отбросить проволочную дверь балкона, чтобы увидеть большой белый
гидроплан, с большой скоростью скользивший посередине лагуны. Две его
плоскости, рассекая воду, оставляли длинные полосы пены. Когда тяжелая
волна ударила в стену отеля, сбрасывая колонии водяных пауков и обеспокоив
летучих мышей, гнездящихся в гниющих обломках, Керанс успел заметить в
кабине гидроплана высокого широкоплечего человека, одетого в белый шлем и
короткую куртку. Человек наклонился над приборным щитом.
Он вел гидроплан с небрежным щегольством, включив две мощные турбины
в тот момент, когда самолет, казалось, ударит в берег. Самолет отвернул в
брызгах, пене и радуге. Человек продолжал вести его с небрежным видом,
ноги его были гибкими и расслабленными, он напоминал возницу, управляющего
движением горячей тройки.
Прячась за зарослями тростника, которые покрывали весь балкон -
многочисленные попытки уничтожить эти заросли ни к чему не привели, -
Керанс, незамеченный, наблюдал за пришельцем. Когда самолет делал
очередной поворот, Керанс заметил щегольской профиль, яркие глаза и зубы
этого человека и выражение веселого победителя на его лице.
Серебряные круги патронташа блестели на его поясе, и когда он достиг
дальнего конца лагуны, послышалась серия взрывов. Сигнальные ракеты, как
маленькие парашюты, выстроились в ряд в воздухе.
Взревев турбинами, гидроплан вновь свернул и скрылся в проходе,
ведущем в следующую лагуну, срезая по пути зеленую листву. Керанс
ухватился за балконные перила и смотрел, как постепенно успокаивается
взволнованная вода. Деревья на берегу все еще продолжали гнуться и
трепетать под ударами воздушной струи. Тонкая полоса красной дымки
тянулась на север, постепенно исчезая по мере того, как затихал шум
моторов гидроплана. Внезапное вторжение шума и движения, появление
незнакомца в белом костюме привели Керанса в замешательство, грубо выведя
его из обычного состояния усталости и апатии.
В течение шести недель, что прошли после ухода Риггса, он жил один в
своих комнатах под крышей отеля, все более и более погружаясь в безмолвную
жизнь джунглей. Продолжающееся повышение температуры - термометр на
балконе в полдень показывал сто тридцать градусов - и уменьшение влажности
делали невозможным покинуть отель после десяти утра: лагуны и джунгли были
полны огня до четырех часов вечера, а к этому времени он обычно так
уставал, что с трудом добирался до постели.
Весь день он сидел за закрытыми окнами отеля, слушая из своей
полутьмы, как потрескивает расширяющаяся от жары проволочная сетка.
Большинство окружающих зданий лагуны уже исчезли за разрастающейся
растительностью; огромные клубки мха, заросли тростника закрыли белые
прямоугольники фасадов, затенив гнезда игуан в окнах.
За лагунами бесконечные груды ила начали превращаться в огромную
сверкающую отмель, тут и там возвышающуюся над береговой линией, как
огромная груда породы у заброшенной шахты. Свет бил по мозгу Керанса,
увлекая его в глубины подсознания, где реальность времени и пространства
переставала существовать. Руководимый своими снами, он спускался в глубины
прошлого; каждый раз лагуна представала во сне в ином обрамлении, и каждый
ландшафт, как говорил доктор Бодкин, представлял другую геологическую
эпоху. Иногда круг воды был ярким и дрожащим, иногда стоячим и темным,
берег иногда становился глинистым и блестел, как спина гигантского ящера.
Но потом мягкие берега вновь начинали маняще блестеть, небо становилось
мягким и прозрачным, пустота длинных песчаных мелей абсолютной и полной,
наполняя его утонченной и мягкой болью.
Он стремился к этим спускам в безбрежное прошлое, так как мир вокруг
него все более становился чуждым и невыносимым.
Иногда он делал небрежные записи в своем ботаническом дневнике о
новых растительных формах; на протяжении первых недель несколько раз
навещал доктора Бодкина и Беатрис Дал. Но оба они были совершенно
поглощены собственными погружениями в прошлое. Бодкин был погружен в
постоянную мечтательность и задумчивость, блуждая без цели по узким
протокам в поисках мира своего детства, Керанс видел, как он сидит на
корме своей лодки и рассеянно смотрит на окружающие здания. Он смотрел
сквозь Керанса и никак не откликался на его зов.
Что же касается Беатрис, то, несмотря на внешнюю отчужденность, между
ними оставался не выраженный словами, подразумеваемый союз, основанный на
предчувствиях об уготованной им символической роли в будущем.
Множество сигнальных разрывов появилось над лагуной, где находилась
испытательная станция и дом Беатрис, и Керанс прикрыл глаза, защищаясь от
яркого света усеявшего небо световых пятен. Через несколько секунд за
илистыми отмелями к югу показались ответные сигнальные разрывы, и
послышались глухие раскаты, вскоре смолкнувшие.
Итак, незнакомец, прилетевший на гидроплане, был не один. При мысли о
неизбежном вторжении Керанс взял себя в руки. Расстояние между сериями
ответных разрывов было слишком велико и свидетельствовало о наличии
нескольких групп, а также о том, что гидроплан был всего лишь разведчиком.
Плотно прикрыв за собой проволочную дверь, Керанс прошел в комнату,
сняв со спинки стула куртку. Вопреки своим привычкам, он прошел в ванную и
остановился перед зеркалом, критически осматривая недельную щетину. Волосы
его были белыми и отливали перламутром, и это вместе с бронзовым загаром и
погруженными в себя глазами придавало ему внешность бродяги, живущего на
тихоокеанских островах ловлей жемчуга и случайным заработком. Из разбитого
дистиллятора, установленного на крыше, натекло полное ведро мутной воды,
он зачерпнул немного этой воды и сполоснул лицо, что также нарушало его
установившиеся привычки.
При помощи багра разогнав несколько игуан, устроившихся на причале,
он спустил в воду катамаран и медленно поплыл. Под катамараном проплывали
груды зарослей, по поверхности воды скользили жуки и водяные пауки. Было
несколько минут восьмого, температура около восьмидесяти градусов,
сравнительно прохладно и приятно, воздух чист от облаков москитов, которых
позже выгонит из гнезд жара.
Когда он плыл по протоку длиной в сто ярдов, ведущему в южную лагуну,
над его головой возникло еще множество сигнальных разрывов: слышалось
гудение гидроплана, носившегося туда и сюда по лагунам, иногда на
мгновение мелькала фигура человека в белом, склонившегося над контрольной
доской. Керанс ввел катамаран в лагуну и поплыл спокойно среди свисающих
листьев папоротника, следя за водяными змеями, сброшенными со своих мест
набегающей волной.
В двадцати пяти ярдах от берега он поставил катамаран на якорь среди
свешивавшихся с крыши полузатонувшего здания хвощей, взобрался по
бетонному склону к пожарной лестнице и по ней поднялся на плоскую крышу,
возвышавшуюся над волной на пять этажей. Там он лег за низким фронтоном и
посмотрел в сторону стоявшего недалеко дома Беатрис.
Гидроплан шумно кружил у маленького залива на противоположной стороне
лагуны, летчик направлял его туда и сюда, как всадник горячую лошадь.
Взлетело еще несколько сигнальных ракет, некоторые - в четверти мили от
Керанса. Следя за самолетом, Керанс услышал низкий, но мощный рев - крик
животного, но не игуаны Рев приближался, смешиваясь с шумом моторов,
сопровождаемый треском ломаемых растений. Вдоль всего пути самолета в воду
падали папоротники и хвощи, их ветви свешивались вниз, как спущенные
знамена. Казалось, все джунгли разрываются надвое. Полчища летучих мышей
взмывали в воздух и в панике носились над лагуной. Их зловещие крики
заглушались ревущими турбинами гидроплана и разрывами сигнальных ракет.
Внезапно вода в горле узкого залива поднялась на несколько футов в
воздух; казалось, что-то прорвало затор из бревен и, разрывая береговую
растительность, хлынуло в лагуну. Из залива рванулась миниатюрная Ниагара
пенящейся воды, на гребне ее появилось несколько моторных лодок, подобных
катеру Риггса. На их черных корпусах были нарисованы огромные глаза и зубы
дракона. На каждой лодке находилось с дюжину смуглых людей в белых шортах
и фуфайках. Лодки понеслись к центру лагуны, с их палубы в общей сумятице
поднимались к небу последние сигнальные ракеты.
Полуоглушенный шумом, Керанс смотрел вниз на множество длинных
коричневых тел, плывущих в кипящей воде. Массивные хвосты животных
взбивали пену. Таких огромных аллигаторов он никогда не видел, некоторые
из них достигали двадцати пяти футов в длину. Прокладывая себе путь в
чистую воду, они яростно теснили друг друга, собираясь полчищами вокруг
теперь неподвижного гидроплана. Человек в белом костюме стоял у открытого
люка, сложив руки на поясе и возбужденно глядя на стаю рептилий. Он лениво
махнул экипажам трех катеров, затем жестом указал на лагуну, как бы
приказывая встать тут на якорь.
Когда по приказу лейтенанта-негра моторы катеров вновь были
выключены, и катера поплыли к берегу, человек в самолете осмотрел
критическим взглядом окружающие здания, на его строгом лице появилась
самодовольная улыбка. Аллигаторы, как стая собак, собрались вокруг своего
хозяина, в воздухе с криками реяла стая птиц - ржанок и кроншнепов, -
сопровождающих крокодилов. Все больше и больше аллигаторов присоединялось
к стае, плывя плечо к плечу в белой пенистой спирали, пока их не собралось
не менее двух тысяч - огромная стая, настоящее воплощенное зло.
С криком, от которого из воды высунулось две тысячи крокодильих морд,
пилот вновь склонился к приборам. Пропеллеры ожили и подняли гидроплан над
водой. Рассекая огромными плоскостями оказавшихся на пути крокодилов,
самолет направился в соседнюю лагуну, огромная масса аллигаторов
вздымалась ему вслед. Несколько крокодилов отделились от стаи и парами
плавали вдоль берегов, шаря в окнах затопленных зданий и прогоняя занявших
свои посты игуан. Другие крокодилы вкарабкивались на едва выступающие из
воды крыши. В центре лагуны вода продолжала кипеть, изредка там мелькало
белое брюхо крокодила, убитого гидропланом.
Когда армада рептилий углубилась в узкий пролив, Керанс спустился по
пожарной лестнице и направился по бетонному пандусу к своему катамарану.
Прежде чем он достиг его, тяжелая волна, поднятая гидропланом, подхватила
катамаран, сорвала его с якоря и бросила вперед, в массу теснящихся
аллигаторов. Через несколько секунд он был сжат боками аллигаторов,
старающихся пробраться в узкий залив, и разорван на куски их мощными
челюстями.
Огромный кайман, прятавшийся в зарослях хвощей, заметил погруженного
по пояс в воду Керанса, и не спуская с него немигающих глаз, направился к
нему. Его чешуйчатая спина и гребень на хвосте извивались в воде. Керанс
быстро отступил по пандусу, окунаясь по плечи, достиг пожарной лестницы
прежде чем кайман достиг мелкого места и побежал на своих коротких лапах.
Отдуваясь, Керанс облокотился на перила, глядя вниз в холодные глаза,
которые бесстрастно смотрели на него.
- Ты хорошая сторожевая собака, - сказал он, вытащил шатающийся
кирпич и обеими руками швырнул его в морду крокодила. Он улыбнулся, когда
крокодил взвыл и отступил, раздраженно кусая хвощи и обломки катамарана.
Через полчаса, выиграв несколько дуэлей с отступавшими игуанами,
Керанс преодолел двести ярдов по берегу и достиг дома Беатрис. Когда он
вышел из лифта, Беатрис встретила его в широко раскрытыми в тревоге
глазами.
- Роберт, что случилось? - она положила руки ему на плечи и прижалась
