глаз не было видно, зато я почувствовал, как она стиснула мне руку.
Мы должно быть представляли собой любопытнейшее зрелище: две одинокие
фигуры, углубляющиеся под сень лунного кряжа. Думаю, не ошибусь, если
скажу, что не одна сотня глаз, прильнувших к окнам, провожала нас в
путешествие. Я взвалил на себя обе свернутые палатки и сумку с провизией.
Стаен несла одеяла - одно в яркую клетку, другое белое с зелеными и
оранжевыми полосами и надписью Вооруженные Силы Мексики.
Спустя час мы уже пересекали обширные, усеянные каменными глыбами
склоны кратера Гевелия, справа открывался вид на плоскую поверхность
Океана. Хотя наши ноги были в тени, самые большие валуны в избытке
передавали лунному грунту солнечное тепло. Видимость была отменная, мы
хорошо различали дорогу впереди. Столбик термометра из светопоглощающего
вещества замер где-то на середине. Карта, составленная приятелем,
оказалась как нельзя кстати.
- Говорят, что лунный колорит - это сплошное черное и серое, - вслух
размышляла Стаен, - а я различаю здесь множество тончайших оттенков.
Видишь зеленоватую полоску вон там среди скал?
- Ну и зрение у тебя. Стаен. Обычно люди начинают что-то различать
здесь, проболтавшись на Луне не менее года. Впрочем, большинству это
просто не интересно. Здесь очень красиво, но эту красоту понимать надо.
Это тебе не Земля. Господь создавал эти места не для болванов. Чтобы
оценить подобные места, нужен особый талант и еще - верный глаз.
Тут я может малость и переигрывал, но не скажу, чтобы все это был
чистый треп.
Стаен ужасно веселилась, подпрыгивая рядом со мной, как мячик, и
поднимая густое облако пыли: все-таки сила притяжения здесь невелика.
- Видишь, как быстро улеглась пыль? Мне кажется, я слышу шорох, с
которым она падает на порогу. Знаешь, я ведь не первый год в космосе, но
вот так пройтись пешком по незнакомой планете мне еще не доводилось ни
разу. А ты уже привык к здешним чудесам?
- Привыкнуть к этому до конца невозможно. Всегда замечаешь что-нибудь
новенькое.
Я резко остановился и нагнулся, присматриваясь к почве. Слой пыли под
нашими ногами кое-где украшал круглый узор. Крошечная стеклянная бусинка
сверкала в центре окружности, а от нее расходились во все стороны линии -
волоски, такие тонкие, будто их выводили иголкой. Сферические полушария
дополняли рисунок, и весь он был размером не более десятицентовой монетки.
- Что это? - удивилась Стаен.
- Я их называю цветами из пыли. Только не прикасайся, иначе все
рассыплется. Мой друг считает, что это кратеры микрометеоритов. Видишь
стеклянное зернышко в центре? Сюда попал метеорит, а рисунок вокруг него
прочерчен ударной волной, от которой поднялась пыль. Мой друг даже книгу
об этом пишет. Интересно, что узоры появляются далеко не на всякой
поверхности, а лишь на тончайшем пылевом покрытии.
- А ты сам что о них думаешь?
- Я же сказал тебе, цветы из пыли. Их тут знаешь сколько, если
приглядеться?
- Давай искать вместе.
Мы двинулись дальше мимо неуклюже громоздившихся полуразрушенных
валунов, мимо небольших кратеров.
- Как странно, - продолжала Стаен, - что на этом отрезке пути так
много легкой пыли, а я всегда думала, что рельеф на Луне однообразный,
здесь ведь нет ни ветра, ни водных потоков, которые могли бы сместить
верхний слой почвы, отшлифовать ее мельчайшие частицы.
- Ты права, что-то тут не по правилам.
Мы молча пошли дальше. Я высматривал подходящую площадку, чтобы
расставить наши тенты. Вскоре мы со Стаен оставили позади, если можно так
выразиться, лес валунов и вышли на открытое место. Вид отсюда открывался
сногсшибательный, прямо-таки созданный самой природой Стоунхендж - терраса
на склоне холма, окруженная рядом грубых колонн. С восточной стороны
кольцо колоннады размыкалось и оттуда виднелась уходившая вдаль плоская
равнина. Почти полная Земля низко нависала над узенькой полоской
горизонта. Казалось, на этой подернутой рябью глади, похожей на океанскую
поверхность, вот-вот вынырнет парус, и прибой заплещется на песчаной
отмели.
Потрясенная Стаен остановилась, как вкопанная, и лишь повторяла:
- Какое чудо! Какое невероятное чудо!
Она обернулась ко мне.
- И ведь до нас здесь еще никто не был, правда?
- Ты же видишь, здесь нет следов. Я приберегал это местечко для
особого случая.
"Бог покарает меня в конце концов", - кольнула мысль.
- А теперь пора вылезать из скафандров, не мешало бы подкрепиться.
Умираю с голоду, - заявил я.
Я развязал сложенные тенты, поставил их рядышком вплотную, дверь к
двери. Впрочем, входное отверстие в таких палатках представляло собой
просто-напросто круглую дыру, окаймленную мягкой прокладкой-присоской, так
что можно было плотно закупорить ее изнутри дверной пластиной, а можно и
составить из двух палаток одну, попросторнее, плотно прижав друг к другу
их входные отверстия. Стоит наполнить палатки воздухом, дверные прокладки
так соединятся - не разомкнешь.
Я подержал "дверь", пока Стаен ползком забралась внутрь и втянула за
собой одеяла и сумку, а потом последовал за ней тем же манером. Согнувшись
в три погибели, я тщательнейшим образом соединил входами обе наши палатки.
- Кажется, все герметично. Сейчас проверим, что у нас получилось. Я
начну выпускать воздух из баллона. Если заметим, что он просачивается
наружу, придется отложить пикник до другого раза.
- Я этого не переживу, - шутливо ужаснулась Стаен и на всякий случай
поддала мне коленкой.
Я покрутил вентиль баллона. Куполообразные верхушки тентов
зашевелились, как живые, и начали надуваться.
- Как будто мы внутри резинового матраса, наполненного водой, -
высказалась Стаен.
Я дополнил:
- Напоминает поцелуй двух медуз.
Мы наблюдали за тем, как надувается соседняя палатка, сквозь
прозрачные пластиковые стенки нашей. Стаен принялась расстилать на полу
одеяла.
- Зачем нужно было тащить оба тента?
- Там у нас будет камера хранения. Увидишь, когда мы сбросим
скафандры, покажется, будто мы вчетвером теснимся в одной палатке.
- Хорошо, что всех четверых не надо кормить завтраком. Ты посмотри,
какие у нас одеяла.
Она взялась за одеяло, и в руке у нее остался оторванный лоскут.
- Похоже, здешняя атмосфера и солнечный свет не очень подходят для
шерсти.
- Они порядком износились и без того.
Она продолжала расспрашивать:
- Ну как, воздух не проходит?
- Пока все идет, как надо.
Палатки, накрепко соединенные присосками, держали жесткую форму.
Температура воздуха выровнялась на двадцати пяти градусах по Цельсию,
давление установилось порядка двухсот тринадцати миллибар.
- А теперь можно снять скафандр?
- Сначала я попробую.
Я осторожно раскрутил колечко застежки на вороте своего скафандра.
Ничего страшного не произошло. Снял шлем и сразу ощутил приятное тепло
воздуха, заполнившего палатку. Каменные глыбы как раз против нашего
временного пристанища излучали жар, от которого раскраснелись щеки.
- Потрясающе!
Я освободился от лямок рюкзака. Еще несколько мгновений - и мы оба
стащили с себя скафандры.
В тонких шерстяных рейтузах, надетых под скафандр. Стаен смотрелась
на все сто. Она сняла перчатки, носки и уселась, болтая ногами. А я собрал
наши скафандры, шлемы, обувь и перенес все это в соседнюю палатку. Теперь
у нас было просторно - из вещей оставался только мой рюкзак. Рюкзак Стаен
я отправил вслед за остальными пожитками.
- Вот и ладушки.
Я с наслаждением принялся распаковывать сумку с продуктами.
- Итак, мы имеем цыпленка, французские булочки, причем теплые, салат
из капусты, помидоры, красный перец. Позвольте предложить вам бокал этого
чудесного, легкого вина, капитан Крамблитт.
Я разлил вино в бокалы, затем положил в тарелки побольше всякой
всячины. Мы разлеглись на одеялах, подсунув под спины мой рюкзак.
- Как здесь чудесно, Панчо, - бормотала Стаен с набитым ртом.
- Ага, да здравствует повар, и хвала всевышнему, что он не обременяет
нас своим присутствием, - пошутил я.
Спустя два часа я откинулся назад с ощущением приятной тяжести в
желудке. Стаен наполняла наши бокалы из второй бутылки. Атмосфера в
палатке приближалась к тропической. Высоко в небе повисла Земля,
переливавшаяся сверкающим кобальтом, ослепительно-белым, и бирюзой. Мы
лежали, касаясь друг друга бедрами. Стаен склонилась ко мне на плечо.
Мне захотелось выпить за родную планету.
- Предлагаю тост за всех тех, чьи взоры устремлены на нас оттуда и за
то, что мы тоже смотрим на них.
Тост вышел несколько сумбурный, но все же неплохой.
- Они не могут увидеть нас, - прошептала Стаен, - делая глоток. - Мы
же находимся в фазе новолуния.
Я перевернулся на бок.
- Ну тогда за то, что я вижу тебя так близко.
Как было не поцеловать ее при этом? Она обняла меня за шею, отвечая
на мой поцелуй.
Сказать по правде, я не принадлежу к той породе мужчин, которые
готовы языками чесать, что у них там и как с девушкой, но тут не могу
умолчать: в неистовой спешке мы с ней сбросили то немногое, что еще
оставалось на нас из одежды. Пустая сумка и все наше белье были отправлены
в соседнюю палатку, где скопились остальные вещи. Скалы, окружавшие нашу
стоянку, посылали теплое инфракрасное излучение, озарявшее наши тела.
Груди Стаен отливали розовым перламутром, и если бы даже вокруг стояла
кромешная тьма, нам все равно было бы светло от их сияния. Она раскинулась
на одеялах и протянула ко мне руки.
Можете смеяться, но в самый неподходящий момент что-то словно
остановило меня. Я в космосе не первый день, и мне не давало покоя это
незаделанное отверстие, зиявшее позади. Явных причин для тревоги вроде бы
не было, но я себя уже знаю: не успокоюсь до тех пор, пока не задраю люк и
не закрою дверь за спиной. Здесь у многих такие странности.
- Подожди меня, - попросил я и, привстав на колени, дотянулся до
скатанного в трубку куска мягкого прозрачного пластика - это и была дверь
от нашей палатки. Я расправил ее и, надавив, что было силы, прижал к
присоске, охватывавшей дверное отверстие, полностью отделив одну палатку
от другой.
- А теперь я могу уделить тебе все внимание, которого ты
заслуживаешь, - сказал я, обнимая ее. Стаен свернулась калачиком в моих
объятиях и поцеловала меня. Счастье переполняло меня.
Стаен покусывала мочки моих ушей, и вот тут-то он и послышался, этот
странный звук. Как будто внезапно выпустили пар из котла. За день мы,
может быть, и не осознавая того, свыклись с полным безмолвием лунного
пейзажа, и леденящий душу звук заставил нас одновременно вздрогнуть. Еще
секунда судорожной возни - наши тела разъединились. Волосы на мне встали
дыбом, я напрягся, как загнанный бродячий кот в минуту опасности, и впился
взглядом в расстилавшуюся перед нами холмистую равнину. Ничего! Стаен не
отрывала глаз от двери.
- О, Господи! - простонал я.
Соседняя палатка, в которой были свалены вещи, отделилась от нашей.
Воздух из нее мгновенно вышел сквозь незаделанное отверстие, она съежилась
и погребла под собой скафандры, шлемы, обувь, белье, рюкзак Стаен и
грязную посуду с остатками еды.
Все перечисленное мною обреталось теперь в чистейшем безвоздушном
пространстве, вакууме, ибо что такое здешняя атмосфера, как не вакуум?
Остались мы в буквальном смысле в чем мать родила. Из одежды, если можно
