тридцать три года баклуши бил, как положено, а потом стал крепким да
добрым... (*42) Чудо дивное, друзья! А что Алене пригрезилось - этого мы
никогда вам не скажем. Все равно не поверите.
- То морок, Кащеем напущенный, - сказал Алеша и повернулся к Ивану. -
Правильно говорю, Вань?
- Правильно, правильно, - закивал дурак. - Ну что ж, в путь?
- В путь, Добрынюшку выручать, - кивнул Илья. - Все в Киеве знают -
Яр друзей в беде не бросает!
Иван с Алешей сделали вид, что не расслышали обмолвку, и они всемером
зашагали по дороге. Кубатай, по просьбе Ивана, исполнил песенку про
Африку, потом, на бис, спел еще несколько песен на заморских языках.
Вскоре к реке Смородине подошли.
- Что делать-то будем? - спросил Иван у мудреца. - Подскажи, Кубатай!
- Логичнее всего было бы пойти в Киев, - начал мудрец, но увидев лицо
Ильи Муромца торопливо добавил: - Однако не бросать же Добрынюшку! Давайте
попробуем найти Садко, уговорить его вернуться к морскому царю, заменить
Никитича...
- Долго, - отрезал Иван-дурак. - Что ж мы, вдоль всей Смородины будем
идти, искать хитрого купца? Он же наверняка без дела не сидит, торгует
между делом.
- Такие низменные вещи мне в голову не укладываются, - вздохнул
Кубатай. - Что ж, тогда кто-то из нас, самый плавучий, должен отправиться
на дно морское...
- Сейчас ты отправишься! - завопил Алеша, прикрывая кикимору грудью.
Но Лиза отстранила его и гордо сказала:
- Прав мудрец! Я одна могу Добрынюшку спасти. Я и отправлюсь в путь к
царю морскому. А ты, Алешенька, не волнуйся. Царя я знаю, мы с ним вместе
когда-то росли. Почти как брат и сестра друг другу, только еще лучше.
Уговорю!
С этим оптимистическим заявлением Лиза прыгнула в воду. Минут пять
друзья стояли и наблюдали за безмятежной речной гладью, потом расстелили
самобранку и сели трапезничать.
- Лиза дело говорит, - успокаивал Алешу Илья. - Она одна способна
Добрынюшку вызволить. Не по нраву мне вначале пришлась сия кикимора, а
теперь вижу - душа у нее добрая. Будет она мне сестрой названной. И даже
еще ближе.
- Она, она замечательная! - возбужденно воскликнул Алеша. - Спасибо,
Муромец! И я тебе скажу - ты для меня - словно я сам, жена твоя - словно
моя!
- Чего? - удивился Илья.
Алеша покраснел.
- Да это я так, по ошибке... Наливай, Илья.
Недолго пришлось богатырям переживать за судьбу Добрыни и Лизы. Волны
речные забурлили, разверзлись, и из них показалась кикимора с Добрыней
Никитичем на плече.
- Отпусти меня подобру-поздорову, чудище! - кричал Добрыня. - Не бери
грех на душу, не неволь богатыря русского!
Кикимора молчала. Видать тяжело ей было тащить Добрыню.
- Никитич! - дружно завопили Алеша и Илья. - Все путем! Не бойся, это
не чудище, а сестра твоя будущая!
- А? - Добрыня перестал вырываться и изумленно уставился на своих
товарищей. - Ребята! Живы!
- Живы! - крикнул Иван. - А я Кащея побил!
- Молодец! - обрадовался Добрыня, оказавшийся на твердой почве. - А
чего вы про сестру мою будущую говорили? - и он опасливо покосился на
Лизу. Та зарделась.
Добрыне кратко объяснили ситуацию. И про примирение Ильи с Аленой
поведали, и про подвиги Ивановы.
- Рад за вас, - тихо сказал Добрыня, выслушав богатырей. - Что ж,
хоть кому-то из нас судьба ласково улыбнулась. Отрадно, отрадно...
Усевшись на бережку Добрыня стянул сапоги, выплеснул из каждого по
полведра водицы, потом принялся вдумчиво, основательно выжимать портянки.
Илья с Аленой переглянулись.
Кому как ни им была понятна печаль Добрыни! Забавушка Путятишна, дочь
Владимира, давняя любовь Добрыни Никитича, по прежнему ходила в девках...
Илья хлопнул кулаком по скатерти-самобранке. Так сильно, что в
Смородине вода плеснула, а с деревьев листочки принялись осыпаться.
- Не бывать такому, что мы оженимся, а ты в холостяках останешься! -
грозно воскликнул Илья. - Значит так. Идем к Владимиру, да и говорим: или
отдавай дочку за Добрыню, или...
- Или? - заинтересовался Смолянин. - Меня очень волнуют альтернативы!
- Или осерчаем, - зловеще добавил Илья. - Алешу и Ивана не спрашиваю,
а тебя, толмач, и тебя, мудрец, перед вопросом поставлю! Поможете нам?
- С удовольствием, но полномочий не имею, - грустно сказал Кубатай. -
Впрочем, словом мудреным, да обхождением вежливым, всегда помочь могу.
- И на том спасибо, - согласился Илья. - Ты, толмач?
- У меня отпуск кончается, - засуетился Смолянин. - Боюсь, не успею
вернуться вовремя, мне Кейсеролл голову оторвет. А вот яичко золотое, для
ублажения княжеского взора, могу от души оторвать.
Илья подумал и кивнул:
- Оторви уж пару яичек. Мы и Василисе презент преподнесем.
Смолянин пошевелил губами, потом кивнул:
- Ладно, пару. Все равно я в прибыли.
На том и порешили. Илья с Аленой пошли плот сколачивать, а Иван, по
дурости своей любознательный, к Добрыне с вопросом подъехал.
- Добрынюшка, а не было ли чего дивного в подводном царстве?
- Было, - согласился Добрыня. - Примерещилось мне, что я не
Добрыня-богатырь, а простой парень по имени Завгар. Неплохой вроде парень,
умный, но сложения не богатырского. То ногу сломаю, то другую. Скучная,
одним словом, жизнь. (*43) А потом поехал я на Русь, богатырем стал... Но
рассудив трезво решил я, что галлюцинации эти были мороком, Кащеем
напущенным. И больше их вспоминать не собираюсь.
Так Иван и не удовлетворил толком любопытство, не узнал, чем
занимался Добрыня в прошлой жизни. А вскоре и плот подоспел, сели на него
всей командой и в путь отправились. Плыть не в пример легче было. Кикимора
Лиза то плот подталкивала, плывя за кормой, то встречных русалок
распугивала, не давала им петь песни свои завлекательные.
А уж сколько радости было, когда к бережку пристали, да коней своих
увидели! Те, бедненькие, уж и травку всю выщипали, и листочки с деревьев
пообрывали. Рассупонили их богатыри, разнуздали, водичкой сладкой напоили.
Иван на радостях Гнедка в губы поцеловал!
Немножко по направлению к Киеву вместе проехали, а потом толмач
прощаться стал.
- Богатыри! - улыбаясь сказал он. - Рад я был с вами познакомиться,
но пора и честь знать. Отправлюсь я к себе на родину, и всем буду про вас
рассказывать.
- Это правильно, - благосклонно кивнул Алеша.
- Привет Кейсероллу, - сказал Кубатай. - У меня в Киеве еще дело
есть, так что я завтра приеду.
- Увижу - передам, - похихикивая сказал Смолянин. - Видишь ли,
Кубатайчик, ухожу я из ДЗР.
- Чего? - поразился Кубатай. - На что ты жить-то будешь? Кому твой
русский язык нужен, кроме нашей конторы?
Смолянин гордо потряс в воздухе кулечком с яйцами.
- Вот оно - мое будущее! Организую я компанию, назову ее "Я+Я". Буду
яйцами торговать.
- Почему "Я+Я"? - изумился Кубатай.
- "Я плюс Яйца"! - пояснил Смолянин. - Звучит? (*44)
- Ну, в общем, да, - признался Кубатай. - Только ж яйца твои кончатся
быстро, вот и прогоришь.
Смолянин загадочно улыбнулся.
- Во-первых, золотые яйца товар дорогой, штучный, на любителя. А
во-вторых - он невольно схватился за поясницу, - во-вторых прав был
Манарбит.
- В чем прав?
- Остаются кое-какие свойства после пребывания в этномагическом поле!
- загадочно изрек толмач и пришпорил коня.
Кубатай, разинув рот, следил за стелющимся за Смолянином облаком
пыли. Потом тревожно сказал:
- Что ж мне-то останется? А, Иван?
- Весной увидишь, - дипломатично предположил дурак.
Кубатай кивнул и сказал:
- Придется мне с Кейсеролла молоко требовать за вредность работы.
Молоко... и сливочки, и сметанку...
Так и поехали дальше - Илья с Аленой и Алеша с Лизой счастливые,
Добрыня - надежд преисполненный, Кубатай - задумчивый, а Иван-дурак, по
обыкновению, радостный.
А при дворе князя Владимира тем временем начинался бал. Была
приглашена вся знать русская, послы кавказские, половецкие, и печенежские,
татарва пленная да киргизы заезжие. Столы ломились от икры, блинов да
зелена вина.
Лишь Василиса Прекрасная, сидя в своей горенке, пребывала в глубокой
печали. Марья-искусница, помогающая ей одеваться, пыталась успокоить
княгиню.
- Ваше высочество, верьте ему! Он успеет! Он такой прыткий! Да и
мудрец заморский с ним.
- Прыткий, прыткий, - грустно повторила Василиса. - Все они прыткие,
на обещания-то... Ах! Что же мне делать? Честь моя под угрозой!
- Первая часть Киевского бала! - заявил заглянувший в горницу паж. -
Василиса, тебя князь кличет!
- Ах! - закатив глаза произнесла Василиса. - Совру, что забыла
сережки на тумбочке. Но если ко второй части бала дурак не приедет - конец
мне.
- А значит - и всей земле русской, - горько прошептала Марья. -
Татары вконец обнаглели, предлагают Владимиру на дочке их хана ожениться!
Сделать женой младшей, любимой... Попадет тогда Русь под иго татарское!
Василиса кивнула.
- На двоеженство Владимир не пойдет. Знает, что слаб по мужской
части. А вот если со мной разведется - конец... Ох, Марьюшка, быть беде!
...Иван-дурак в это время приближался к дворцу Владимира. Кубатай,
сославшись на жгучую потребность в семечках, без которых он лишится
красноречия, поскакал к Марье домой. А богатыри, оставив Лизу и Алену на
ближайшем постоялом дворе, во весь дух мчались ко Владимиру.
- Неладно что-то с караулами! - крикнул Ивану Алеша. - Больно уж их
много! И все не наши, а из половецких наемников да кавказских волонтеров!
- Беда, беда, - подтвердил Иван. - Что караулов много - понятное
дело, сегодня же Новогодье, праздник великий. А вот что нерусь в сторожить
отрядили - знак недоверия Владимира к богатырям.
И тут дорогу им заступил караул половецкий. С мечами наголо, да
булавами наизготовку.
- Мы есмь полноправный стража земля Русская, - гордо крикнул
начальник караула. - Куда вы спешить, подозрительный богатырь?
- Сдерживай эмоции! - шепнул Иван Илье. - Контролируй силу! Не
поддавайся ее темной стороне! (*45)
- Не поддамся, - пообещал Илья, и ответил:
- Ах вы грязь подзаборная, подхвостье песье! Мы богатыри русские,
спешим на праздник княжеский!
Караул посовещался, и начальник его заявил:
- Ладна. Разрешай вам проехать - только не всем, а трем. Тот,
черномазый, с кладенцом высокой убойной сила, пусть обратна едет.
- Расист! - завопил Иван, которому попали по больному месту. - Бей
их, мужики! Нас четверо, пока еще мы вместе! И скоро все получим по
невесте! Девиз наш - постоим за Русь! Вперед, друзья, не трусь!
И богатыри накинулись на неосторожных половцев. В разгар боя Алеша
крикнул Ивану:
- Беги к дворцу! Успей отдать сережки!
- Сейчас, я только пособлю вам трошки, - ответил Иван.
- Беги, дурак, в твоих руках - Россия!
- Ну так и быть, - согласился Иван, - меня вы упросили.
И Гнедок резвым галопом помчался к дворцу. А там уже начался антракт.
Бояны и вечно недоедающие летописцы жадно накинулись на халявное угощение,
привычно поругивая официантов, старающихся подсунуть им подсохшую икру и
недобродившую медовуху. Владимир, уже заметивший отсутствие на Василисе
сережек, нервно грыз ногти, временами поглядывая на подаренный татарами
портрет ханской дочери. Портрет был хорош, а невеста, несмотря на явное
малолетство, князю нравилась. Может и правда... развестись с Василисой?
Тем более, что сбывались худшие опасения Владимира - насчет Василисы и
Кащея. Но где-то в глубине души Владимир боялся такого решения. Он
понимал, что это будет предательство Руси, что народ ему этого не простит.
