пакости учинять да с богатырями ссориться. Делаем новые сережки!
- Учти, мы тебя вначале в цепи закуем, а уж потом транслятор включим,
- предупредил Иван. - А то ты и нам пакость учинишь.
Манарбит подумал, но махнул рукой.
- Ладно. Один фиг, бессмертным стану. Рано или поздно, кто-нибудь
меня сдуру освободит. То-то смеху будет!
И началось делание великое. Кубатай давал советы, Иван бегал за
требуемыми материалами и раздувал огонь в горне, Смолянин перековывал
золотые яйца на серьги, а Манарбит придирчиво оценивал конечный продукт.
Это у него получалось лучше всего. Работали все весело, с охоткой. Между
делом Смолянин похвастался, что им с Кубатаем уже не впервой мир спасать.
Заинтригованный Иван полюбопытствовал:
- Так что, были у вас уже схватки великие?
- Ну, схватки не схватки, а потужиться пришлось, - сказал честный
толмач. - Из прошлого далекого, из века двадцатого, прилетели к нам два
пацана вредных...
- Пацанов не обижай, - хмуро сказал Кубатай, разминая эфесом сабли
осколок золотой скорлупы.
- Ладно, - согласился Смолянин. - Не буду. Так вот, пацанов этих надо
было в прошлое вернуть, а иначе б весь наш мир погиб!
- Почему? - вежливо спросил Манарбит.
- А потомок кого-то из них знаменитым ученым стал. Не будь пацанов,
он бы не родился, и наш мир - тю-тю! - радостно сообщил Смолянин. - Может
помните, Теймур Антонелли, генетик, что сфинксов-то придумал?
- Козел он! - взбеленился вдруг Манарбит. - Он у меня в университете
биологию преподавал, три раза экзамен пересдавать заставил!
Кубатай поднял на них тяжелый взгляд и сказал:
- Что-то ты разболтался, младший майор! Секреты разглашаешь!
И работа закипела вновь. Не прошло и часу, как в руках Кубатая
оказалась пара фальшивых сережек. Точь-в-точь как настоящие, не
придерешься!
Манарбита заковали в цепи, последний раз ему руку пожали, и оставили
в подвале, наедине с камнями холодными да улитками, по ним ползающими.
Настоящие сережки а антенну вставили, иголочку серебряную на место
припаяли. Потом пошли в подвал, и Иван-дурак торжественно главную кнопку
нажал.
Учинился тут шум да треск великий, стены мхом обросли, Манарбит в
Кащея обратился да и завыл в своих цепях дурным голосом: "Уничтожу! Всех
уничтожу! Все уничтожу!" Мумми-бластер у иВана на поясе кладенцом
обернулся, только не гнула уже к земле тяжесть его. Вновь силушка
богатырская в Иване плясала! И события странные, что накануне случились,
словно туманом подернулись. Вроде и помнилось все, но задумываться об этом
не хотелось. Ну негр, ну богатырь не от рождения, а посредством
чародейства. Ну и что? Главное - оптимизм!
- Ура, друзья! Вернулась ко мне силушка! - воскликнул Иван, да и
повернулся.
За спиной у него кот сидел пушистый, грустно заканчивающий
вылизываться, да утка, уже одно яйцо снесшая. Вздохнул Иван, взял своих
незадачливых спутников под мышку, да и двинулся из замка Кащеиного прочь.
На том самом месте, где давеча Смолянин с Кубатаем в зверушек
превратились, груз в руках Ивана потяжелел.
- Тормоза! - завопил толмач, обернувшийся вновь человеком. Кубатай
выскользнул из рук Ивана, выгнул спину дугой, потом со вздохом поднялся на
ноги.
- Что ж, - грустно сказал он. - Большая часть наших приключений
закончена. Удивительное, что ни говори, ощущение, котом побыть...
- Ты бы яйца нести попробовал, - огрызнулся толмач. - Такие эмоции -
опупеешь!
Но Кубатай его не слушал. Он мечтательно поглядел в небо и непонятно
сказал:
- Теперь я лучше буду понимать ИХ. Гораздо лучше...
- Сфинксов, что ли? - вопросил Смолянин. - Ну и дела! Отважный
диверсант Кубатай готов помириться с заклятыми врагами человечества!
Кубатаю, явно, было на все плевать. Он обнял Ивана за плечи и
мечтательно произнес:
- Почему мы не птицы? Почему не летаем? Обернулся бы я голубем сизым,
да полетел над Русью... Эх... И все бы на меня смотрели, говорили: "Это
летит Кубатай. Он настоящий герой! Он летает!"
Ивану от такой лирики стало не по себе. Он отпихнул Кубатая, и, чтобы
сгладить грубость, сказал:
- Да, мудрец. Герой ты, ничего не скажешь. Тяжко тебе пришлось.
- Ничего, - отмахнулся Кубатай. - Я ведь, если честно, кошек очень
даже люблю. И они меня уважают. Стоял я однажды на кочке, ждал рейсового
прыгохода... ну, повозки, в общем. И подошел ко мне котенок. Маленький,
пушистый, ласковый. Стал об ноги тереться, мяукать. Следом увязался, домой
пришел. Уж на что у меня домашние кошек не любили - и то умилились...
- Ты его воспитал, да? - растроганно спросил Иван. Кубатай понурился.
- На улицу выкинул. Через силу, да делать нечего. Мы ведь там, на
большой земле, со сфинксами конфликтуем. А они вроде кошек больших.
Посуди, как мне, генералу, дома кошку держать? Боевой дух упадет! Выкинул
я его. В окно.
- Не беда, кошка всегда на ноги упадет, - утешил его Иван.
- Ты наших домов не видел, - тихо произнес Кубатай. - Ладно, хватит
комплексы пережевывать! Мне очень помогло превращение в кота! Теперь я
понимаю истоки своего неприязненного отношения к сфинксам. И смогу с ними
бороться, не со сфинксами, конечно, а с истоками.
- Вот и ладно, вот и славненько, - залопотал Иван. - А теперь
поспешим, хорошо? Василиса ждет...
- Дело, - заявил толмач. - Только знаешь, Иван, просьба к тебе есть.
Я сейчас на пару шагов к Кащеиному замку подойду, обернусь уткой, да и
снесу десяток яичек. А ты потом меня обратно вынеси. И яйца не забудь
захватить. Я вот котомку под них подготовил, сложишь туда. Лады?
К болоту друзья пришли, когда стало вечереть. Кубатай твердо печатал
шаг, держа руку на эфесе сабли и глядя вдаль. За ним шел Иван-дурак,
размышляя о пережитом. Следом плелся толмач, одной рукой держась за
поясницу, а другой придерживая котомку с яйцами. Золото тянуло его к
земле-матушке, но он не сдавался.
- Алеша! - завопил Иван в клубящийся испарениями сумрак. - Попович!
Друг! Выходь!
Болото молчало. Кубатай почесал затылок и заметил:
- Стоит позвать кикимору. Слух у нее тонкий, плюс магические
способности... Услышит.
Иван вздохнул. Не хотелось ему с кикиморой коварной общаться, да что
поделаешь...
- Лизавета! - крикнул он. - Русалочка болотная! Выплынь-ка на
бережок, укажи, где мой дружок!
Тишина.
- Алексей! Алешенька! Дружок! - снова крикнул Иван. И тут болото
забулькало, завоняло, образовало длинную цепочку кочек, и до Ивана донесся
знакомый голос.
- Да здесь я, угомонись! Как дела? Кащея побили?
- Побили, побили... - прослезился на радостях Иван. - Алеша! Жив!
- Как видишь, - самодовольно заявил Попович, выходя из темноты.
- Отпустила тебя злыдня болотная, - радостно прошептал Иван. - Вот
счастье-то!
- Но-но! - посуровел Алеша. - Не ругайся на жену мою будущую!
Осерчаю!
- Что? - оторопел Иван.
- Невеста она моя, - отчеканил Алеша. - Сейчас пожиточки соберет, да
и придет. Повенчаемся мы с ней в Киеве, да и заживем припеваючи. Она,
пусть на жабу и похожа, зато без обмана - и днем и ночью одинакова.
- Ну, коли так, - смутился Иван. - Что ж, совет да любовь!
Алеша просветлел лицом и зашептал Ивану на ухо:
- А главное, теща со мной не поедет в Киев! Останется в этом болоте!
Жену я нашел, тещи не будет! Чего еще богатырю желать?
По кочкам тема временем грациозно вышла на бережок кикимора. В
кружевном платьице она показалась Ивану не такой уж уродливой. А что
зеленая... Так ведь и сам - не беленький... Кубатай галантно подал даме
руку и сказал:
- Рад за вас, очень рад. Примите мои поздравления, прелестница.
- Ох, льстец... - смущенно залопотала Лиза. Кубатай подхватил ее за
пояс, и повел по кочкам. Следом двинулись Иван с Алешкой и покряхтывающий
Смолянин.
- А у нас тут, на болоте, чудо дивное случилось, - делился
впечатлениями Алеша. - Представь, почудилось вдруг мне, что никакой я не
Алеша Попович, а простой мужичок по имени Васасек. И не богатырь я вовсе,
а торговец мелкий, срамными картинками на базаре торговавший. Будто жил я
в неведомой стране, а потом приехал на Остров Русь... (*41) - Алеша
запнулся, и неуверенно продолжил: - Ну да, вроде как на остров, и
богатырем обернулся! Представляешь?
- Не бери в голову, Попович, - ласково успокоил его Иван. - То морок
был, Кащеем напущенный. Ты - богатырь. Зовут тебя Алеша.
- Да, наверное, - задумчиво сказал Алеша. - Я богатырь. Зовусь
Васа... тьфу, Алешей! Вот сволочь, Кащей! Ладно, рассказывай, как побил ты
ворога?
И дурак принялся вдохновенно врать, понимая, что не стоит забивать
другу голову неприглядной истиной. Так, за разговором, и болото
форсировали. На берегу привал разбили, пожевали, да спать легли. А утром
дальше в путь тронулись. Впятером оно куда веселее было...
Вскоре и рощица бамбуковая, посреди которой дуб могучий рос,
показалась. А от дуба доносился посвист страшный, от которого бамбук
словно ива плакучая гнулся.
- Худо дело! - воскликнул Алеша. - То Алена Соловейкина! Вспомнила
папашины фокусы, да и стала Илюшку свистом пытать!
- На помощь! - крикнул Иван, выхватывая кладенец.
И друзья побежали к дубу, лавируя между гнущимися бамбучинами и
придерживая шапки, норовящие улететь вдаль. Кубатай храбро размахивал
сабелькой, и даже миролюбивый толмач воинственно крутил над головой
увесистую котомку.
Только возле дуба остановились они, и рты в недоумении разинули.
Потому что там, в огромном гнезде, сидели обнявшись Алена с Илюшей, да и
свистели на два голоса, мечтательно в небо глядя.
- Ты губы трубочкой складывай, - поправляла Муромца Алена. - А язык в
глотку подбери, тогда свист заливистый да могучий, как положено. Я же буду
тебе подсвистывать, рулады выводить дивные...
Земля вокруг дуба была усеяна пустыми бутылками из-под зелена вина
"Князь Владимир" и банановой кожурой. Видать, самобранка на славу
потрудилась, чтобы помирить Илью с Аленой.
- Муромец! - заорал ошеломленный Иван. - Ты - свистишь?!
- Фрейдизм! - мудро изрек Кубатай, разглядывая насвистывающую
парочку. - Вытеснение подсознательных комплексов. Илюша-то Соловья кончил,
потому что сам слуха музыкального был лишен начисто. А теперь он преодолел
свое эго...
- А, ребята! - радостно воскликнул Илья. - Полезайте на дуб, мы вас
свистеть научим! Кстати, как там с Кащеем?
- Побили мы его, - хмуро сказал Иван. - Но не кончен еще труд наш
богатырский! Надо сережки Василисе отдать, спасти ее от позора, а землю
русскую - от междоусобицы.
- Надо, надо... - вздохнул Илья. - Видать не время мне еще от дел
удаляться, да свистеть в свое удовольствие. Алена! Пойдешь за меня замуж?
- Еще спрашиваешь, охальник! - возмутилась Алена. - После всего, что
у нас было! После того, как свистели на два голоса! Пойду!
И Алена с Ильей, не сговариваясь, с богатырской грацией спрыгнули с
дуба. Когда пыль рассеялась, а банановая кожура улеглась, Илья заключил
друзей в объятия и воскликнул:
- Теперь бы нам еще Добрынюшку спасти! Эх, погудели бы! Ой, ребята, а
чего случилось-то со мной! Привиделось мне, что никакой я не Илья Муромец,
а простой парень, с именем коротким - Яр, и силенкой, поболе чем у простых
людишек. Что живу я в Киев-граде, только город тот на наш Киев не похож.
Бананы там не растут, и говорят не по-русски. И вот я, то есть этот Яр,
почувствовал в груди томление, поехал сюда и обернулся богатырем. Вначале
