документов. Если интересует вас, прочтите историю моей болезни.
Прощайте. Ваш С. Поляков".
Приписка крупными буквами:
"В смерти моей прошу никого не винить.
Лекарь Сергей Поляков.
13 февраля 1918 года".
Рядом с письмом самоубийцы тетрадь типа общих тетрадей в черной клеенке. Первая
половина страниц из нее вырвана. В оставшейся половине краткие записи, вначале
карандашом или чернилами, четким мелким почерком, в конце тетради карандашом
химическим и карандашом толстым красным, почерком небрежным, почерком прыгающим
и со многими сокращенными словами.
???
"... 7 год?, 20-го января.
... и очень рад. И слава богу: чем глупее, тем лучше. Видеть людей не могу, а
здесь я никаких людей не увижу, кроме больных и крестьян. Но онн ведь ничем не
тронут моей раны? Других, впрочем, не хуже моего рассадили по земским участкам.
Весь мой выпуск, не подлежащий призыву на войну (ратники ополчения 2-го разряда
выпуска 1916 г.), разместили в земствах. Впрочем, это неинтересно никому. Из
приятелей узнал только об Иванове и Бомгарде. Иванов выбрал Архангельскую
губернию (дело вкуса), а Бомгард, как говорила фельдшерица, сидит на глухом
участке вроде моего за три уезда от меня в Горелове. Хотел ему написать, но
раздумал. Не желаю видеть и слышать людей.
21 января.
Вьюга. Ничего.
25 января.
Какой ясный закат. Мигренин - соединение антипирина цоффеина ац цитриц.
В порошках по 1,0... разве можно по 1,0?.. Можно.
3 февраля.
Сегодня получил газеты за прошлую неделю. Читать не стал, но потянуло все-таки
посмотреть отдел театров. "Аида" шла на прошлой неделе. Значит, она выходила на
возвышение и пела: "Мой милый друг, приди ко мне..."
У нее голос необыкновенный, и как странно, что голос ясный, громадный дан
темной душонке...
(здесь перерыв, вырваны две или три страницы.)
... конечно, недостойно, доктор Поляков. Да и гимназически - глупо с площадной
бранью обрушиваться на женщину за то, что она ушла! Не хочет жить - ушла. И
конец.
Как все просто, в сущности. Оперная певица сошлась с молодым врачом, пожила год
и ушла.
Убить ее? Убить? Ах, как все глупо, пусто. Безнадежно! Не хочу думать. Не
хочу...
11 февраля.
Все вьюги, да вьюги... заносит меня! Целыми вечерами я один, один. Зажигаю
лампу и сижу. Днем-то я еще вижу людей. Но работаю механически. С работой я
свыкся. Она не так страшна, как я думал раньше. Впрочем, много помог мне
госпиталь на войне. Все-таки не вовсе неграмотным я преехал сюда.
Сегодня в первый раз делал операцию поворота.
Итак, три человека погребены здесь под снегом: я, Анна Кирилловна -
фельдшерица-акушерка и фельдшер. Фельдшер женат. Они (фельдш. персонал) живут
во флигеле. А я один.
15 февраля.
Вчера ночью интересная вещь произошла. Я собирался ложиться спать, как вдруг у
меня сделались боли в области желудка. Но какие! Холодный пот выступил у меня
на лбу.
Все-таки медицина - сомнительная наука, должен заметить.
Отчего у человека, у которого нет абсолютно никакого заболевания желудка или
кишечника (аппенд., напр.), у которого прекрасная печень и почки, у которого
кишечник функционирует совершенно нормально, могут ночью сделаться такие боли,
что он станет кататься по постели?
Со стоном добрался до кухни, где ночует кухарка с мужем своим, Власом. Власа
отправил к Анне Кирилловне. Та ночью пришла ко мне и вынуждена была впрыснуть
мне морфий. Говорит, что я был совершенно зеленый. Отчего? Фельдшер наш мне не
нравится. Нелюдим, а Анна Кирилловна очень милый и развитой человек. Удивляюсь,
как не старая женщина может жить в полном одиночестве в этом снежном гробу. Муж
ее в германском плену.
Не могу не воздать хвалу тому, кто первый извлек из маковых головок морфий.
Истинный благодетель человечества. Боли прекратились через семь минут после
укола. Интересно: боли шли полной волной, не давая никаких пауз, так что я
положительно задыхался, словно раскаленный лом воткнули в живот и вращали.
Минуты через четыре после укола я стал различать волнообразность боли.
Было бы очень хорошо, если б врач имел возможность на себе проверить многие
лекарства. Совсем иное у него было бы понимание их действия. После укола
впервые за последние месяцы спал глубоко и хорошо, - без мыслей о ней,
обманувшей меня.
16 февраля.
Сегодня Анна Кирилловна на приеме осведомилась о том, как я себя чувствую, и
сказала, что впервые за все время видит меня нехмурым.
- Разве я хмурый?
- Очень, - убежденно ответила она и добавила, что она поражается тем, что я
всегда молчу.
- Такой уж я человек.
Но это ложь. Я был очень жизнерадостным человеком до моей семейной драмы.
Сумерки наступают рано. Я один в квартире. Вечером пришла боль, но не сильная,
как тень вчерашней боли, где-то за грудною костью. Опасаясь возврата вчерашнего
припадка, я сам себе впрыснул в бедро один сантиграмм.
Боль прекратилась мгновенно почти. Хорошо, что Анна Кирилловна оставила
пузырек.
18-го.
Четыре укола не страшны.
25-го февраля.
Чудак эта Анна Кирилловна! Точно я не врач. 1а(1>2) шприца ч 0,015 морпч? Да.
1-го марта.
Доктор Поляков, будьте осторожны!
Вздор.
???
Сумерки.
Но вот уже полмесяца, как я ни разу не возвращался мыслью к обманувшей меня
женщине. Мотив из партии ее Амнерис покинул меня. Я очень горжусь этим. Я -
мужчина.
???
Анна К. стала моей тайной женой. Иначе быть не могло никак. Мы заключены на
необитаемый остров.
???
Снег изменился, стал как будто серее. Лютых морозов уже нет, но метели по
временам возобновляются...
???
Первая минута: ощущение прикосновения к шее. Это прикосновение становится
теплым и расширяется. Во вторую минуту внезапно проходит холодная волна под
ложечкой, а вслед за этим начитается необыкновенное прояснение мыслей и взрыв
работоспособности. Абсолютно все неприятные ощущения прекращаются. Это высшая
точка проявления духовной силы человека. И если б я не был испорчен медицинским
образованием, я бы сказал, что нормально человек может работать только после
укола морфием. В самом деле: куда к чорту годится человек, если малейшая
невралгийка может выбить его совершенно из седла!
???
Анна К. боится. Успокоил ее, сказав, что я с детства отличался громаднейшей
силой воли.
2 марта.
Слухи о чем-то грандиозном. Будто бы свергли Николая!!.
Я ложусь спать очень рано. Часов в девять. И сплю сладко.
10 марта.
Там происходит революция. День стал длиннее, а сумерки как будто чуть
голубоватее.
Таких снов на рассвете я еще никогда не видел. Это двойные сны.
Причем основной из них, я бы сказал, стеклянный. Он прозрачен.
Так что вот, - я вижу жутко освещенную лампу, из нее пышет разноцветная лента
огней. Амнерис, колыша зеленым пером, поет. Оркестр, совершенно неземной,
необыкновенно полнозвучен. Впрочем, я не могу передать это словами. Одним
словом, в нормальном сне музыка беззвучна... (в нормальном? Еще вопрос, какой
сон нормальнее! Впрочем, шучу...) беззвучна, а в моем сне она слышна совершенно
небесно. И, главное, что я по своей воле могу усилить или ослабить музыку.
Помнится, в "войне и мире" описано, как Петя Ростов в полусне переживал такое
же состояние. Лев Толстой - замечательный писатель!
Теперь о прозрачности> так вот, сквозь переливающиеся краски Аиды выступает
совершенно реально край моего письменного стола, видный из двери кабинета,
лампа, лоснящийся пол и слышны, прорывшись сквозь волну оркестра Большого
театра, ясные шаги, ступающие приятно, как глухие кастаньеты.
Значит, - восемь часов, - это Анна К., идет ко мне будить меня и сообщить, что
делается в приемной.
Она не догадывается, что будить меня не нужно, что я все слышу и могу
разговаривать с нею.
И такой опыт я проделал вчера:
Анна. - Сергей Васильевич...
Я. - я слышу... (тихо музыке "сильнее").
Музыка - великий аккорд.
Ре-диез...
Анна. - Записано двадцать человек.
Амнерис (поет).
Впрочем, этого на бумаге передать нельзя.
Вредны ли этн сны? О нет. После них я встаю сильным и бодрым. И работаю хорошо.
У меня даже появился интерес, а раньше его не было. Да и мудрено, все мои мысли
были сосредоточены на бывшей жене моей.
А теперь я спокоен.
Я спокоен.
19 марта.
Ночью у меня была ссора с Анной К.
- Я не буду больше приготовлять раствор.
Я стал ее уговаривать.
- Глупости, Аннуся. Что я, маленький, что ли?
- Не буду. Вы погибнете.
- Ну, как хотите. Поймите, что у меня боли в груди!
- Лечитесь.
- Где?
- Уезжайте в отпуск. Морфием не лечатся. (Потом думала и добавила). - Я
простить себе не могу, что приготовила вам тогда вторую склянку.
- Да что я, морфинист, что ли?
- Да, вы становитесь морфинистом.
- Так вы не пойдете?
- Нет.
Тут я впервые обнаружил в себе неприятную способность злиться и, главное,
кричать на людей, когда я не прав.
Впрочем, это не сразу. Пошел в спальню. Посмотрел. На донышке склянки чуть
плескалось. Набрал в шприц, - оказалось четверть шприца. йвырнул шприц, чуть не
разбил его и сам задрожал. Бережно поднял, осмотрел, - ни одной трещинки.
Просидел в спальне около 20 минут. Выхожу, - ее нет.
Ушла.
???
Представьте себе, - не вытерпел, пошел к ней. Постучал в ее флигеле в
освещенное окно. Она вышла, закутавшись в платок, на крылечко. Ночь тихая,
тихая. Снег рыхл. Где-то далеко в небе тянет весной.
- Анна Кирилловна, будьте добры, дайте мне ключи от аптеки.
Она шепнула:
- Не дам.
- Товарищ, будьте добры, дайте мне ключи от аптеки. Я говорю вам, как врач.
Вижу в сумраке ее лицо изменилось, очень побелело, а глаза углубились,
провалились, почернели. И она ответила голосом, от которого у меня в душе
шелохнулась жалость.
Но тут же злость опять наплыла на меня.
Она:
- Зачем, зачем вы так говорите? Ах, Сергей Васильевич, я - жалеючи вас.
И тут высвободила руки из-под платка, и я вижу, что ключи у нее в руках.
Значит, она вышла ко мне и захватила их.
Я (грубо):
- Дайте ключи!
И вырвал их из ее рук.
И пошел к жалеющему корпусу больницы по гнилым, прыгающим мосткам.
В душе у меня ярость шипела, и прежде всего потому, что я ровным счетом понятия
никакого не имею о том, как готовить раствор морфия для подкожного
впрыскивания. Я врач, а не фельдшерица!
йел и трясся.
И слышу: сзади меня, как верная собака, пошла она. И нежность взмыла во мне, но
я задушил ее. Повернулся и, оскалившись, говорю:
- Сделаете или нет? И она взмахнула рукою, как обреченная, "все равно, мол", и
тихо ответила:
- Давайте сделаю...
...Через час я был в нормальном состоянии. Конечно, я попросил у нее извинения
за бессмысленную грубость. Сам не знаю, как со мной это произошло. Раньше я был
вежливым человеком.
Она отнеслась к моему извинению странно. Опустилась на колени, прижалась к моим
рукам и говорит:
- Я не сержусь на вас. Нет. Я теперь уже знаю, что вы пропали. Уж знаю. И я
себя проклинаю за то, что я тогда сделала вам впрыскивание.
Я успокоил ее как мог, уверив, что она здесь ровно ни при чем, что я сам
отвечаю за свои поступки. Обещал ей, что с завтрашнего дня начну серьезно
отвыкать, уменьшая дозу.
- Сколько вы сейчас впрыснули?
- Вздор. Три шприца однопроцентного раствора.
Она сжала голову и замолчала.
- Да не волнуйтесь вы! ...В сущности говоря, мне понятно
ее беспокойство. Действительно, Морпчиум чыдроцчлорицум
грозная штука, привычка создается очень быстро. Но маленькая
привычка ведь не есть морфинизм?..
...По правде говоря, эта женщина единственный верный
настоящий мой человек. И, в сущности, она и должна быть моей
женой. Ту я забыл. Забыл. И все-таки спасибо за это морфию...
8-го апреля 1917 года.
Это мучение.
9 апреля.
Весна ужасна.
Черт в склянке. Кокаин - черт в склянке.
Действие его таково:
При впрыскивании одного шприца двухпроцентного раствора
почти мгновенно наступает состояние спокойствия, тотчас
переходяшее в восторг и блаженство. И это продолжается только
