Владимир принялся за очередной ноготь, посматривая то на портрет юной
прелестницы, то на дрожащих от страха советников очередного созыва.
...Иван-дурак ворвался в дворцовый сад как ураган, как свирепое
торнадо, из тех, что частенько мнут овсы в муромской губернии. Соскочил с
Гнедка, и побежал, лавируя между пальмами.
- Террориста! - завопили окружающие дворец стражники. - Ай-ай!
Стражники, как один, были татарами. "Плохо дело", - подумал Иван,
доставая кладенец. "Хреново", - сообразили стражники, и разбежались.
Но Ивана ждала еще одна преграда. Все двери, ведущие во дворец,
оказались закрыты. Лишь после перерыва, во время великого народного
гуляния, их должны были открыть. Иван затравленно огляделся.
- Ивана! - тихонько позвал кто-то.
- Эй, кто здесь? - испугался Иван.
- Моя здесь. Я Ахмет, боян татарский... (*46) - из кустов киви вылез
маленький татарин в разукрашенной дорогими каменьями одежде. - Моя твой
друг, Ивана! Моя дураку поможет!
Сказав это, татарский боян трижды подпрыгнул на месте, заставив Ивана
вспомнить персидского принца.
- Потайную дверь открываешь? - поинтересовался дурак.
- Нет, нет, мой радуется так... Иван, иди за мной.
Дурак недоверчиво последовал за татарином. И тот привел его к
маленькой потайной двери, спрятанной за бурно разросшимся баньяном.
- Откуда мне знать, - продолжал осторожничать Иван, - может там
ловушка хитрая, или стражники с булавами?
- Нет, нет, Ивана, это не ловушка. Я хороший татарин, дружественный.
Должен тебе один хороший попасться, чтобы не обвиняли тебя в шовинизме.
Верь мне, Ивана!
- Ага, - сообразил Иван, - значит ты хороший, и спасаешь честь
татарского народа своим достойным поведением... Спасибо, Ахмет!
- Моя твой друг! - радостно крикнул вслед Ивану татарин. - Моя о тебе
будет песня петь!
...Тайными ходами пробирался Иван по дворцу Владимира, натыкаясь то
на будуарчик укромный, то на сокровищницу княжескую, то на скелет, к стене
зачем-то прикованный. Наконец кончился ход тайной дверкой. Высунулся Иван
в нее - и обомлел. То же гридня княжеская! А дверка под самым потолком
была устроена, прям над столом пиршественным. Высоко, однако. Страшно
прыгать, да и шума не оберешься. А в гридне народ перепуганный, от страха
жующий и пьющий немеряно. Владимир сидит мрачнее тучи, и на портрет
девочки в узорчатых шароварах смотрит задумчиво. А из двери Василиса
выходит, не жива, не мертва, без сережек самоцветных в ушках розовых...
Вздохнул Иван полной грудью, и вспомнил Ивана-отца. Вспомнил наказ
его - постой за Русь-матушку, вспомнил советы - умей использовать силу.
Вспомнил Иван, и как в детстве камнями кидался - за десять шагов воробью в
глаз попадал... Только велика разница - десять шагов и сто, булыжник
увесистый, или сережка маленькая.
Только что делать-то - последний шанс у Ивана остался. "Нет! -
подумал Иван. - Нет разницы! Разница в моем уме! Вышвырнуть разницу! Нет
мне больше от нее пользы!"
И не колеблясь более, выхватил Иван из-за пазухи сережки поддельные,
на Василисины как две капли воды похожие, и швырнул их через всю гридню.
Блеснули они в свечном свете, да и воткнулись в розовые ушки Василисы.
- Ах! - воскликнула Василиса, соображая, что же произошло. - Ах!
Владимир обернулся, подозрительно посмотрел на нее, и широко раскрыл
рот. Сережки! Самоцветные сережки с синим камушком болтались в ушках
Василисы.
- Ах! - с новыми силами повторила Василиса. - Ты что это
разглядываешь, муженек?
- Сережки твои рассматриваю... - упавшим голосом сказал Владимир. -
На месте... Соврал Гапончик...
- Что за портрет в руках у тебя?! - завопила Василиса. - Срамота!
Неделю уж, как в мою опочивальню не заглядывал, а на ханскую дочку
засмотрелся!
Иван-дурак, наслаждаясь происходящим, подальше высунулся из дверки и
не удержал равновесия. С протяжным воплем дурак упал на стол, прямо в жбан
с красной икрой.
- Покушение! - радостно завопил Владимир, стремясь уйти от деликатной
темы. - Стража!
Из всех углов повыпрыгивали стражнички - половцы, печенеги, кавказцы
да татары. Было среди них и несколько русских коллаборационистов.
"Продал Владимир Русь, - грустно подумал Иван. - На пару дней
отлучились - а он уже Русь продал..." Но доставать кладенец дурак не
спешил. Он гордо выпрямился и сказал:
- Погибаю за землю русскую, за дело правое...
- Иванушка! - завопил вдруг сидящий за столом Емеля. В богатых
одеждах он был почти неузнаваем. - Иванушка! Стража, брысь! То побратим
мой!
- Иван-дурак, что ли? - изумился князь, пытаясь разглядеть лицо Ивана
сквозь толстый слой икры. - Облизнись!
Иван выполнил приказание.
- Точно. Он, шутник... Ты откуда взялся? И что здесь делаешь?
Оценив ситуацию, Иван ответил сразу на второй вопрос:
- Что делаю? Разве негоже богатырю русскому на княжеском пиру
потрапезничать? Новогодье встретить, с побратимом на свадьбе его чарку
выпить?
- Гоже, - признал Владимир. - А чего раньше не пришел?
- Русь-матушку защищал, - зловеще сказал Иван. - Только теперь вижу -
не там! Надо было тебя, собака-князь, уму-разуму поучить!
Советники ахнули, бояны торопливо заскребли палочками по бересте.
Владимир побагровел.
- Как ты меня назвал?
- Собака-князь! - завопил Иван. - Не дорога мне жизнь, раз ты Русь
продал!
- Как продал? - поразился Владимир. - За сколько? Кому?
- Кому и за сколько - мне не ведомо, - гордо ответил Иван. - А вот
как - любому дураку видно! Почему распустил дружину русскую? Почему в
караулах одни нехристи стоят?
- Так праздник же, - растерянно объяснил князь. - Рождество да
Новогодье! Зазорно русским богатырям в дозорах стоять. Я и нанял разных
печенегов, не пожалел казны...
- Ох дурак я, дурак, - прошептал Иван, садясь на блюдо с черной
икрой. - Чего наделал...
- Помилуй его, Владимир, - прошептала князю Василиса. - Он за Русь
переволновался! А что собакой тебя назвал, так все тебя так называют,
песик мой ласковый...
Владимир задумался.
- Я тебе разрешу к татарскому хану в гости съездить, - продолжала
уламывать князя Василиса.
- Помилуй дурака ради праздника, - поддержал Василису Емеля. -
Помилуй, тятя!
Неизвестно, что решил бы князь, но тут двери дубовые распахнулись и в
гридню вошли три богатыря с мечами наголо.
- Милую! - завопил князь. - Ради праздника - всех милую!
- Молодец, собака, - сказал Илья, суя меч в ножны. - Отдашь Забаву за
Добрынюшку?
- Отдам... - грустно сказал Владимир. - Вот ироды...
- А за меня - Марью-искусницу! - решил закрепить успех Иван.
- Машку? Да хоть сейчас! - заржал Владимир, приходя в хорошее
расположение духа. - Марья! Пойдешь за Ивана?
- За Ивана? - заколебалась Марья. - Ну, в общем, если хорошенько
подумать, вероятно... да. Пойду!
- Иди домой, одевайся в платье подвенечное! - завопил Иван. - Сейчас
все вместе и поженимся!
Марья побежала из гридни. А Иван слез со стола, соскреб с себя
пригоршню икры, намазал на кус хлеба, заложил сверху бананчиком и с
аппетитом съел.
- Как успехи-то, богатыри? - поинтересовался князь.
- Кащея в цепи заковали! - похвастался Иван. Василиса побледнела, а
Владимир недовольно спросил:
- Почему не убили?
- Он же бессмертный, - рассудительно сказал Добрыня. - Ничего, лет
сто цепи продержатся.
- Лет сто? Это хорошо. Это по нашему. - Владимир встал и торжественно
объявил:
- Вторая часть Киевского бала! Гулянье народное, патриотическое.
Стража - вина народу!
И советнички с боянами да летописцы с придворными веселой гурьбой
высыпали на улицу. Высыпали и обомлели.
Благодать-то какая! Свечерело, на небе звездочки ясные зажглись. И
снежок легонький с безоблачного неба посыпался. Таял, правда, до земли не
долетая, потому что тепло было. Но это не беда. Главное, все как положено
на Руси в Новогодье: снег, вино, народ веселый, князь добрый.
- Россияне! - крикнул Владимир, обращаясь к народу. Народ притих. - В
эту праздничную ночь, - продолжил князь, - пользуясь поводом хочу
поговорить с вами о жизни. Во-первых, в этом году мы разогнали советников,
которые нам плохо советовали. Это уже праздник. Во-вторых, набрали новых
советников, которые обещали советовать хорошо. В-третьих, хороший урожай
бананов и зерновых не позволит простым труженикам умереть с голоду. Во
всяком случае, всем сразу не позволит. В-четвертых. Меня часто упрекают,
что я не помогаю русичам, которых Кащей в полон увел, али басурманы
пленили. Сообщаю - басурманы обещали больше пленных не брать, а Кащей под
моим чутким руководством весь разгромлен. Много россиян вернутся в этом
году домой и несказанно порадуют сограждан. В-пятых, об экономической моще
Руси. В то время, как весь мир прозябает в невежестве, нашими чародеями
сделаны замечательные открытия: сапоги-скороходы и скатерть-самобранка. И
пусть до их постановки на поток дело пока не дошло, я верю: скоро самый
нищий крестьянин будет добираться до своего клочка землицы на
сапогах-скороходах и полдничать от щедрот скатерти-самобранки. Упрощенные
скатерти из холстины, подающие только черный хлеб и водицу, будут
выпускаться уже в этом году. Все. С Новогодьем вас, и с рождеством
Христовым. Ура. Вопросы будут?
- Князь! - крикнул кто-то самый отважный. - Ты обещал в этом году
выйти к народу и крикнуть: "Люб я вам, али не люб?" Крикни!
- Крикни! - поддержала толпа.
Владимир помрачнел.
- Это очень трудный для меня вопрос. Я конечно обещал, но по здравому
размышлению передумал. Не время сейчас кричать! Работать надо! Ура! Вина
народу!
- Вина! - закричал народ. И началось гулянье веселое.
Всюду с грохотом взмывали фейерверки, горели огни заморские
искорчатые, а пьяненький народ болтался по площади от аттракциона к
аттракциону. Кто на ковре-самолете в небо взмывал, кто на
сапогах-скороходах в пять секунд вкруг площади обегал, но более всего
народу восхищенно толпилось в том месте, где братья Черепановы запускали
свой паровоз.
- Запаляй факел! Факел запаляй! - кричал один брат другому, сидящему
на огромной железной махине, более всего напоминавшей емелину печь.
- Погодь! - степенно отвечал тот, - я еще вентиль не закрутил.
- Так закручивай! - и Черепанов повернулся к людям: - Уважаемая
публика! Чудо из чудес! Самодвижущаяся тележка!
Многотонная туша тележки фыркнула и обдала окружающих клубами
горячего пара. Народ с криками и визгом отпрянул.
- Кто желает прокатиться! - надрывался изобретатель. - И всего лишь
за пятак! Кто за раз не убоится, повезем еще, за так!
Но желающих не находилось. Пар все сильнее и сильнее бил из-под колес
паровоза. И тут из толпы выскочил розовощекий молодец, запрыгнул на
железную махину, уселся рядом с трубой и, взмахнув рукой, крикнул: -
Поехали! (*47)
Лишь Иван-дурак бродил среди веселой толпы непривычно трезвым. Вон
уже в сторонке поп Гакон, пришедший на смену попу Гапону, венчал Илью с
Аленой, Никитича с Забавой и Алешу с Лизой. Вон и Емеля с Несмеяной в
опочивальню удалились. А Марьюшка все не шла. Наконец не выдержало у
дурака сердце, оседлал он Гнедка, да и помчался к дому.
Перед домом пальма стояла, игрушками украшенная, возле нее тридцать
три богатыря в чехарду играли. Увидав Ивана восьмой богатырь радостно
завопил:
- Иван! С Новогодьем! Тебе Марья записку оставила, возьми!
