беспокойство, и озабоченность. Крис овладело дурное
предчувствие, которое она попыталась отогнать прочь.
-- Пожалуйста, продолжайте, Мэри Джо,-- улыбнулась Крис.
-- А вы не знаете, как действует эта планшетка? Она рассчитана
на подсознание человека?
-- Да, скорее всего,-- согласилась миссис Пэррин. -- Но мы
можем только предполагать. Рассказывают, что во время
спиритических сеансов с планшеткой удавалось иногда
приоткрывать завесу тайны. Конечно, не ту, что отделяет нас от
мира духов, в это вы не поверите. Нет, именно ту завесу, что вы
называете подсознанием. Однако, моя дорогая, во всем мире
немало сумасшедших домов, где держат людей, шутивших с этим.
-- Вы это серьезно?
Мэри Джо замолчала. Затем из темноты донесся ее монотонный
голос:
-- Крис, в Баварии жила одна семья. Это случилось в 1921
году. Я не помню фамилии. Их было одиннадцать человек. Вы
можете проверить это по старым газетам. После одного
спиритического сеанса они все сошли с ума. Все сразу.
Одиннадцать человек. В буйном веселье они подожгли свой дом.
Когда была сожжена вся мебель, они хотели сжечь трехмесячного
ребенка одной из младших дочерей, но соседи успели вмешаться и
остановили их. Вся семья,-- закончила миссис Пэррин,-- была
помещена в сумасшедший дом.
-- О Боже! -- воскликнула Крис, вспомнив про капитана
Гауди. Теперь увлечение дочери приобретало жуткий смысл.
Безумие. Неужели правда? Что-то в этом было. Я же говорила,
что нужно показать ее психиатру!
-- О, ради Бога,-- воскликнула миссис Пэррин, выходя на
свет,-- вы не меня слушайте, а своего доктора!
В ее голосе чувствовалась уверенность. Она пыталась
успокоить Крис.
-- Я предсказываю будущее, но насчет настоящего я
абсолютно беспомощна. Миссис Пэррин порылась в своей сумочке.
-- Где же мои очки? Я их опять положила не на место. А, вот и
они. -- Мэри Джо нашла их в кармане пальто.
-- Очаровательный домик,-- заметила она, надев очки и
взглянув на фасад дома. -- От него веет теплом.
-- Вы меня успокоили. Я думала, вы сейчас скажете, что в
нем водятся привидения!
-- Почему я должна вам это говорить?
Крис вспомнила о своей подруге, известной актрисе, которая
жила в Беверли Хиллз и продала дом только потому, что считала,
будто в нем обитает привидение.
-- Не знаю. -- Крис попыталась улыбнуться. -- Наверное,
из-за того, что вы предсказываете будущее. Я пошутила.
-- Это очень красивый дом. Я раньше часто бывала здесь.
-- Правда?
-- Да, его снимал один мой друг, адмирал. Он мне и сейчас
изредка пишет. Его, беднягу, опять отправили в море. Я даже не
знаю, по ком я больше скучаю: по нему или по этому дому. --
Мэри Джо улыбнулась. -- Но, может быть, вы меня сюда еще
как-нибудь пригласите.
-- Мэри Джо, конечно, с большой радостью. Вы
очаровательнейшая женщина.
-- Ну уж если не очаровательнейшая, то по крайней мере
чувствительнейшая из всех ваших друзей!
-- Я серьезно. Позвоните мне. Пожалуйста. Позвоните на той
неделе.
-- Да, конечно, мне наверняка захочется узнать, как
здоровье вашей дочери.
-- У вас есть мой номер?
-- Да. Дома, в записной книжке.
Что-то было не совсем так. Крис удивилась. В голосе Мэри
Джо звучала какая-то странная нотка.
-- Спокойной ночи,-- попрощалась миссис Пэррин. -- И еще
раз спасибо за прекрасный вечер.
Крис закрыла дверь и почувствовала, что смертельно устала.
Тихая ночь. Что за ночь... Что за ночь...
Она вошла в гостиную и увидела, как Уилли, нагнувшись,
расчесывала ворс на ковре в том месте, где было мокрое пятно.
-- Я пробовала сводить уксусом,-- пробормотала Уилли. --
Два раза.
-- Сходит?
-- Может, в этот раз,-- засомневалась Уилли. -- Не знаю.
Сейчас посмотрим.
-- Нет, сейчас ничего не увидишь, надо, чтобы ковер высох.
Да уж, действительно очень ценное замечание. Толстуха
несчастная! Иуда, иди лучше спать!
-- Оставь, Уилли. Иди спать.
-- Нет, я закончу.
-- Ну ладно. Спасибо тебе за все. Спокойной ночи.
-- Спокойной ночи, мадам.
Крис медленно поднялась по лестнице.
-- Великолепное рагу, Уилли. Всем очень понравилось.
-- Да, мадам. Спасибо.
Крис заглянула к Регане. Дочь еще спала. Потом Крис
вспомнила про планшетку. Может быть, спрятать ее? Или выкинуть?
Боже, Пэррин ведь не очень разбирается в этих делах!
Крис и сама понимала, что вымышленный друг -- это не совсем
нормально. Да, пожалуй, я ее лучше выкину.
Крис колебалась, стоя у кровати и глядя на Регану. Она
вспомнила один случай. Дочери было тогда три года. Говард
решил, что Регане пора уже спать без бутылочки, к которой она
сильно привыкла. Он забрал у нее бутылочку, и Регана кричала
всю ночь до четырех утра, а потом на протяжении еще нескольких
дней у нее были приступы истерии. Крис боялась, что такая
реакция может повториться и сейчас. Лучше подожду немного,
пока не проконсультируюсь у психиатра. К тому же и риталин
пока что не произвел желаемого эффекта.
Она решила подождать. Вернувшись в свою комнату, Крис
забралась в кровать и сразу же заснула. Проснулась она от
отчаянного, истеричного крика.
-- Мама, иди скорей, иди сюда! Я боюсь!
Крис бросилась через холл в спальню Реганы. Девочка
визжала. Из спальни доносился скрип пружин.
-- Крошка, что случилось? -- воскликнула Крис и включила
свет. -- О Боже!
Напрягая все тело, Регана распласталась на спине. Лицо ее
было заплаканное и исказившееся от ужаса. Руками девочка
судорожно вцепилась в кровать.
-- Мамочка, почему она трясется? -- закричала она. --
Останови ее!
Матрац на кровати резко дергался взад и вперед.
* ЧАСТЬ ВТОРАЯ. На краю пропасти *
Пока мы спим, неуемная боль редкими толчками будет
биться в сердце, покуда в отчаяньи и помимо воли нашей не
снизойдет к нам мудрость, посланная богом.
ЭСХИЛ
Глава первая
Ее снесли в дальний угол маленького кладбища, где земля,
скованная надгробными плитами, задыхалась от тесноты.
Месса была такой же печальной и унылой, как и вся жизнь
этой женщины. Приехали ее братья из Бруклина, пришел бакалейщик
из углового магазина, отпускавший ей продукты в кредит. Дэмьен
Каррас наблюдал, как ее опускают в темноту. Горе и слезы душили
его.
-- Ах, Димми, Димми...
Дядя обнял его за плечи.
-- Ничего, она сейчас в раю, Димми, она сейчас счастлива.
О Боже, пусть будет так! О мой Бог! Я прошу тебя! Молю
тебя, пусть будет так!
Его уже ждали в машине, но Дэмьен никак не мог отойти от
могилы. Воспоминания давили его. Ведь мать всегда была одна...
Все это время она терпеливо и покорно ждала, пока Дэмьен
вернется. Почему же все теплые человеческие чувства
ограничились в нем хранением в бумажнике той самой церковной
карточки: "Помни..."?
Каррас вернулся в Джорджтаун к обеду, но есть ему
совершенно не хотелось. Дэмьен слонялся взад-вперед по комнате.
Приходили с соболезнованиями знакомые иезуиты, обменивались с
ним парой фраз, обещали молиться за нее и уходили.
В начале одиннадцатого явился Джо Дайер. Он с гордостью
вытащил бутылку шотландского виски и прокомментировал:
-- Отличная марка!
-- Откуда ты взял деньги? Позаимствовал из фонда для
бедных?
-- Не будь идиотом, это было бы нарушением обета нищеты.
-- А откуда же они у тебя?
-- Я украл бутылку.
Каррас улыбнулся и покачал головой. Затем достал стакан,
кофейную кружку и, ополоснув их в крошечном умывальнике,
промолвил:
-- Я верю тебе.
-- Такую безоглядную веру я первый раз встречаю.
Каррас вдруг почувствовал знакомую боль. Он отогнал ее
прочь и вернулся к Дайеру. Тот уже сидел на его койке и
открывал бутылку. Дэмьен устроился рядом.
-- Ты когда предпочитаешь отпустить мне грехи: сейчас или
попозже?
-- Лей давай,-- отрезал Каррас,-- и отпустим грехи друг
другу.
Дайер наполнил стакан и кружку.
-- Президент колледжа не должен пить,-- проговорил он. --
Это было бы дурным примером. Пожалуй, я избавил его от большого
искушения.
Каррас выпил. Он не поверил Дайеру. Слишком хорошо он знал
президента. Это был очень тактичный и добрый человек. Дайер
пришел, конечно, не только как друг, его наверняка просил об
этом президент.
Дайер старался изо всех сил: смешил Дэмьена, рассказывал о
вечеринке и об актрисе миссис Макнейл, выдавал свежие анекдоты
о префекте. Дайер пил немного, но стакан Карраса наполнял
регулярно, и Дэмьен быстро опьянел. Дайер встал, уложил друга в
постель и снял с него ботинки.
-- Собираешься украсть... и мои ботинки? -- заплетающимся
языком проворчал Каррас.
-- Нет, я гадаю по ноге. А теперь замолчи и спи.
-- Ты не иезуит, а вор-домушник.
Дайер усмехнулся и, достав из шкафа пальто, накрыл им
Дэмьена.
-- Да, конечно, но кому-то ведь надо оплачивать счета.
Все, что вы умеете делать,-- это греметь четками и молиться за
хиппи на М-стрит.
Каррас ничего не ответил. Дыхание его было ровным и
глубоким. Дайер тихо подошел к двери и выключил свет.
-- Красть грешно,-- вдруг пробормотал в темноте Каррас.
-- Виноват,-- тихо согласился Дайер.
Он немного подождал, пока Каррас окончательно заснет, и
вышел из коттеджа.
Проснулся Дэмьен вялым и разбитым. Шатаясь, он прошел в
ванную, принял душ, побрился и надел сутану. Было 5.35 утра. Он
отпер дверь в Святую Троицу и начал молиться.
-- Memento etiam... -- шептал он в отчаянии. -- Помни рабу
твою, Мэри Каррас...
В дверях молельни ему вдруг привиделось лицо сиделки из
госпиталя Беллеву. Он услышал плач и причитания.
"Вы ее сын"?
"Да, я Дэмьен Каррас".
"Не заходите к ней сейчас. У нее приступ".
Через приоткрытую дверь он видел комнату без окон, с
потолка свисала ничем не прикрытая электрическая лампочка.
Обитые стены. Холодно. И никакой мебели, кроме больничной
койки.
-- ...Прими ее к себе, молю тебя, помоги ей обрести мир и
покой...
Их глаза встретились, мать вдруг замерла и, подойдя к
двери, спросила его недоумевающе:
"Зачем это, Димми?"
Ее взгляд был кротким, как у ягненка.
-- Agnus Dei,-- прошептал Дэмьен и, наклонившись, ударил
себя в грудь. -- Агнец Божий, уносящий с собой грехи наши,
помоги ей обрести покой...
Он закрыл глаза, взял гостию и увидел свою мать в приемной
больницы. Руки сложены на коленях, лицо покорное и растерянное.
Судья разъяснил ей заключение психиатра из Беллеву.
"Ты все поняла, Мэри?"
Она кивнула, но ничего не сказала. У нее вынули зубные
протезы.
"И что ты об этом думаешь, Мэри?"
Она ответила с гордостью:
"Вот мой мальчик, и он будет говорить за меня".
Каррас склонил голову над гостией, и тихий стон сорвался с
его губ. Он опять ударил себя в грудь, будто что-то хотел этим
изменить, и прошептал:
-- Domine, no sum dignus... -- Я недостоин... Скажи лишь
слово и исцели мою душу.
После мессы он вернулся к себе и попытался заснуть, но
безуспешно. Через некоторое время в дверь постучали. В комнату
заглянул молодой священник, которого Дэмьен никогда прежде не
встречал.
-- Вы не заняты? К вам можно ненадолго?
В глазах священника застыла тоска. Какое-то мгновение
Каррас не мог заставить себя взглянуть на священника. В душе он
ненавидел этого молодого иезуита.
-- Войдите,-- тихо предложил Дэмьен.
Молодой священник смущенно топтался на месте, не зная, с
