье, и Сорви-голова
вздохнул с облегчением, снова почувствовав в руках надежное, пригодное к
действию оружие.
Англичане на мгновение заколебались. Да и понятно: они желали поохотиться
за двумя подозрительными велосипедистами, сыграть забавную партию своей
излюбленной игры "подколем свинью", а напоролись на двух молодцов, которые в
одно. мгновение уничтожили шестерых улан.
Атака не удалась. Тщетно двое ближайших к Молокососам улан пытаются на
полном скаку пронзить их копьями. Копья слишком коротки и не достигают цели,
а пущенные в карьер кони вихрем проносятся мимо Молокососов.
Просиявший Фанфан показал уланам нос и крикнул им вдогонку:
- Проваливайте-ка вы со своими палками от метлы! Они годны только на то,
чтобы сшибать с деревьев орехи да яблоки!
- Погоди еще радоваться, - заметил Сорви-голова. : - Думаешь, они
вернутся?
- Ничуть не сомневаюсь. Всей душой ненавижу их, но охотно признаю их
мужество.
- Значит, по-твоему, им мало полученной взбучки?
- Да. А вот и доказательство... Ложись. Скорей!.. Сорви-голова, повалив
на землю своего товарища, распластался рядом с ним в канаве.
И вовремя! Грянуло шесть выстрелов. Взвились столбики пыли, взлетели
осколки камней.
- Ба! - торжествовал Фанфан. - Да что они, ногами, что ли, стреляют?..
Точь-в-точь, как я!
Уланы убедились, видно, что конной атакой ничего не добьешься; они
отъехали метров на триста, спешились и, укрывшись за своими конями, открыли
ответный огонь.
Весьма неосторожный ход, когда имеешь дело с таким стрелком, как
Сорви-голова.
Огромная выбоина, вырытая бурскими повозками, укрывала не хуже траншеи.
Сорви-голова, не обращая внимания па град пуль, которыми осыпали их
англичане, прицелился в одну из лошадей противника чуть пониже уха.
Сраженный выстрелом конь, прежде чем упасть, вздыбился, открыв при этом
скрывавшегося за ним солдата.
Раздался второй выстрел. Улан, пораженный в лоб, опрокинулся навзничь.
- Всего пятеро осталось! - завопил Фанфан, но тут же
вскрикнул:-Ужалили!..
Он неосторожно приподнял голову над колеёй, и английская пуля сняла, как
резцом, мочку его правого уха.
- Да ты не волнуйся, сущие пустяки!
- Тем лучше. Пора уж кончать, - отозвался Сорвиголова.
Уланы, легкомысленно опустошив магазины своих ружей, прекратили на время
огонь. Пока они наспех, торопливо роясь в патронташах, перезаряжали ружья,
Сорвиголова с молниеносной быстротой перестрелял лошадей.
Ни одна лошадь не падала сразу. Все они бились, поднимались на дыбы и
отскакивали в сторону, обнажая скрывавшихся за ними всадников. Один из пяти
оставшихся в живых улан целился в них, стоя на колене. Но Жан успел
опередить его, и, пораженный пулей капитана Сорви-голова, он опрокинулся
навзничь.
- А теперь только четверо! - торжествовал Фанфан, зажимая рукой сильно
кровоточащее ухо.
Вся эта драма длилась не более пяти минут. Уцелевших улан охватил
