галактический паспорт.
-- Верю, -- сказал он, коротко скользнув взглядом по первой странице, и
вернул документ. Затем через плечо тоскливо посмотрел на растущую толпу
коллекционеров, которые стягивались к окошку, за которым должно было
происходить гашение. Профессор беспокоился, что штемпель могут поставить без
него. У этого человека отсутствовали критерии того, что хорошо, а что плохо,
что важно, а что -- пустяк. Он был рабом своей коллекции, и, как назло, она
была слишком дорогой, а потому люди становились игрушкой в борьбе за нее. --
Говорите! -- приказал профессор. -- Кто эта девица? -- Это... -- Госпожа
Аалтонен проглотила слюну. Ее большой кадык неуверенно дернулся. Ко
похолодела. А вдруг она -- не агент Милодара? И через несколько секунд здесь
прозвучат выстрелы -- силачи расстреляют самозванку. -- Это Вероника... --
Сказав так, директриса осмелела и повторила уже уверенней: -- Вероника!
-- Откуда вам известно ее имя? -- спросил профессор. -- Мы называем
детей... порой по случайным, совсем случайным деталям. Но в случае с
Вероникой мы были почти уверены в ее имени.
-- Почему? -- Профессор вцепился в директрису взглядом.
-- На шее у девочки был золотой медальон. В нем находилась старая
почтовая марка с надписью "Вероника". Мы определили, что так называлась
маленькая английская колония в Карибском море, рядом с островом Тринидад.
Марка относилась к выпуску 1886 года...
-- Красная? Три пенса? -- Голос филателиста сорвался. Он закрыл лицо
руками. Он плакал.
Все вокруг замолчали. Было неловко видеть, как трясутся узкие плечи
этого короля почтовых марок.
-- Простите... -- Профессор вытер глаза рукавом, шмыгнул носом и
спросил: -- А что случилось с этим медальоном?
-- О! -- воскликнула госпожа Аалтонен. -- Вероника бежала из детского
дома так быстро, что не оделась и забыла свой медальон. -- Вы привезли его?
-- догадалась Ко. -- Простите, Ко... Вероника! Я думала, что помогу тебе
отыскать твоего отца.
Директриса раскрыла свою сумочку и долго, мучительно долго копалась в
ней, пока наконец не извлекла бумажный пакетик. Из него вытащила толстыми
пальцами плоский золотой овал на тонкой цепочке.
-- Это он! -- закричал профессор. Он выхватил медальон из пальцев
директрисы и открыл его. Выпавшую марку колонии Вероника он положил на
ладонь и не дыша начал ее рассматривать.
Наконец, вспомнив, что он здесь не один, профессор произнес:
-- Это очень редкая марка. Ее нельзя подделать, потому что я помню
расположение штемпеля. Все эти годы я страдал от того, что она потеряна для
моей коллекции. Спасибо вам, мадам, за то, что вы возвратили эту ценность
домой...
-- Вы имеете в виду марку? -- Директриса была потрясена душевной
извращенностью профессора. -- Марку или дочку?
-- С дочкой теперь все ясно, -- отмахнулся профессор. -- Кстати, это вы
забрались в сейф детского дома и достали оттуда секретные генетические
карты? -- Да, -- упавшим голосом произнесла директриса. -- И много вам за
это заплатили?
-- Клянусь вам, что ни гроша... -- Не важно. Даже если это так, то,
значит, вам заплатили не деньгами, а молчанием. На свете есть только корысть
и шантаж. -- Как вам не стыдно...
--А я не лучше вас, госпожа Аалтонен. Но я, по крайней мере, не делаю
вида, что люди мне дороже марок. Марка -- это совершенное создание природы.
Человек -- скопище недостатков. Почему я должен любить людей больше, чем
марки? Почему?
Госпожа Аалтонен молчала. Она с трудом сдерживала слезы.
-- Теперь вы, папа, удовлетворены? -- спросила Ко. -- Теперь я
удовлетворен, моя доченька, -- ответил профессор.
Он достал из верхнего кармана своего потертого, блестящего на локтях
пиджака маленький пластиковый пакетик и вложил в него марку. Его пальцы
дрожали от возбуждения. Затем он спрятал конвертик, а медальон
собственноручно повесил на шею Ко.
-- Носи, -- сказал он. -- Все в порядке. Ты -- моя потерянная и
возвращенная дочь.
Профессор обернулся к Ко. Глаза его сияли. Это было немыслимо --
увидеть сияющие глаза этой бумажной крысы. Он поднялся на цыпочки и
поцеловал Ко в щеку.
-- Какое счастье! -- воскликнул он. -- Спасибо вам, госпожа Аалтонен, у
меня больше нет сомнений. Вы все можете идти. А ты, дочка, подожди меня
здесь. Береги портфель.
И с превеликим облегчением, словно выкинув из головы собеседников и
саму проблему поисков дочери, он кинулся 'к толпе филателистов, которые
двинулись на штурм окошечка, где начиналось гашение. Оттуда отдельными
выстрелами звучали удары почтового штемпеля. Ко осталась лицом к лицу с
Артуром и директрисой. -- Спасибо, -- сказала Ко, -- что вы прилетели. -- Не
беспокойся, -- ответила директриса, часто мигая белыми ресницами. -- Не
беспокойся, Вероника. Все будет в порядке.
-- Теперь, девочки, -- обратился к директрисе и ее ученице Артур, --
ваша задача -- поскорее отвезти этого крысенка в Совет, пускай оформит
отцовство, как положено.
-- Это уж он сам будет решать, -- возразила Ко. -- Как я могу ему это
сказать?
-- Ты что думаешь, "Сан-Суси" вечно здесь будет парковаться? -- спросил
молодой муж. -- Почему это связано одно с другим? -- спросила Ко. -- Много
будешь знать, скоро состаришься, -- прошипел Артур, заметив, что профессор
возвращается к ним. Он поспешил спрятаться за стол, профессор заметил этот
маневр, но отнесся к этому философски.
-- А этот жулик все здесь крутится! Я знаю, он рассчитывает оторвать
клок от того, что они берут с меня за беседу с вами, госпожа Аалтонен. Не
поддавайтесь, торгуйтесь, как дьявол -- иначе вам ничего не достанется. Я же
понимаю, что они ничего не делают бесплатно. Завтра и я от них получу счет
за находку моей дочери.
И с неожиданной нежностью он потрепал Ко по руке. Впрочем, она тут же
поняла, что ошиблась, назвав это чувство нежностью. Просто она стала
значительным прибавлением к его коллекции.
-- Как вам моя дочь? -- спросил он у директрисы. Но та не думала о Ко.
Оказывается, ее занимала совсем другая проблема.
-- Вы заявили, -- воскликнула она, -- что я приехала сюда ради
получения определенной суммы денег! Так вы не правы!
Из-за колонны выскочил толстый камергер и позвал ее: -- Госпожа
Аалтонен, госпожа Аалтонен, мы вас ждем! -- Ага, -- засмеялся профессор. --
Засуетились, испугались, что их денежки убегут. -- И, обратившись к колонне,
из-за которой выглядывала физиономия Артура, заявил: -- Госпожа Аалтонен
едет сейчас вместе со мной в мэрию. Вы слышите, жулики? Там она мне нужна
как свидетель при одном юридическом акте. Поехали!
Никто не откликнулся из-за колонны. Лишь оба силача князя, что стояли в
отдалении, играли мышцами. Потом, подчиняясь какому-то приказу, поспешили к
выходу.
Это встревожило Ко. И она, хоть и дала себе слово не вмешиваться в
отношения между всеми этими людьми, негромко сказала профессору, когда они
втроем шагали через зал:
-- Будьте осторожны, папа, за нами следуют силачи князя Вольфганга.
-- А ты чего от него ожидала? -- ответил профессор. -- Конечно же, они
глаз с нас не спустят. Как бы мы не украли у них госпожу Аалтонен.
Он обернулся к директрисе и взял ее под пышный локоть. Он был на голову
ниже ее и втрое тоньше, но так уверен в себе, что разница в размерах не
ощущалась.
-- Госпожа Аалтонен, -- сказал он, -- я проникся к вам искренней
симпатией. Независимо от причин, которые заставили вас прилететь сюда, вы
совершили благородный поступок -- восстановили мое семейство. И я сделаю все
от меня зависящее, чтобы вы получили причитающиеся вам деньги и улетели на
Землю.
-- Но вопрос не в деньгах... вопрос вообще не в этом! -- Госпожа
Аалтонен говорила срывающимся голосом.
-- Ну ладно, ладно, не надо переживать. Деньги еще никому не мешали.
Ведь важны не деньги -- важен ваш честный, благородный поступок.
Лицо госпожи Аалтонен стало малиновым, Ко испугалась, что щеки ее могут
лопнуть от прилива крови. Но профессор ничего не замечал. Он отворил дверь в
машину и пригласил Аалтонен внутрь. Затем проверил, не потеряла ли Ко
драгоценный портфель, и занял место за рулем.
-- Надеюсь, -- сказал профессор, уверенно ведя автомобиль, -- что вы
сможете уделить мне еще полчаса вашего времени, притом бесплатно. -- О,
конечно! -- откликнулась директриса.
-- Вся операция, в которой вы будете свидетельницей, займет совсем
немного времени. Мы покончим с загадочным прошлым и откроем себе будущее.
Машина затормозила перед зданием мэрии. Оно было схоже с почтамтом, и
если бы не вывеска, Ко могла бы их спутать. На Марсе еще не наступила эра
собственных архитекторов и собственных мод -- строили лишь так, чтобы
главной заказчицей была надежность.
Профессор провел своих спутниц на второй этаж и, указав на жесткие
стулья в коридоре, велел дожидаться его. Впервые за все время директриса и
сбежавшая сиротка остались вдвоем.
Ко боялась, что их могут подслушивать, и ждала, что же скажет
директриса. Та почему-то молчала. Ко уже открыла было рот, чтобы спросить,
почему не видно комиссара Милодара. Ведь он руководит всей этой операцией.
Но тут заговорила директриса. И ее слова прозвучали неожиданно.
-- Ко, что ты тут делаешь! -- громко прошептала она. -- Я чуть с ума не
сошла. -- А кого вы ожидали увидеть? -- улыбнулась Ко. -- Как кого?
Разумеется, Веронику. Я прилетела, чтобы опознать ее. И когда увидела тебя,
то буквально впала в шок. Я чуть было тебя не выдала. Я могла тебя погубить!
-- Неужели комиссар вам ничего не успел сказать? -- А почему комиссар
должен был мне что-то говорить? Ко удивилась:
-- Так вы сюда прилетели не по заданию комиссара? -- О нет! -- Крупные
слезы сорвались с белых ресниц директрисы и покатились по красным щекам. --
О нет, я здесь по причине моего преступного прошлого! Я есть риколинен. Я
так виновата перед тобой... -- Но что? Что? Я не понимаю! Всю свою
сознательную жизнь Ко привыкла воспринимать директрису как высший авторитет,
как бога, управляющего делами островного мира. И крушение божества всегда
больно видеть.
Всхлипывая и сморкаясь в кружевной платочек, директриса призналась Ко,
что в юности была "сладкой девочкой" -- то есть попала в лапы Вольфганга дю
Вольфа, который в те дни не был ни Вольфгангом, ни дю Вольфом, а был более
известен как межпланетный карточный шулер Карлуша, скользкий как угорь, за
которым тянулись хвосты десятков незавершенных или недоказанных уголовных
дел. Был он молод, хорош собой, дьявольски нахален и смертельно опасен для
романтически настроенных девиц, к которым и относилась молодая студентка
Стокгольмской консерватории по классу арфы Розочка Аалтонен. Девочка
потеряла голову, бросила консерваторию и очутилась в проходном гареме
Карлуши, который именовался "ротой сладких девочек". Уже тогда организм
Карлуши ни секунды не мог обходиться без сахара, и потому жизнь в гареме
проходила среди тортов, конфет и ликеров. Так что яды вкладывали в пирожные,
иголки подсыпали в варенье, а толченое стекло -- в мед.
-- Нашей мечтой была... нашей мечтой был кусок селедки или черного
хлеба. Если бы не власть, которую имел над нами Карлуша, мы бы разбежались
хотя бы для того, чтобы забыть о сахаре.
-- Поэтому у нас в детском доме не дают сладкого к чаю и не сахарят
компот? -- догадалась Ко. -- Поэтому, -- коротко ответила Аалтонен. -- И что
было дальше? -- спросила Ко. -- Мне повезло более, чем другим. Я не успела
стать его полной рабой, как однажды он попался на каком-то грязном деле и
