Главная · Поиск книг · Поступления книг · Top 40 · Форумы · Ссылки · Читатели

Настройка текста
Перенос строк


    Прохождения игр    
Roman legionnaire vs Knight Artorias
Ghost-Skeleton in DSR
Expedition SCP-432-4
Expedition SCP-432-3 DATA EXPUNGED

Другие игры...


liveinternet.ru: показано число просмотров за 24 часа, посетителей за 24 часа и за сегодня
Rambler's Top100
Религия - Анатолий Блум Весь текст 97.23 Kb

Без записок

Предыдущая страница Следующая страница
1 2  3 4 5 6 7 8 9
чтобы  их  хищные  птицы  съели,  и  целые  стаи орлов и других хищных птиц,
которые кружили вокруг этих башен; это единственное воспоминание, которое  у
меня осталось, кроме еле выносимой жары.
     А  затем  нас  отправили в Англию, и тут я был полон надежд, которые, к
сожалению, не оправдались. Нас посадили  на  корабль,  предупредив,  что  он
настолько  обветшал, что, если будет буря, непременно потерпит крушение. А я
начитался "Робинзона Крузо" и всяких интересных вещей и, конечно,  мечтал  о
буре.  Кроме  того,  капитан был полон воображения, если не разума, и решил,
что всем членам семьи зараз погибать не надо,  и  поэтому  маму  приписал  к
одной  спасательной  лодке, бабушку - к другой, меня - к третьей, чтобы хоть
один из нас выжил, если будем погибать. Мама очень несочувственно относилась
к мысли о кораблекрушении, и я никак не мог понять, как она может быть такой
неромантичной.
     Ну, в общем, двадцать три дня мы плыли из Бомбея  до  Гибралтара,  а  в
Гибралтаре  так и стали: корабль решил никогда больше не двигаться никуда. И
нас высадили, причем большую часть  багажа  мы  получили,  но  один  большой
деревянный  ящик  уплыл,  то  есть был перевезен в Англию, и мы получили его
очень много лет спустя; англичане нас где-то отыскали и  заставили  уплатить
фунт  стерлингов за хранение. Это было громадное событие, потому что это был
один из тех ящиков, куда в последнюю минуту вы сбрасываете  все  то,  что  в
последнюю минуту вы не можете оставить. Сначала мы разумно упаковали то, что
нужно  было,  потом  --  что можно было, и оставили то, что никак уже
нельзя было взять, а в последнюю минуту - сердце не камень,  и
в  этот ящик попали самые, конечно, драгоценные вещи, то есть такие, которые
меня как мальчика потом интересовали в тысячу раз больше,  чем
теплое белье или полезные башмаки. Но это случилось уже позже.
     И   вот   мы   пропутешествовали  через  Испанию,  и  единственное  мое
воспоминание об Испании - это Кордова и мечеть. Я ее не  помню  глазами,  но
помню  впечатление  какой-то дух захватывающей красоты и тишины. Затем север
Испании: дикий, сухой, каменистый и который так хорошо  объясняет  испанский
характер.
     Затем  попали  в  Париж,  и там я сделал еще два открытия. Во-первых, в
первый раз в жизни я обнаружил электричество - что оно вообще существует; мы
куда-то въехали, было темно, и я остановился и сказал:  надо  лампу  зажечь.
Мама сказала: нет, можно зажечь электричество. Я вообще не понимал, что это,
и  вдруг услышал: чик - и стало светло. Это было большим событием; знаете, в
позднейших поколениях этого не понять, потому что с этим рождаются; но тогда
это было такое непонятное явление, что может  вдруг  появиться  свет,  вдруг
погаснуть,  что  не  надо  заправлять  лампу, что она не коптит, что не надо
чистить стекла -- целый мир вещей исчез...
     А второе, что я открыл, это что есть  люди,  которых  на  улице  давить
нельзя.  Потому  что  в  Персии  было  так:  по улице мчится или всадник или
коляска, и всякий пешеход спасает свою  жизнь,  кидаясь  к  стене;  если  ты
недостаточно  быстро  кинулся, тебя кнутом огреют, а если не кинешься - тебя
опрокинут: сам виноват, чего  лезешь  под  ноги  лошади!  И  вот  мы  ехали,
по-моему,  в  первый день с вокзала на такси по Елисейским полям, то есть по
громадной улице, - тогда почти не было автомобилей, все было очень  открыто,
не  было  никаких магазинов вдоль улицы, это было очень красиво, - и вдруг я
вижу: посреди улицы стоит человек и никуда не  кидается,  просто  стоит  как
вкопанный,  и  коляски, автомобили вот так проходят. Я схватил маму за руку,
говорю:  мама!  его  надо  спасти!  мы  ведь  тоже  были  на  машине,  могли
остановиться  и  сказать:  скорей,  скорей  влезай,  спасем!  И вот мама мне
сказала: нет, это городовой. Ну так что же, что он городовой?! Мама говорит:
городового нельзя давить... Я подумал: это же чудо! Если стать городовым, то
можно на всю жизнь спастись от всех бед и несчастий! Со временем я несколько
переменил свои взгляды, но в этот момент я действительно переживал  это  как
дипломатический иммунитет; стоишь - и тебя не могут раздавить! Вы понимаете,
что  это  значит?!  Вот  это  было второе большое событие в моей европейской
жизни.
     Это все, что я тогда в Париже обнаружил. Потом мы поехали в  Австрию  -
все  в  поисках  какой-нибудь работы для матери, - а в Австрии еще была жива
бабушкина старшая сестра, которая была замужем за австрийцем. Потом  поехали
в  северную  Югославию,  в область Загреба и Мари-бора. Там мы жили какое-то
время на ферме, мне было тогда лет семь, и  я  что-то  подрабатывал,  делая,
вероятно, никому не нужные какие-то работы. Затем снова вернулись в Австрию,
потому что в Югославии нечего было делать, и полтора года сидели в Вене.
     И  там  мне  пришлось  пережить первые встречи с культурой: меня начали
учить писать и читать, и я этому поддавался очень неохотно. Я никак  не  мог
понять,  зачем  это  мне  нужно,  когда можно спокойно сидеть и слушать, как
бабушка читает вслух - так гладко, хорошо, - зачем  же  еще  что-то  другое?
Один  из  родственников  пытался  меня  вразумить,  говоря: видишь, я хорошо
учился, теперь имею хорошую работу,  хороший  заработок,  могу  поддерживать
семью... Ну, я его только спросил: ты не мог бы делать это за двоих?
     Так или иначе, в Вене я попал в школу и учился года полтора и отличился
в школе очень позорным образом - вообще школа мне не давалась в смысле чести
и славы.  Меня  водили  как-то  в  зоологический  сад,  и,  к  несчастью, на
следующий день нам задали классную работу на тему  "чем  вы  хотите  быть  в
жизни".  И конечно, маленькие австрияки написали всякие добродетельные вещи:
один хотел быть инженером, другой доктором, третий еще чем-то; а я  был  так
вдохновлен  тем,  что  видел  накануне,  что написал - даже с чудной, с моей
точки зрения, иллюстрацией - классную работу  на  тему:  "Я  хотел  бы  быть
обезьяной".  На  следующий  день я пришел в школу с надеждой, что оценят мои
творческие дарования. И учитель вошел в класс и говорит: вот, мол, я получил
одну из ряда вон выдающуюся работу. "Встань!"  Я  встал  -  и  тут  мне  был
разнос,  что  "действительно  видно:  русский  варвар, дикарь, не мог ничего
найти лучшего чем возвращение в лоно природы" и т. д. и т. п.
     Вот это основные события из  школьной  жизни  там.  А  два  года  назад
(рассказ  записан  в  1973  году) я впервые снова попал в Вену и наговаривал
ленты  для  радио,  и  тот,  кто  делал  запись,  меня  спросил,  был  ли  я
когда-нибудь  в Вене. "Да". - "А что вы тогда делали?" - "Я был в школе". --
"Где?" - "В такой-то". Оказалось, что мы одноклассники, после пятидесяти лет
встретились; ну конечно, друг друга не узнали, и дальше знакомство не пошло.

     - А на каких языках вы с детства говорили?

     - Меня  с  детства  заставляли  говорить  по-русски  и   по-французски;
по-русски  я говорил с отцом, по-французски - с бабушкой, на том и на другом
языке с матерью. И единственное, что было запрещено, это мешать  языки,  это
преследовалось  очень строго, и я к этому просто не привык. Ну, по-персидски
говорил свободно. Это я, конечно, забыл в течение трех-четырех лет, когда мы
уехали из Персии, но интересно, что когда я потом жил в школе-интернате и во
сне разговаривал, видел сны и говорил, я  говорил  по-персидски,  тогда  как
наяву  уже  ни  звука  не  мог  произнести  и не мог понять ни одного слова.
Любопытно, как это где-то в подсознании осталось, в то время как из сознания
изгладилось совершенно.  Потом  немецкий:  меня  в  раннем  детстве  научили
произносить  немецкий  по-немецки,  это  очень  помогло и теперь помогает. В
хорошие дни у меня по-немецки, в общем, меньше акцента,  чем  по-французски.
Когда  ты  год не говоришь на каком-то языке, потом ты уже ничего не можешь.
Но самый  замечательный  комплимент,  который  я  не  так  давно  получил  о
немецком,  это  от  кельнского  кардинала, который был слеп; и когда я с ним
познакомился, мы с ним поговорили,  и  он  мне  сказал:  -"Можно  вам
задать  нескромный  вопрос?" Я говорю: -да. -"Каким образом вы, немец, стали
православным?" Я задрал нос, потому что слепой человек большей частью  чуток
на звук. Но это был хороший день просто, потому что в более усталые дни я не
всегда  так  хорошо  говорю,  но  могу, когда случится... Испанский - читаю;
итальянский - это вообще не проблема; ну, голландский, он легкий, потому что
страшно похож на немецкий язык XII--XIII веков. Когда голова совсем  дуреет,
читаю для отдыха немецкие стихи этой эпохи.

     -А  когда  вы  маленьким были, были какие-то обязанности, или просто
как рос, так и рос?

     -О нет! Прежде всего с меня ничего не требовали неразумного, то есть  у
меня  никогда  не  было  чувства, что требуют, потому что родители большие и
сильные и поэтому могут сломить ребенка. Но с другой  стороны,  если  что-то
говорилось  -  никогда  не  отступали.  И - я этого не помню, мама мне потом
рассказывала - она мне как-то раз что-то велела, я воспротивился,  мне  было
сказано,  что  так  оно  и будет, и я два часа катался по полу, грыз ковер и
визжал от негодования, отчаяния и злости, а мама села тут  же  в  комнате  в
кресло,  взяла  книжку  и  читала, ждала, чтобы я кончил. Няня несколько раз
приходила: барыня, ребенок надорвется! А мама говорила: няня, уйдите!  Когда
я  кончил,  выводился,  она  сказала:  ну кончил? теперь сделай то, что тебе
сказано было. Это был абсолютный принцип.
     А потом принцип воспитания был  такой,  что  убеждения  у  меня  должны
сложиться  в  свое  время  свои,  но я должен вырасти совершенно правдивым и
честным человеком,  и  поэтому  мне  никогда  не  давали  повода  лгать  или
скрываться, потому что меня не преследовали. Скажем, меня могли наказать, но
в  этом  всегда  был  смысл,  мне  не приходилось иметь потаенную жизнь, как
иногда  случается,  когда  с  детьми  обращаются  не  в  меру   строго   или
несправедливо: они начинают просто лгать и устраивают свою жизнь иначе.
     У  нас была общая жизнь; ответственности требовали от меня,-- скажем, с
раннего детства я убирал свою комнату:  стелил  постель,  чистил  за  собой.
Единственное,  чему  меня  никогда  не научили, это чистить башмаки, и я уже
потом, во время войны, нашел  духовное  основание  этого  не  делать,  когда
прочел  у  кюре  д'Арса  (Винне  Жан-Мари  (1786--1859)  --  "арский  кюре",
французский святой, известный приходский священник.) фразу,  что  вакса  для
башмаков  то  же  самое, что косметика для женщины, и я страшно обрадовался,
что у меня есть теперь оправдание. Знаете, у всякого ребенка  есть  какие-то
вещи,  которые  он  находит ужасно скучными. Я всегда находил ужасно скучным
пыль вытирать и башмаки чистить. Теперь-то я научился делать и то и  другое.
Ну  и потом все домашние работы мы делали вместе, причем именно вместе, и не
то что "пойди и сделай, а я почитаю", а "давай мыть посуду",  "давай  делать
то или другое", и меня научили как будто.

     - Это еще в Персии?

     - Нет,  тогда  была совсем, насколько я помню, свободная жизнь: большой
сад при посольском имении, осел, - ничего, в общем,  не  требовалось.  Кроме
порядка: никогда бы мне не разрешили пойти гулять, если не прибрал книги или
игрушки, или оставил комнату в беспорядке,-- это было немыслимо.
     И  теперь  я так живу; скажем, облачения и алтарь я после каждой службы
убираю, даже если между службами  Выноса  Плащаницы  и  Погребения  остаются
какие-нибудь  полтора  часа,  все  складываю. Именно на том основании, что в
момент, когда что-то кончено, оно должно быть так закончено,  как  будто,  с
одной стороны, ничего и не случалось, а с другой стороны -- все можно начать
снова:  это  так  помогает  жить!  С  вечера,  например,  меня  научили  все
приготовлять на завтра. Мой отец говорил: мне жить хорошо, потому что у меня
есть слуга Борис, который вечером все сделает, сложит, башмаки вычистит, все
Предыдущая страница Следующая страница
1 2  3 4 5 6 7 8 9
Ваша оценка:
Комментарий:
  Подпись:
(Чтобы комментарии всегда подписывались Вашим именем, можете зарегистрироваться в Клубе читателей)
  Сайт:
 
Комментарии (1)

Реклама