сказал Гарбуз громко. Медсестра толкнула носилки, и они, набирая скорость,
покатились вниз, к разверстому окну переходника. На мгновение бесконечная
тьма окутала Кору. Кора полетела в бесконечность, в неизведанную глубину. И
оказалась в нашем мире.
Кора лежала недалеко от моря -- слышно было, как накатываются на гальку
волны и сползают обратно, шевеля камешки для сотворения ровного шума. Как
будто она довершила свое падение с обрыва, но не разбилась, а, подхваченная
сильными руками, улеглась на гальку.
Если не считать равномерного движения волн, стояла тишина, тишина
смерти или молчаливого умирания. И тогда, поняв, что возвратилась на свою
Землю, возвратилась, опоздав ей помочь и, возможно, лишь для того, чтобы
погибнуть вместе со множеством ни в чем не повинных людей. Кора,
приподнявшись на руке, села и больно, в кровь, начала бить кулаком по
камням,
-- Сволочи! -- закричала она. -- Никакой им пощады быть не может.
Скорпионы, отведавшие крови, каракатицы в погонах! Бандиты с челками!
Гитлеры доморощенные!
-- Погоди, -- прервал ее голос, и тень упала па камни перед ней. --
Красиво выражаешься, но энергия уходит в свисток! А ну, перестань разводить
истерику!
Голос принадлежал Милодару, и комиссар сильно серчал либо делал вид,
что серчает.
-- Я так виновата, -- с трудом произнесла Кора, потому что при виде
возвышающегося над ней, руки в боки, комиссара ИнтерГпола из нее как будто
выпустили воздух и одновременно исчезла возможность борьбы, страха,
отчаяния. Осталась лишь дурнота и сонливость... -- Я ничего не сделала,
комиссар. Я даже Мишу Гофмана не спасла...
-- Значит, подтверждаешь? Я так надеялся, что эти, первые посланцы,
чего-то перепутали.
-- А эпидемия... двухдневная чума? -- спросила Кора. -- Жалко Мишу, --
сказал комиссар. -- Тогда вставай! -- Не могу,-- призналась Кора. -- Сейчас
встанешь через "не могу", -- пригрозил комиссар. -- Ты у нас единственная из
агентов, кто знает расположение тамошних помещений. Пойдешь туда.
-- Не пойду, -- ответила Кора. Несмотря на раскаяние и горе, она была в
полуобморочном состоянии.
Рядом с ней стоял доктор... знакомый. Ага, она его видела дня три назад
в подвале виллы "Ксения". -- Приведите ее в порядок, доктор, -- сказал
Милодар. -- Это невозможно, -- сказал доктор. -- Вы же видите, человек при
последнем издыхании... -- Спасибо, -- просипела Кора. -- Она не потеряла
чувства юмора, -- возразил Милодар. -- Значит, будет жить. Но я объясняю вам
все самым простым языком. Мы не знаем, что они там сделали с телом Миши
Гофмана. Может быть, он в коме, может быть, они заморозили его тело -- может
быть, мозг его не разрушен болезнью. Мы не можем оставить агента погибать,
если остается хоть маленькая надежда перенести его мозг в другое тело.
-- Введите туда сотрудников, поговорите с тамошними военными, объясните
им ситуацию...
-- Доктор, вы сами не уверены в том, о чем говорите. Сколько это займет
времени, при условии, что мы находимся с ними в состоянии войны и они
считают, что Земля уже готова для вторжения. Мы должны отражать вторжение, а
вы говорите: "Побеседуйте, втолкуйте, объясните!" Чепуха, доктор! У меня
есть только одна надежда -- Кора Орват. -- И как вы себе это представляете?
-- Очень просто. Вы сейчас приводите ее в рабочее состояние. Заодно давайте
ей все, что положено, от чумы. -- Она не справится.
-- Кора, -- спросил Милодар, -- если мы сейчас тебя подправим, ты
согласна пойти туда обратно? Ты только не бойся. Я буду с тобой.
-- Я не боюсь, комиссар, -- сказала Кора. -- Я не смогу.
-- Молодец, -- сказал Милодар. -- Носилки! Вертолет! Флаер! Даю вам,
доктор, пять минут. Через пять минут мы вылетаем обратно в параллельный мир.
-- Это невозможно, -- ответил доктор, но уже начал обрабатывать Кору.
Во флаере, пока перелетали на базу управления. Кору ввели в интенсивный сон.
Три секунды сна были равны десяти минутам.
Пока Кора еще спала, ей полностью перелили кровь, сменили костный мозг
и очистили внутренние ткани от вирусов двухдневной чумы.
Когда она пришла в себя, в глубокой уверенности, что проспала десять
часов, и лишь голова гудела не столько от чумы, как от экзерсисов,
произведенных медиками, но в целом, хоть и слабенькая, она чувствовала себя
готовой к любой борьбе за справедливость.
Она приподнялась на постели, медики отпрянули, потому что не были еще
готовы к столь быстрому ее выздоровлению, по подвалам виллы "Ксения"
прозвенели звонки и проревели сирены, призывая к одру Коры комиссара
Милодара и милейшую старушку Ксению Михайловну Романову, также готовую к
завершающей фазе операций.
-- Нормально? -- Милодар вбежал в бункер. Был он одет странно и для
Коры непривычно. Не будучи еще кадровым работником ИнтерГпола, она не
подозревала, что каждый агент, инспектор или комиссар имел несколько
форменных мундиров на различные случаи жизни. И сейчас ей пришлось увидеть
комиссара Милодара в боевом мундире парадного толка, каковой надевается лишь
для ежегодного парада организации в Галактическом центре и символизирует
победу над силами беспорядка. От светло-голубого, частично отражавшего свет,
туго облегающего мундира с пышными буфами, украшенными горящими
переливчатыми эполетами, до высокого головного убора, имеющего происхождение
от треуголки Наполеона, но украшенного белыми страусовыми перьями и обильно
расшитого золотом, до тяжелых на вид сапог с врезанными в подошвы
выдвигающимися бритвами, способными распилить стальную дверь, до, наконец,
орденов и знаков, украшающих грудь комиссара, он был мечтой солдафона,
сказкой для недоигравшего в детстве фельдмаршала и источником трепета для
тех, кто до старости останется в душе капралом.
-- Побежали, -- сказал Милодар Коре. -- Пока переход открыт. Мы им не
мешаем. С минуты на минуту они намерены двинуть в него войска. Генерал Лей
на белом коне уже гарцует на площади с их стороны. -- А мы куда? -- еще
слабым голосом спросила Кора. -- Ты знаешь -- спасать и жестоко мстить! --
воскликнул Милодар, который тоже недоиграл свою роль в детстве.
-- Ах... -- Кора поднялась, и ее повело в сторону. Медики подхватили
ее, и этим воспользовались костюмеры, вбежавшие за Милодаром. В две минуты
Кора была полностью облачена в мундир, подобный мундиру Милодара, однако,
хоть она уступала ему в количестве нашивок и блесток, сама тонкая, с высокой
грудью, фигура молодого агента еще более привлекала к себе внимание.
-- Все! -- крикнул Милодар. -- Все, все, все! Побежали!
-- Сколько времени? -- спросила Кора, все еще опустошенная и
дезориентированная. -- Сколько прошло?
-- С тех пор как ты вернулась, прошло восемнадцать минут. Так что ты
понимаешь -- времени в обрез. -- Восемнадцать минут? Я думала, что часов
десять. -- Эффект мгновенного сна, -- заметил доктор. Кора больше не тратила
времени и усилий на разговоры -- она поняла, что, несмотря на неутоленное
желание свалиться и спать еще несколько дней, она сейчас пойдет и выполнит
желание Милодара... Это же и ее желание! Если осталась хоть крохотная
надежда отыскать Мишу и вернуть его к жизни, то она должна попытаться...
-- Взгляни, -- велел Милодар, когда они проходили мимо зеркала.
Кора остановилась, замерла, не в силах понять, что за сказочные, словно
райские птицы и притом грозные существа глядят на нее -- это же Милодар и
она... Милодар подхватил Кору.
-- Только не терять равновесия, когда будешь там! Они вошли в следующий
зал. -- Приготовься, -- приказал Милодар. Впереди стояли два саркофага. Они
стояли вертикально, торчком, и оттого, что так не бывает, у Коры мелькнуло
странное сравнение с музеем в процессе эвакуации. Створки саркофагов
открылись. -- Идем, идем, --сказал Милодар. -- Зачем? -- спросила Кора.
-- Неужели ты думаешь, что мы отправимся туда в естественном виде,
чтобы любой сбрендивший полковник мог нас пристрелить?
Милодар первым ступил в саркофаг. Коре ничего не оставалось, как,
стараясь не шататься, последовать его примеру.
И тут с ее телом произошла странная перестройка, которая была куда как
знакома Милодару и некоторым другим сотрудникам ИнтерГпола, которые заменяли
себя в ответственных и опасных местах собственными голограммами, но для Коры
оказалась в новинку.
Она понимала, что с ней что-то происходит в этом темном саркофаге.
Будто она, подобно куколке, вылезает из своего твердого кокона и
приобретает бабочкину свободу движений и возможность воспарить над миром.
И когда передняя стенка саркофага растворилась, как дверца шкафа, и она
оказалась на улице перед виллой "Ксения", то эта легкость показалась ей
восхитительной. Она посмотрела направо -- там из подобного саркофага
выскользнул такой же легкий и знакомый ей именно этой легкостью комиссар. Но
она знала, что означала такая легкость у комиссара: это значило, что он --
собственная голограмма.
Неужели и она голограмма тоже? О чем она и спросила комиссара. --
Разумеется, -- ответил тот, -- я же предупреждал тебя, что люблю свою жизнь
и надеюсь, что это -- взаимно. -- А я? -- А ты тоже.
-- Значит, я сейчас -- моя голограмма? -- Разумеется. -- А где я?
-- Как бы грубая физическая нечистая оболочка? -- Называйте, как
хотите. Мне она нравится. -- Она осталась в хранилище. -- В саркофаге?
-- Мы их называем гробиками. В каждом моем кабинете стоит по гробику.
-- Значит, в меня теперь можно стрелять? -- Разумеется!
-- А я могу проходить сквозь стены? -- Это опасно и неопытным
сотрудникам не рекомендуется. Можно потерять часть своей субстанции в
преграде, и тогда уж это не восстановить. -- Я могу остаться без пальчика?
-- Ты можешь остаться без головки, -- в тон ей, так же мягко ответил
комиссар.
-- Давайте тогда не будем думать о дурном, -- сказала Кора. -- Пошли?
И они помчались, чуть касаясь ногами земли, к обрыву, где был открыт
переход между мирами и вот-вот должно было начаться широкомасштабное
вторжение генерала Лея.
Центральная аллея Симеиза выглядела так же удручающе, как при взгляде с
параллельной Земли. Так же на лавочках дергались, корчились умирающие люди,
медики в белых халатах пытались им помочь, несколько санитарных машин
приехали сюда, но горе заключалось в том, что и медики также не имели
иммунитета против чумы и почему-то легко и быстро поддавались болезни.
-- Господи! -- расстроилась вслух Кора. -- Неужели вы до сих пор не
смогли принять действенных мер?
-- А мы и не хотели, -- ответил жизнерадостно комиссар.
-- Но ведь люди страдают, умирают... -- Это тебя не касается, ими
займутся специалисты. А ты должна спасти одного больного, моего сотрудника.
-- Мне не очень нравится, комиссар, -- ответила Кора, -- что вы
достаточно нагло делите мир на две категории...
-- Моих агентов и прочих, -- продолжил мысль Коры Милодар. -- Но это и
есть настоящий профессионализм. Каждый мой агент должен знать, что я денно и
нощно думаю и забочусь о нем. И если я перестал бдеть и заботиться, значит,
этот агент уже не нужен или нужнее мертвый.
От такой наглости Кора умолкла и грустно молчала до самого переходника.
Чем ближе они подходили к обрыву, тем чаще им встречались тела больных
чумой или уже умерших от страшного вируса.
-- Какой ужас! -- вырвалось у Коры. -- Ну почему их не увозят?
-- У нас не хватает машин и флаеров. Мы дали знать в Москву. Помощь
идет!
-- Только не перезаразите всю Россию, -- заметила Кора, которая,
