вписаться в настоящее. Мы привыкли награждать окружающий мир разумом - это
остаток тех далеких эпох, когда и лес, и горы, и море, и солнце были
живыми, большей частью злыми и коварными, редко добрыми существами,
которым было дело до любого слова, мысли, сомнения первобытного человека.
Мир, еще не подвластный людям, враждебный им, был населен чуждым разумом,
направлявшим на людей дожди и снега, ветры, засухи и свирепых хищников...
А здесь? Не скрывается ли за целенаправленной озлобленностью драконов и
комаров воля, чуждый нам, враждебный разум, для которого наши конкретные,
кусающие враги - не более, как орудия мести, а может и проще - лейкоциты,
изгоняющие из организма чуждое начало. За решеткой окна сыплет мелкий
дождь, планета выжидает... Нет, пора спать".
На этом записи обрывались. Доктору не удалось вернуться к дневнику.
14
Посреди столовой стояла Татьяна-маленькая. Разлохмаченная, глаза
горят, драконьи зубы сверкают на груди. Над ней возвышался мрачный Лескин.
Нина сидела за столом и старалась не улыбаться.
- Если бы ты погибла, - разъяснял Лескин Тане, - то нам пришлось бы
сворачивать станцию. Неужели ты полагаешь, что кто-нибудь разрешит
экспедицию, в которой собрались разведчики, отдающие себя на растерзание
разным тварям?
- Нет, - сказала Таня-маленькая. - Я так не думаю.
- Ага, - Лескин увидел Павлыша. - У меня есть подозрения, что доктор
причастен к этой выходке.
- Я не причастен, - поспешил с ответом Павлыш. - Потому что не знаю,
что произошло.
- Танечка, - сказала Нина ласковым голосом. - Посвяти Павлыша в курс
дела.
- Клянусь, что доктор здесь ни при чем! - воскликнула Татьяна. - Он
даже и не подозревал. В общем, я выгнала на площадку вездеход, накинула на
себя одеяло, выползла через нижний люк и отправилась через открытое
пространство.
- Джигит не боится рогов и копыт, - загадочно процитировал Джим.
Осуждения в его голосе не было.
- Я поползла, а драконы надо мной летали.
- Не летали, а пикировали, - поправил Лескин.
- И пока Лескин, который наблюдал за этим из окна обсерватории,
пробирался сквозь решетку, забыв, где дверь, - продолжала Таня, - я
приползла обратно. А он расстроен, что не успел меня спасти.
- Ясно, - сказал Павлыш. - Вы хотели убедиться, нападают ли драконы
на ползучих тварей. И изображали такую тварь.
- Вы очень сообразительный, - согласилась Татьяна.
- И они кинулись, - сказал Джим. - И хорошо, что опыт не удался. А то
пришлось бы нам ползать. Представляете меня ползучим?
Татьяна-большая крикнула с кухни:
- Я несу бульон, и перестаньте рассказывать ужасы, а то у вас
пропадет аппетит!
Павлыш сел на свое место рядом с Ниной. Та спросила его негромко:
- Вы обратили внимание, что Татьяна отползла на несколько метров и
успела вернуться? И драконы щелкали когтями у нее над головой, но
промахивались?
- Вот именно! - услышала эти слова Татьяна-маленькая.
- Мужчины имеют право падать на колени только у моих ног, -
подытожила дискуссию Татьяна-большая. - К женщинам это не относится.
Учтите это, доктор. Не смейте унижаться перед драконами.
- Учту, - сказал Павлыш.
- И все-таки я не могу справиться с возмущением, - вмешался Лескин. -
Нельзя же, в конце концов, регулярно сводить к шутке трагический аспект
нашего прибывания на этой планете. Вы смеетесь, забыв не только о
грубейшем нарушении дисциплины, совершенном Татьяной, но и забываете при
этом, что наше поведение приведет к тому, что драконы нас всех перебьют.
15
Вечером, когда солнце село и наступил тот благословенный час, когда
драконы убираются восвояси, а комары еще толком не принялись за свое
черное дело, станция опустела. У каждого накопилось множество неотложных
дел, все выбились из графика и спешили наверстать часы вынужденного
безделья.
Павлыш догнал Джима у выхода.
- Ты очень спешишь?
- Нет, не очень. - Вежливость и отзывчивость были его сильными
сторонами. Наверное, в школе он давал списывать нерадивым ученикам. Все,
кому не лень, эксплуатировали Джима. Павлыш знал, что Джим спешит, потому
что кроме своей работы, ему надо было обойти датчики Леопольда. Но что
делать - Павлыш был не лучше других.
- Джим, покажи мне норы.
- Какие норы?
- Доктор Стрешний наблюдал, как комары вылетают из нор.
- Наверно, они везде вылетают. Пойдем, покажу тебе норы.
Джим шел впереди. Он был закутан в одеяло с подшитыми на кистях рук
резиновыми манжетами. На голове высилось пластиковое сооружение, схожее с
шлемом старинного водолаза. Большие очки и повязка придавали ему вид
полярника, из последних сил стремящегося к полюсу. Павлыш понимал, что
мало чем от него отличается. Свою спецодежду он позаимствовал у Стрешнего,
а Леопольд, мастер на все руки, этот костюм подогнал и усовершенствовал.
- Смотри, - сказал Джим, остановившись у откоса. - Норы.
Откос был усеян пещерками сантиметров тридцать в диаметре.
- Кто здесь кроме комаров живет?
- Стрешний думал, что сурки. Они в дождь живут в норах, а в сухой
период откочевывают в лес.
- А они не кусаются?
- Что ты, они безобидные. У них не рот, а пустая формальность.
Хоботок. Они им в земле роются, насекомых выискивают.
- Какие же они сурки?
- Кто-то первый их так назвал. Назвали бы муравьедами, были бы они
муравьедами. Хоть груздем, только не клади в корзинку. Я пойду, ладно?
Павлыш устроился у норы и решил подождать. Моросил дождь, драконов не
ожидалось. Комары резвились вокруг, но их было мало. Под защитным костюмом
в двойных перчатках было жарко. Норы казались глазами чудовища. Ниточки,
ведущие к разгадке, пересекались где-то рядом. Но пока Павлыш не мог их
разглядеть.
Словно струя пара протянулась из черной норы. Она изгибалась кверху,
распыляясь веером по ветру. Павлыш пригляделся. Мама родная! Это же
комары! Десятки тысяч насекомых покидали свое жилье, отправляясь на охоту.
Доктор был прав. Они гнездились в норах.
Комары реагировали на тепло. Они сворачивали с курса, чтобы
полакомиться кровью Павлыша, - не только из ближайшей норы, но и из
дальних, из кустов, ниже по склону...
Через две минуты нервы у Павлыша не выдержали, и он припустил наверх.
Он добежал до станции, увешенный комарами, как елка инеем, и долго смывал
их горячим душем. Зато придумал более или менее приемлемый метод борьбы с
комарами: поставить у нор что-нибудь теплое - и готова ловушка.
Трех комаров Павлыш сохранил. Принес их в коробочке к себе в келью.
Раздевшись, выдвинул сантиметров на пять ящик стола, положил туда
коробочку, приоткрыл и стал ждать. Ждать пришлось недолго. Комары, как
истребители-перехватчики, вырвались из щели ящика и, ни разу не сбившись с
курса, вцепились в протянутую им навстречу руку. Павлыш вытерпел уколы и с
некоторой жалостью к себе смотрел, как набухали его кровью тела кровопийц.
Наконец, изверги насосались и удовлетворенно, один за другим, поднялись с
руки и отправились искать укромного места, чтобы отдохнуть от трудов
праведных. Такое место нашлось в простенке между койкой и умывальником.
Павлыш листал дневник Стрешнего и поглядывал на комаров. Те мирно
дремали на стене. Может быть, на них не распространяется... И тут один из
комаров неловко взмахнул крылышками, попытался взлететь, но не мог и упал
на пол. И замер. Через несколько секунд его примеру последовал второй
комар. И третий.
Павлыш присел на корточки. Комары лежали на полу лапками кверху.
Дохлые. Можно было не проводить дальнейших анализов. Комары отравились
кровью Павлыша. Закон взаимной несъедобности (что за открытие в биологии и
каннибализме!) был на этой планете всеобщим. Отношения людей с местной
фауной никогда не станут гастрономическими. Комаров влекло только тепло.
16
- Как бы взглянуть на сурка? - обращаясь к Нине, спросил за ужином
Павлыш.
- Я их вблизи и не видела, - сказала Нина. - Только мельком. Они
очень пугливые и осторожные.
- Они на пингвинов похожи, - сказал Татьяна-большая.
- Я добуду для вас, - сказала Таня-маленькая. - Я видела одну жилую
нору внизу.
Сурок был нужен Павлышу. Комары жили в сурочьих норах.
Сурка Татьяна приволокла на следующее утро.
- Доктор, - объявила она, заглядывая в лазарет, где Павлыш занимался
с Леопольдом лечебной гимнастикой. - Ваше задание выполнено. Пленный
доставлен.
Павлыш сразу догадался, в чем дело.
- Допрашивать буду я сам. Где его разместили?
- Лежит связанный в танке.
- Он не сопротивлялся?
- Нет. Я хотела его на станцию занести, а Нина запрещает.
- А почему? - спросил Павлыш, спеша за Таней по коридору. - Ведь на
улице водятся драконы.
- Она думает, что он заразный. Разве ее переспоришь?
- Конечно, она права... А дождь идет?
- Драконов не видно. Не бойтесь.
- Я не боюсь драконов. Кто в наши дни боится драконов?
Вездеход стоял у приоткрытых дверей гаража. Рядом ждала Нина, которая
сегодня была дневальной и потому получила в наследство фартук с оборками.
Однако он не превратил начальника в домашнее существо. Даже челка, которая
должна была закрывать шрам на лбу и при том отлично гармонировала с
фартучком, не спасала положения.
Нина сказала:
- Я отлично готовлю. Вы в этом сами убедитесь сегодня.
И тут же продолжала другим тоном:
- Павлыш, если вам это животное абсолютно необходимо, возитесь с ним
сами. Я не позволю никому до него дотрагиваться. Он совершенно дохлый,
чумной какой-то.
- А ты откуда знаешь? - возмутилась Таня. - Он же в вездеходе лежит.
Его никто, кроме меня, не видел. Он душечка, очень милый.
- Я заглядывала внутрь. Я тоже любопытная... Татьяна!
Татьяна была уже возле вездехода. Она распахнула люк, и прежде чем
Павлыш успел помочь, выволокла связанного сурка наружу.
- Я его уже трогала руками, - сказала она.
Павлыш нагнулся над сурком. Тот лежал на боку и мелко дышал. Размером
он был со среднюю собаку. У него было округлое, продолговатое тело с
короткими ручками и ножками, и если поставить его столбиком у норы, то
можно принять за настоящего сурка. На этом сходство кончалось - достаточно
было взглянуть на переходящую в хоботок белую морду. Сурок дергался,
стараясь освободиться от пут, но делал это как-то формально, будто хотел
показать, что не настолько уж он смирился с судьбой, как кажется.
- Только не развязывайте, - предупредила Татьяна, - а то сбежит. Где
я еще такого поймаю? Сурки на дороге не валяются.
Сурок вздохнул. Он-то валялся на дороге.
Несколько комаров вилось над сурком. В любой момент мог появиться и
дракон. Павлыш, отстранив Таню, подхватил сурка на руки - он оказался
очень легким и горячим, понес его внутрь.
Сурок умер через два часа. Он был истощен, болен всеми своими
болезнями (Нина, как всегда, оказалась права), спасти его Павлыш не мог,
зато исследовал его кровь, содержимое желудка - сурок все-таки сослужил
свою службу науке.
Картина складывалась довольно логичная, не хватало последнего штриха.
Когда Павлыш возился со своей жертвой, в лабораторию заглянула Нина и
задала несколько вопросов. И Павлыш понял, что ей ясен путь его
рассуждений.
Последний штрих нашелся поздно вечером.
17
Павлыш в столовой играл в шахматы с милейшим Леопольдом, вел мирную
беседу об искусстве - оба ставили Ботичелли выше Рафаэля и несколько
