Просто так - загружает самолет и над Гиндукушем раскрывает рампу. Это у
него называется - "десант".
А Советам, значит, ничего не остается, как целовать Амина в заднее
место. И ждать. Чего собственно? Пока новоявленный азиатский фюрер пере-
душит полстраны, как он задушил своего дорогого учителя, или отдастся за
доллары американцам и те появятся у наших южных рубежей?
"Н-да, - подумал генерал, - замечательная перспектива". Нуикрутойза-
вязалсяузелок. А развязывать, значит, его ребятам. Только вот развязы-
вать ли, скорее всего - разрубать мечом. Лес рубят - щепки летят. Кабы
только щепки... У машины его встречали заместители начальника группы -
майоры Ивон и Романов. Зайцев в госпитале. Ивон тоже не боец; на десант-
ной подготовке повредил ногу, едва ходит. Значит, Романов. Признаться,
он был рад, что жизнь сделала такой выбор. Михаил Михайлович в группе с
первых дней, сам ее формировал, подбирал людей. Офицеры ему верят. И же-
на поймет, она тоже служит в комитете.
- Ну что, Романов, - вздохнул генерал, словно взваливая на себя воз,
- пришло время тяжких трудов.
Знал ли он, начальник управления, на что посылал людей? Тогда каза-
лось: знал. Теперь, по прошествии лет, ясно, что он только догадывался о
тяжких трудах. Эту догадку и тревогу, связанную с ней, пытался передать
майору. Ему, Михаилу Романову, первому командиру страшной девятилетней
войны, а через него и первым бойцам - первым инвалидам, первым героям.
Именно они откроют скорбный список погибших в Афганистане, и несчастные
жены, падая на крышки гробов, не в силах будут понять, во имя чего отда-
ли жизни их мужья.
Во имя Родины, скажут им. Так почему ж тогда Родина спешно зароет те-
ла погибших, не разрешив даже на гранитной плите выбить слова о месте их
гибели, почему назначит мизерную пенсию и забудет на десятилетие?.. Что
с тобой, Родина, если не дорожишь ты своими сыновьями?..
Их не забудут друзья. Они и утешат, помогут, поддержат. Но все это
будет потом. А пока "Михалыч", как его звали в группе, стоял перед на-
чальством.
- Понимаешь, - выдавил улыбку генерал, - командир сказал, только ты
сможешь выполнить задачу. Собирай людей. Поскольку дело государственной
важности, едут добровольцы, малосемейные, хорошо, если и вовсе нежена-
тые.
Бесчастнов умолк, долго и как-то грустно, по-отцовски глядел на майо-
ра.
- Лучшие из лучших, - продолжал он, - бойцы нужны, Романов. Там не
только вы, но и в вас стрелять будут. Понял меня?
- Так точно, товарищ генерал, - ответил четко, как положено по уста-
ву, майор.
Но ответ этот как-то не понравился Алексею Дмитриевичу. Сухостью, что
ли, своей, бесцветием. Ну да Бог с ним, с ответом, время готовить людей
- экипировку, оружие, боеприпасы. Достаточно одного слова генерала и все
закрутилось бы, завертелось и через часдругой группа "А" была бы готова
к бою. Такого приказа ждал Романов. Но Бесчастнов сказал совсем другое:
- Часа через два-три отпусти ребят к семьям. Легенда такая: уезжают
на учения. Кто в Ярославль, кто в Балашиху. Вопросы есть?
- Оружие, товарищ генерал? - начал Романов. Генерал остановил его
взмахом руки.
- Оружие и боеприпасы по максимуму.
Ивон и Романов собрали группу. Сказали, что велел генерал. Не забыли
добавить главное: стрелять будут и в нас.
Сообщение восприняли спокойно. Будут стрелять - ну что ж, для этого
они в конце концов и готовились столько лет.
Готовились, но разве для этого?
Разъехались по домам. Михаил Михайлович сразу отбросил легенду. Какая
там к черту Балашиха! Разве его жену проведешь? Посидели, поговорили.
Жена успокаивала, как могла, ничего, мол, батя, прорвемся. Не впервые. А
когда под окном просигналила машина, Романов снял с вешалки куртку дзю-
доиста, всю в медалях и значках, на поясе расписался и отдал сыну - на
добрую от отца память.
Обнялись. Тут и Володя Гришин на пороге. Жена увидела его, в лице пе-
ременилась. Они знали друг друга, раньше в одном подразделении работали.
- Что ж ты Вовку втянул? У него двое маленьких. И вправду, похолодел
Романов, двое грудничков. В суматохе, в беготне забыли. А сам Гришин
промолчал. Спустились вниз, сели в машину.
- Володя, ты ж у нас, считай, многодетный. А Бесчастнов что сказал?
Гришин молча "врубил" скорость. По дороге Романов убеждал его остать-
ся, а сам думал: как же без него, без Вовки? Машину водит виртуозно,
стреляет великолепно, мастер спорта. И мужик надежнейший.
Так ни о чем и не договорились, приехали в подразделение. У дверей
кабинета Романов увидел Глеба Толстикова, старого товарища, командира
одного из отделений группы.
- Хорошо, что ты приехал, - обрадовался Михаил Михайлович,
- Зайди, посмотри своих ребят.
Глеб посмотрел список. С кандидатурами в основном согласился, но
подсказал Романову, что у одного из бойцов болит нога.
- Добро, - сказал Романов, - вычеркни его. И вдруг Глеб понял, что
его самого нет в боевом расчете. Пробежался еще раз по списку: фамилия
Толстикова отсутствовала.
- Миша, я что-то не понял, мое отделение едет, а я нет?
- А что делать, - сказал Романов, - надо же кому-то и на хозяйстве
оставаться. В следующий раз поедешь...
Кровь ударила в виски. Давно не было такого с Толстиковым. Бокс приу-
чил держать себя в узде. Но тут узда не выдержала.
- Миша, если я не буду включен в расчет вместе с ребятами, завтра те-
бя не знаю.
И, резко развернувшись, вышел из кабинета.
- Подожди, Глеб, - крикнул вслед Романов, но Толстиков уже ушел.
Правда, через несколько минут его вернули.
- Ты не кипятись, - объяснил Михаил. - Состав группы утвержден. Мне
что теперь - на Бесчастнова выходить?
- Выходи, - ответил Глеб.
Пришлось звонить начальнику управления, объясняться. Бесчастнов, выс-
лушав майора, с укоризной произнес:
- Романов, ну стар твой Толстиков, мы же говорили...
- Товарищ генерал, да он молодым фору даст. По последним прикидкам, в
стрельбе и на полосе, второе место занял. Мастер спорта, чемпион Союза
по боксу.
Бесчастнов сдался. Толстикова включили в состав группы. Добился свое-
го и Гришин. Его так и не уговорили остаться. Итак, впереди ждал неведо-
мый Афганистан.
Капитан Геннадий Зудин любил домашние котлеты. С пылу, с жару, прямо
с плиты. Умела его Нина стряпать, котлеты получались ароматными, поджа-
ристыми, сладостно похрустывали на зубах.
Геннадий ел котлеты, глядел в румяное, раскрасневшееся от кухонного
жара лицо жены. Повезло ему с Ниной. Встретил нежданнонегаданно. Женился
без оглядки, и не прогадал. Душевная, кроткая, добрая. С расспросами не
лезет. Сказал: в командировку - и все ясно. Куда, зачем - в их семье
спрашивать не принято. Да и он самто много ли знает? Вроде бы в Афганис-
тан, на охрану посольства. Не он первый, не он последний. Месяца два на-
зад Коля Берлев оттуда вернулся, а сейчас Шергин там, Картофельников,
другие ребята.
Правда, раньше их без особых напутствий провожали, а сегодня сам Бес-
частнов приехал. Хотя Алексей Дмитриевич и прежде их не забывал, но вот
фраза его о том, что "будут и в вас стрелять" как-то больно царапнула
сознание. Зудин вспомнил лицо генерала. Вроде не уловил в нем ничего
тревожного. Тогда к чему эта фраза? Для острастки? Бесчастнов стращать
не любит. Для порядка, чтоб служба медом не казалась? Так он ведь не ге-
нерал Пирожков. Тот закрутит напряженку - ни кашлянуть, ни ахнуть. А
впрочем, так ли уж редко говорят им подобные слова. Группа антитеррора -
не балетная труппа. И все-таки, тревожно на душе.
Геннадий отодвинул тарелку, поблагодарил жену, взвесил на руке приго-
товленный женой увесистый сверток.
- Нина, мне толстеть нельзя. Со службы погонят.
- Ничего, - усмехнулась жена, - хорошего человека должно быть много.
Он заглянул в сверток. Просил лимоны не класть, положила. Он вытащил
лимоны.
- Это девчонкам. Чайку попьете.
Жена хотела возразить, но он приложил к губам палец. - Молчи, жена,
молчи. Там, где я буду, этого добра навалом. Понятно?
Нина лишь пожала плечами, но спорить не стала. Навалом так навалом.
Пришло время прощаться. Прибежала младшая дочь, папина любимица, рас-
целовала. Старшая, уже совсем невеста, десятый класс кончает, подставила
щеку: "Не грусти, па..." Жена проводила до угла дома.
Милые, родные люди, никто из них не знал, что видятся они в последний
раз, в последний раз.
Нина вернулась, проводив мужа, занялась с младшей дочерью. Первок-
лассница - мало ли забот. Написала буквы, почитала, и только поздно ве-
чером Нина заглянула на кухню. Заглянула и ахнула: сверток с продуктами
Геннадий забрал, а рядом, тоже сверток, со сменным бельем - забыл. Бро-
силась к телефону, позвонила в отдел, оказалось, они еще на месте, не
уехали. Накинула пальто и выскочила на улицу.
...Промерзший троллейбус скрипел заиндевелыми дверьми, полз по тоск-
ливо длинному проспекту. Она боялась не успеть, но когда от метро позво-
нила, трубку поднял Геннадий. Объяснила. "Хорошо, жди там, я подойду", -
сказал он.
Геннадий не разрешал бывать у него на работе. Да, признаться, она и
не знала, где квартирует их группа. Они встречались у посольства, неда-
леко от Октябрьской площади.
И теперь в свете фонаря она издалека узнала его фигуру, бросилась к
нему, протянула сверток.
- Нина, - с укоризной сказал он, - ну зачем? Глянь, уже транспорт не
ходит, как я тебя домой отправлю?
- Нашел, о чем волноваться, доберусь.
Он не стал ни спорить, ни возражать. Обнял еще раз и ушел. Видимо,
времени было в обрез. Так и осталась в ее памяти эта, уже окончательно
последняя встреча, осталась навсегда. Еще подумала: расставание какое-то
суетливое, на бегу, и он со свертком под мышкой, исчезающий в ночи, и
она, одна в ледяном городе.
Нина вышла на проспект. Он был пуст и тих. Желтые равнодушные глаза
светофоров отбрасывали леденящие блики на грязные сугробы по обочинам.
Морозно скрипел снег под ногами.
Прогромыхал одинокий грузовик. Затормозил. Шофер выбросил дверку.
- Эй, красавица! Садись, а то заледенеешь! Когда она влезла в кабину,
водитель весело усмехнулся:
- Небось, с гулянки...
Нина смутилась: надо же, можно ли про нее такое подумать...
- Мужа в командировку провожала... - сказала она.
- Хе, командировка, невидаль. Нашла из-за чего печалиться. "Может, и
так",- подумала Нина и вспомнила вдруг, что выскочила из дома и забыла
деньги. Пошарила по карманам, вытащила мелочь.
- Вы знаете, у меня и денег-то нет, чтобы заплатить. Вот, копеек
пятьдесят. Извините.
- Ладно, - согласился водитель, - на пиво хватит. Он затормозил. Нина
протянула в сжатой ладошке мелочь и положила на приборный щиток. Монетки
звенькнули и исчезли в какойто щели. Шофер приподнялся из-за руля, наде-
ясь увидеть свои законные пивные пятьдесят копеек. Но денег не было.
- Пропало мое пиво. Что ж ты такая несчастливая? Да разве она нес-
частливая? У нее две дочки, любящий муж. Что еще надо для счастья?
Дверца кабины захлопнулась. Судьба словами ночного шофера нарекла ей
другую дорогу. Горькую, вдовью...
Отлет задерживался. Дул сильный боковой ветер и метеослужба не давала
"добро".
Загрузили боеприпасы, получили сухой паек. Личные чемоданы, гордость
конструкторской мысли группы, в которых было все - от зубной щетки до
автомата - забросили в салон.
Сфотографировались на память под крылом самолета. А когда поступила
команда занять места и ребята уже поднимались в самолет, их доморощенный
фотограф Сережка Кувылин снова окликнул их. Они обернулись, останови-
лись. Еще раз запечатлело их бесстрастное око фотокамеры, теперь уже на
аэрофлотском трапе. Именно этот снимок особо любим ветеранами группы
"А". Его можно увидеть на самых почетных местах в квартирах ребят. Прав-
да, появился он у них недавно. Грустная судьба у этого снимка. Почти
