порядок в предложениях.
Наконец откинулся на спинку стула и прочитал все, что у
него получилось.
...опасность. Но не совсем, (неразборчиво)
умрет. Мало времени. Теперь (неразборчиво). Пусть она
умрет. Нет, нет так хорошо! Так хорошо в этом теле! Я чувствую!
Здесь (неразборчиво). Лучше (неразборчиво), чем
пустота. Я боюсь священника. Дай нам время. Бойся священника!
Он (неразборчиво). Нет, не этот, а тот, который
(неразборчиво). Он болен. Ах, эта кровь, почувствуй кровь,
как она (поет?).
На этом месте Каррас спросил: "Кто ты?" и ответом было:
"Я никто, я никто".
Тогда Каррас спросил: "Это твое имя?" -- "У меня нет
имени. Я никто. Нас много. Дай нам жить. Дай нам согреться в
теле. Не (неразборчиво) из тела в пустоту, в
(неразборчиво). Оставь нас, оставь нас. Дай нам жить.
Каррас. (Мэррин? Мэррин?)...
Он вновь и вновь перечитывал написанное. Его пугали эти
слова, казалось, что здесь говорят несколько людей сразу. В
конце концов от многократного перечитывания текст превратился в
бессмысленный набор слов. Каррас отложил листок и закрыл лицо
руками. Это не неизвестный язык. Писать слова наоборот не
считалось сумасшествием, и такое явление часто встречалось, но
говорить!
Переделывать произношение так, чтобы при проигрывании
назад слова звучали фонетически верно. Это было не под силу
даже чрезмерно возбужденному интеллекту. Может, это и есть
ускоренное развитие подсознания, на которое ссылается Юнг? Нет.
Здесь что-то другое...
Каррас подошел к полкам, отыскивая книгу Юнга "Психология
и патология так называемых оккультных явлений", и нашел нужную
страницу: "Отчет об эксперименте относительно автоматического
написания слов". Субъект подсознательно отвечал на все вопросы
анаграммами.
Анаграммы!
Он положил открытую книгу на стол, склонился над ней и
прочитал часть отчета:
"3-й день.
-- Что такое человек?-- ...
-- Это анаграмма? -- Да.
-- Сколько в ней слов? -- Пять.
-- Какое первое слово? -- Смотри.
-- Какое второе слово? -- И-и-и-и.
-- Смотри? Я должен разгадать его сам? -- Попробуй.
Решение анаграммы субъектом было найдено:
(Жизнь в меньшей степени может.) Он сам был удивлен. Это
доказывало, что в его мозгу существует интеллект совершенно от
него независимый. Поэтому он продолжая задавать вопросы:
-- Кто ты? -- Клелия.
-- Ты женщина? -- Да.
-- Ты жила на земле? -- Нет.
-- Ты будешь жить? -- Да.
-- Когда? -- Через шесть лет.
-- Почему ты разговариваешь со мной? -- ...
Субъект расшифровал и эту анаграмму: ( Я Клелию чувствую.)
4-й день.
-- Это я отвечаю на вопросы? -- Да.
-- Клелия здесь? -- Нет.
-- Тогда кто здесь? -- Никого.
-- Клелия существует? -- Нет.
-- Тогда с кем я разговаривал вчера? -- Ни с кем".
Каррас перестал читать. Покачал головой. Ничего
сверхнормального здесь не было: просто неограниченные
возможности интеллекта.
Он достал сигарету, потом снова сел и закурил: "Я
никто. Нас много". Жутко. Откуда она могла это взять?
"Ни с кем".
Может быть, и Клелия появилась так же? Неожиданно
возникающие личности?
"Мэррин ... Мэррин..." "Ах, эта кровь..." "Он
болен"...
Утомленный взгляд Дэмьена упал на книгу "Сатана". Он
вспомнил первые строки: "Не дай дьяволу увести меня...".
Каррас выпустил дым, закрыл глаза и закашлялся. Горло
саднило. Глаза слезились от дыма. Он встал, повесил на дверь
табличку "Прошу не беспокоить", выключил свет, задернул
занавески, сбросил ботинки и рухнул на кровать. В голове
мелькали обрывки мыслей. Регана, Дэннингс, Киндерман. Что
делать? Он должен помочь, но как? Поговорить с епископом, имея
лишь то немногое, что у него есть? Нет, рано. Пока еще он не
может отстаивать свою правоту до конца.
Каррас подумал о том, что неплохо было бы раздеться и
забраться под одеяло. Но он слишком устал. Тяжесть событий
давила на него, а он хотел быть свободным.
"...Дай нам жить!"
"Дай мне жить!" -- ответил он на это. Тяжелый глубокий сон
постепенно окутал его.
Дэмьен проснулся от телефонного звонка. Слабой рукой он
потянулся к выключателю. Интересно, сколько сейчас времени? Он
снял трубку. Звонила Шарон и просила его прийти прямо сейчас.
Каррас снова почувствовал себя затравленным и измученным.
Он прошел в ванную, умылся холодной водой, натянул свитер
и вышел из дома.
Было еще темно. Несколько кошек в испуге шарахнулись в
разные стороны.
Шарон встретила его внизу. Она была в кофте и куталась в
одеяло. Вид у нее был перепуганный.
-- Извините, святой отец,-- прошептала Шарон,-- но я
подумала, что вы должны это видеть.
-- Что?
-- Сейчас увидите. Только тише. Я не хочу будить Крис. --
Она кивком пригласила Карраса следовать за ней.
Войдя в спальню Реганы, священник ощутил ледяной холод. Он
нахмурился и недоуменно посмотрел на Шарон.
-- Отопление включено на полную мощность,-- прошептала она
и взглянула на Регану, на страшные белки ее глаз, сверкающие
при свете ночника. Казалось, Регана находится в бессознательном
состоянии. Дыхание тяжелое, полная неподвижность. Трубка -- на
месте, сустаген медленно вливается через нос в горло ребенка.
Шарон осторожно подошла к кровати, наклонилась и медленно
расстегнула Регане воротник пижамы. Каррас с болью наблюдал за
тем, как обнажается исхудалое тело девочки. По выступившим
ребрам, казалось, можно было сосчитать остаток ее дней на этой
земле.
Он почувствовал, что Шарон смотрит на него.
-- Я не знаю, святой отец, может быть, это уже
прекратилось,-- прошептала она. -- Но вы посмотрите на грудь.
Брови Карраса поползли вверх. Он заметил, что кожа Реганы
начала краснеть, но не на всей груди, а только местами.
-- Вот, начинается,-- шепнула Шарон.
По телу Карраса поползли мурашки, но не от холода, а от
того, что он увидел на груди Реганы. Ярко-красными рельефными
буквами на коже четко проступили два слова:
ПОМОГИТЕ МНЕ
-- Это ее почерк,-- прошептала Шарон.
В 9 часов утра священник Дэмьен Каррас явился к президенту
Джоджтаунского университета и попросил предварительного
разрешения на проведение ритуала изгнания дьявола. Получив его,
он отправился к епископу епархии. Тот серьезно выслушал рассказ
Карраса.
-- Вы уверены, что это настоящая одержимость? -- спросил
епископ.
-- Я могу утверждать, что все признаки, описанные в
"Ритуале", сходятся,-- уклончиво ответил Каррас. Он все еще не
осмеливался поверить в случившееся. Не разум, а сердце
заставило его прийти сюда. Жалость и надежда, что внушение
поможет излечить девочку.
-- Вы хотели бы провести изгнание сами? -- спросил
епископ.
Дэмьен почувствовал в себе прилив сил. Ему захотелось
сбросить с себя тяжкий груз и избавиться от надоедливого
призрака собственного неверия.
-- Да, конечно,-- ответил он.
-- Как ваше здоровье?
-- В порядке.
-- Вам когда-нибудь приходилось делать что-нибудь
подобное?
-- Никогда.
-- Хорошо, мы примем решение. Конечно, в таких делах лучше
всего иметь человека с опытом. Их, конечно, немного, но,
возможно, кто-нибудь вернулся из заграничной миссии. Дайте мне
время подумать. Когда что-нибудь прояснится, я сразу же
поставлю вас в известность.
После того как Каррас ушел, епископ связался с президентом
Джорджтаунского университета, и они поговорили о Дэмьене, уже
второй раз за этот день.
-- Да, он знает всю историю болезни,-- заметил в разговоре
президент. -- Я думаю, не будет вреда, если взять его в
качестве помощника. В любом случае необходимо присутствие
психиатра.
-- А кого пригласить для изгнания? У вас есть какие-нибудь
предложения? Я ума не приложу.
-- Здесь сейчас Ланкэстер Мэррин.
-- Мэррин? Мне казалось, что он сейчас в Ираке. По-моему,
я читал, что он работает на раскопках где-то в Ниневии.
-- Да, рядом с Мосулом. Все правильно, только он уже
закончил работу и три или четыре месяца назад вернулся. Он в
Вудстоке.
-- Преподает?
-- Нет, работает над очередной книгой.
-- Бог да поможет нам! Вам, однако, не кажется, что он
слишком стар? Как его здоровье?
-- Наверное, неплохо, иначе он не стал бы заниматься
раскопками, не так ли?
-- Думаю, вы правы.
-- Кроме того, у него есть опыт, Майкл.
-- Я этого не знал.
-- По крайней мере так говорят.
-- Когда это было?
-- Мне кажется, 10 или 12 лет назад, по-моему, в Африке.
Изгнание длилось несколько месяцев, он сам чуть не погиб.
-- В таком случае я сомневаюсь, чтобы он захотел это
повторить.
-- Мы делаем то, что нам говорят, Майкл. Среди нас,
священнослужителей, мятежников нет.
-- Спасибо за напоминание.
-- Ну и что же вы думаете?
-- Я полагаюсь на вас и на архиепископа.
Этим же вечером молодой человек, готовящийся стать
священником, бродил по Вудстокской семинарии штата Мэриленд. Он
искал худого седовласого иезуита и нашел его, когда тот в
раздумье прогуливался по аллеям семинарии. Юноша вручил ему
телеграмму. Пожилой человек поблагодарил его, тепло посмотрел
на юношу, затем повернулся и продолжал свои размышления. Он шел
и любовался природой; иногда останавливался, прислушиваясь к
пению малиновки и наблюдая за поздними бабочками. Он не вскрыл
телеграмму и не прочитал ее, так как уже знал, что в ней
написано. Он прочитал ее в пыльных храмах Ниневии.
Он был готов, поэтому и продолжал свою прощальную
прогулку.
* ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ *
"Да приидет вопль мой пред лице твое.."
"Тот, кто остается верным любви, остается верным Богу,
а Бог -- ему..."
СВЯТОЙ ПАВЕЛ.
Глава первая
Киндерман сидел за столом в полумраке своего тихого
кабинета. Свет от настольной лампы падал на ворох документов.
Рапорты полицейских и отчеты из лабораторий, вещественные
доказательства и служебные записки. В задумчивости он медленно
разложил их в виде лепестков цветка, чтобы сгладить то мерзкое
заключение, к которому они его привели и которые он никак не
мог принять.
Энгстром был невиновен. Во время гибели Дэннингса он был у
своей дочери -- снабжал ее деньгами для покупки наркотиков. Он
солгал в первый раз, чтобы не выдать ее и чтобы мать, считавшая
дочь умершей, ничего не узнала. Когда Киндерман рассказал
Эльвире, что ее отец подозревается в соучастии убийства
Дэннингса, она согласилась все рассказать. Нашлись и свидетели,
которые подтвердили рассказ. Энгстром был невиновен. Невиновен
и молчалив. От него нельзя было узнать, что происходит в доме у
Крис.
Киндерман нахмурился, рассматривая свой "цветок": что-то
ему не понравилось.
Он передвинул один "лепесток" немного ниже и правее и еще
раз проанализировал все факты.
Киндерман уставился в самую середину своей бумажной розы,
где лежала старая выцветшая обложка популярного журнала. С
фотографии на него смотрели Крис и Регана. Он пригляделся к
девочке: симпатичное, веснушчатое лицо, волосы завязаны в
"хвостики", не хватает переднего зуба. Киндерман посмотрел в
окно. На улице было темно. Моросил надоедливый дождик.
Он пошел в гараж, сел в черный автомобиль и поехал по
блестящим, мокрым от дождя улицам в сторону Джорджтауна.
Припарковавшись на восточной стороне Проспект-стрит, он
просидел в машине около четверти часа, глядя на окно комнаты
