Уильям Питер Блэтти.
Изгоняющий дьявола
Когда же вышел он (Иисус) на берег, встретил Его один
человек... одержимый бесами с давнего времени... Он (нечистый
дух) долгое время мучил его, так что его связывали цепями и
узами, но он разрывал узы... Иисус спросил его: как тебе имя?
Он сказал: "легион".
Евангелие от Луки
Джеймс Торелло: Джексона повесили на мясной крюк. Под
такой тяжестью тот даже разогнулся немного. И на этом крюке он
провисел трое суток, пока не издох.
Фрэнк Буччери (посмеиваясь): Джекки, ты бы видел этого
парня. Этакая туша, а когда Джимми подсоединил к нему
электрическим провод...
Торелло (возбужденно): Он так дергался на этом крюке,
Джекки! Мы побрызгали его водичкой, чтобы он лучше почувствовал
электрические разряды, и он так заорал...
(запись ФБР)
* ПРОЛОГ. Северный Ирак *
Палящее солнце крупными каплями выжимало пот из упрямого
старика, которого мучило дурное предчувствие. Оно было похоже
на холодные мокрые листья, прилипающие к спине.
Раскопки закончены. Курган полностью и тщательно
исследован, все находки изучены, внесены в список и отправлены
по назначению. Бусы и кулоны, резные драгоценные камни,
фигурки, изображающие фаллос, каменные ступки с едва заметными
остатками охры, глиняные горшки. Ничего выдающегося.
Ассирийская шкатулка слоновой кости. И человек. Точнее, кости
человека. Бренные останки великого мученика, которые когда-то
заставляли старика задумываться о сущности материи, Бога и
дьявола. Теперь он узнал все. Он почувствовал запах тамариска и
перевел взгляд на холмы, поросшие тростником, и на каменистую
дорогу, которая, извиваясь, вела в места, повергающие всех
смертных в благоговейный страх. Поехав на север, можно было
попасть в Мосул, на восток -- в Эрбил. На юге лежали Багдад,
Керкук и великий Небухаднезар.
Старик сидел за столом в придорожной чайхане и, медленно
потягивая чай, смотрел на свои истоптанные ботинки и брюки
цвета хаки. Мысли одна за другой приходили ему в голову, но он
не мог соединить их в единое целое.
Рядом кто-то засопел. Хозяин чайханы, морщинистый,
сухощавый старик, подошел к нему, шаркая пыльными ботинками со
смятыми задниками.
-- Kaman chay, chawaga? / Еще чаю, парень? (арабск.)/
Человек в хаки отрицательно покачал головой, продолжая
смотреть вниз, на грязные ботинки, пропыленные суетой жизни.
Частички Вселенной, медленно размышлял он,-- материя, и тем не
менее в основе этого -- дух. Для него дух и ботинки были только
двумя сторонами вечной и бесконечной материи.
Курд все еще ждал. Человек в хаки посмотрел на его лицо.
Глаза у чайханщика были тусклые, словно на них натянули мутную
пленку. Глаукома.
Старик вынул бумажник и стал медленно перебирать
содержимое. Вот несколько динаров, потрепанные водительские
права, выданные в Ираке, поблекший календарь из пластика
двенадцатилетней давности. На обратной стороне виднелась
надпись: "Все, что мы отдаем неимущим, возвратится к нам после
нашей смерти". Такие календари изготовлялись иезуитской
миссией. Он заплатил за чай, оставив 50 филсов на расколотом
столе, направился к своему джипу, сунул ключ в замок зажигания.
Нежное позвякивание ключей в этой тишине показалось ему
оглушительным
На мгновение старик замер, прислушиваясь к окружающей
тишине. Впереди, на вершине далекого холма возвышались крыши
домов. Весь Эрбил, казалось, висел в воздухе, сливаясь с
черными тучами. Он почувствовал, как по спине пробежал холодок.
Что ждало его?
-- Allah ma'ak, chawaga. /Аллах с вами, парень (арабск.)/
Какие гнилые зубы. Курд, улыбаясь, махал ему на прощание
рукой. Человек в хаки собрал все то доброе, что у него было
внутри, и улыбнулся. Но, как только он отвернулся, улыбка
исчезла. Он включил мотор, резко повернул руль и направился в
Мосул. Курд, в то время как джип набирал скорость, наблюдал за
ним с непонятным чувством потери. Что уходило от него? Что он
чувствовал, пока этот незнакомец был рядом? Курду показалось,
что рядом с посетителем он был в полной безопасности. Теперь
это чувство таяло вместе с исчезающим из вида джипом. Ему стало
неуютно и одиноко.
Доскональная перепись находок была закончена в шесть часов
десять минут. Хранителем древних экспонатов в Мосуле был
пожилой араб с отвислыми щеками. Записывая в большую книгу
последнюю находку, он вдруг остановился на секунду и, обмакнув
перо в чернильницу, посмотрел на своего визави. Человек в хаки
о чем-то сосредоточенно думал. Он стоял у окна, засунув руки в
карманы, и смотрел вниз, будто прислушиваясь к шепоту прошлого.
Хранитель музея с любопытством наблюдал за ним некоторое время,
а затем вновь вернулся к книге и мелким аккуратным почерком
дописал последнее слово. Затем, с облегчением вздохнув, положил
ручку и посмотрел на часы. Поезд в Багдад отправлялся в восемь
часов. Он промакнул страницу и предложил выпить чаю.
Человек в хаки отрицательно покачал головой, пристально
разглядывая что-то на столе. Араб наблюдал за ним с чуть
заметным чувством беспокойства. Какая-то тревога витала в
воздухе. Он встал, подошел поближе и почувствовал легкое
покалывание в затылке. Его друг наконец шевельнулся и взял со
стола амулет. Он задумчиво повертел его в руке. Это была
зеленая каменная головка демона Пазузу, олицетворяющего
юго-западный ветер. Демон повелевал хворями и недугами. В
голове виднелось отверстие. Его владелец когда-то использовал
амулет как защиту от болезней.
-- Зло против зла,-- сказал хранитель музея, лениво
обмахиваясь французским научным журналом, на обложке которого
расплылось жирное пятно.
Старик не двигался и не отвечал.
-- Что-нибудь случилось, святой отец?
Человек в хаки, казалось, не слышал его, весь поглощенный
мыслями об амулете. Это была самая последняя находка. Потом он
положил фигурку назад и вопросительно посмотрел на араба.
Хранитель музея взял старика за руки и крепко сжал их.
-- Святой отец, я чувствую, что вам не надо уходить.
Его друг спокойно ответил, что уже пора, уже поздно.
-- Нет-нет-нет, я имел в виду, чтобы вы не уезжали домой.
Человек в хаки уставился на крошечное зернышко. которое
прилипло к губе старого араба. "Домой",-- повторил он. В
звучании этого слова ему слышался какой-то безысходный конец.
-- В Америку,-- добавил хранитель музея и сам удивился,
зачем он это сказал.
Человек в хаки посмотрел на араба. Им всегда было легко
вдвоем.
-- Прощай,-- прошептал он. Потом быстро повернулся и
шагнул в сумерки навстречу длинной дороге к дому.
-- Увидимся через год! -- крикнул ему вслед араб. Но
человек в хаки не оглянулся. Араб наблюдал, как старик уходил
все дальше и дальше. Скоро он вышел на окраину города, перешел
через Тигр. По дороге к развалинам он замедлил шаг, потому что
с каждым шагом зародившееся дурное предчувствие угнетало его
все сильней и сильней. Ему нужно было быть готовым, и он знал
это.
Маленький деревянный мостик через мутный ручей Хоср
заскрипел под его тяжестью. Через минуту старик стоял на том
холме, где когда-то сверкала под солнцем Ниневия, открывая все
свои пятнадцать ворот ассирийским племенам. Теперь город
простирался внизу, покрытый кровавой пылью судьбы. Он стоял и
ощущал тревогу, чувствовал, что кто-то разрушает его мечты.
Сторож-курд вышел из-за угла, снял с плеча винтовку и
побежал к нему. Затем, узнав его, резко остановился, улыбнулся
и пошел дальше.
Человек в хаки осмотрел развалины. Храм Набу. Храм Иштара.
Он медленно шел вперед. Во дворце Ашурбанипала он остановился и
посмотрел на массивную статую из извести: острые крылья,
когтистые лапы, выпуклый, похожий на обрубок пенис. Рот застыл
в дикой усмешке. Демон Пазузу.
И вдруг он поник. Он все понял. Неминуемое приближалось.
Он смотрел на пропыленные камни. Сумерки сгущались. Он
услышал лай бездомных псов, рыскающих стаями по окраинам
города. Солнечный диск медленно опускался к краю земли. Старик
опустил закатанные рукава рубашки, застегнул пуговицы. Подул с
юго-запада ветерок.
Человек в хаки заспешил в Мосул. Сердце его сжималось в
предчувствии скорой встречи со старым врагом...
* ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. Начало *
Глава первая
Дом сдавался внаем. Очень ухоженный дом. Аккуратный. В
колониальном стиле. Обвитый плющом. Находился он в Вашингтоне,
в районе Джорджтауна. Через дорогу располагалась территория
университета. Сзади -- крутой спуск на шумную М-стрит, а внизу
-- мутный Потомак.
Ранним утром первого апреля в доме было тихо. Крис Макнейл
лежала в кровати и просматривала текст сценария для завтрашней
съемки. Регана, ее дочь, спала внизу. В комнате у кладовой
спали немолодые экономка и мажордом, Уилли и Карл. Примерно в
половине первого Крис оторвалась от текста. Она услышала
какое-то постукивание. Очень странные звуки. То приглушенные,
то громкие и четкие. Очень ритмичные. Похожие на какую-то
недобрую морзянку.
Забавно.
Минуту она прислушивалась, затем отвлеклась, но
постукивание не прекращалось, и она не могла сосредоточиться.
Крис в сердцах швырнула сценарий на кровать.
Боже, я сойду с ума!
Она встала с твердым намерением разобраться, в чем дело.
Крис вышла в коридор и огляделась. Ей показалось, что
звуки идут из комнаты Реганы.
Что это она там делает?
Она спустилась в холл, постукивание стало слышно громче.
Когда же она распахнула дверь и вошла в комнату, звуки резко
затихли.
Что за чертовщина?
Ее симпатичная одиннадцатилетняя дочка спала, прижавшись к
большому плюшевому круглоглазому медведю.
Крис подошла к кровати, нагнулась и шепнула:
-- Рэгс, ты не спишь?
Дыхание ровное. И глубокое.
Крис оглядела комнату. Бледные лучи света из зала легли на
картины, нарисованные Реганой, на ее игрушки.
Ну, ладно, Рэгс. Твоя глупая мамочка попалась. На
удочку. Скажи теперь: "Первый апрель, никому не верь!"
И все же Крис знала, что на нее это не похоже. Ее дочка
была скромной и очень робкой девочкой. Тогда где же шутник?
Какой-нибудь дурак спросонок решил проверить отопительные трубы
или канализацию? Однажды в горах Бутана она несколько часов
подряд смотрела на буддийского монаха, который сидел на
корточках и занимался созерцанием. В конце концов ей
показалось, что он воспарил. Скорее всего показалось.
Рассказывая об этом случае, она всегда добавляла "скорее
всего". Возможно, и теперь ее воображение (довольно богатое
само по себе) и выдумало этот стук.
Ерунда -- я же слышала!
Неожиданно она посмотрела на потолок. Ага! Слабое
царапанье!
Крысы на чердаке! Господи! Крысы!
Она вздохнула. Ну вот. Огромные толстые хвосты. Шлеп,
шлеп. Как ни странно, ей полегчало. И тут она впервые
обратила внимание на холод. Комната была совершенно выстужена.
Мать подошла к окну. Проверила его. Закрыто. Потрогала
батареи. Горячие.
В чем дело?
Удивленная, она вернулась к кровати и потрогала щеку
девочки. Она была гладкая, немного влажная.
Я, наверное, заболела.
Крис посмотрела на дочь, на ее курносый нос и веснушчатое
лицо, потом быстро наклонилась и поцеловала теплую щеку. "Я так
люблю тебя",-- прошептала она. Затем Крис вернулась в свою
спальню и вновь принялась за чтение сценария.
Ей хотелось спать. Она перевернула страницу. Бумага была
