словно тряпка - мокрая и, конечно, запачканная кровью. Его вырвало так,
что он забрызгал весь кафель.
Но одежда - не самое главное. Есть вещи поважнее. Сначала надо их
привести в порядок.
На этот раз он разберется с проблемой раз и навсегда. Он отдаст Маму
туда, где она давно уже должна находиться. Другого выхода нет.
Панический страх, ужас, отвращение, тошнота - все прошло, уступив
место опьяняющей решимости. Случившееся было трагедией, невыразимо
страшным событием, но больше такого не произойдет. Он чувствовал себя
новым человеком, словно только теперь обрел право быть самим собой.
Норман торопливо взобрался на крыльцо дома и нажал на ручку двери.
Она была не заперта. В гостиной все еще горел свет, но там никого не бы-
ло. Он быстро огляделся по сторонам, затем поспешил по лестнице на вто-
рой этаж.
Дверь в Мамину комнату была распахнута, свет настольной лампы освещал
холл. Он вошел, даже не подумав постучать. Все - больше нет смысла иг-
рать в эту игру. Теперь ей не уйти от ответа.
Не уйти...
Но ведь она ушла!
Спальня была пуста.
Он заметил примятые простыни на том месте, где она недавно лежала,
откинутое одеяло, раздвинутые занавески на старинной кровати с пологом,
ощутил едва различимый терпкий запах, еще витавший в воздухе. В углу
примостилось кресло-качалка, а на туалетном столике все в том же неиз-
менном порядке стояли безделушки. Все было как всегда; в Маминой комнате
никогда ничего не менялось. Но Мама исчезла.
Он подошел к шкафу, перебрал одежду на вешалках. Здесь острый запах
пронизывал все, так что Норман чуть не задохнулся, но к нему примешивал-
ся еще какой-то другой. Только когда нога его ступила на что-то
скользкое и липкое, Норман поглядел вниз и понял, откуда этот незнакомый
запах. На полу, скомканное, лежало одно из платьев Мамы и ее шарф. Он
нагнулся, чтобы поднять их, и содрогнулся от омерзения, заметив тем-
но-красные пятна засохшей крови.
Значит, она все-таки потом вернулась сюда; вернулась, переоделась в
чистое и снова ушла.
Он не может вызвать полицию.
Это важно помнить всегда. Нельзя вызывать полицию. Даже сейчас, когда
он знает, что она ушла, нельзя вызывать полицию. Потому что она не отве-
чает за свои действия. Она больна.
Одно дело осознанное, хладнокровно задуманное убийство, но болезнь -
совсем другое. Если у человека поврежден рассудок, то его считают насто-
ящим убийцей. Это все знают. Только вот иногда суд не верит этому. Нор-
ман читал о таких делах. Но, даже если они поверят, что она больна, то
ее все равно заберут отсюда. Не в лечебницу, нет, в одно из этих страш-
ных заведений - госпиталь штата для душевнобольных преступников .
Норман обвел взглядом чистенькую старомодно обставленную комнату, на
обоях которой переплетались вьющиеся розы. Он не может отнять у Мамы все
это, он не может допустить, чтобы ее заперли в убогой камере. Сейчас ему
ничто не угрожает - ведь полиция не знает о существовании Мамы. Она не
выходила за пределы дома, так что НИКТО не знает... Той девушке можно
было сказать про Маму, потому что она уедет и никогда не увидит больше
их дом. Но полиция не должна ничего знать о Маме и ее наклонностях. Они
запрут ее, и Мама сгниет там заживо. Что бы она ни сделала, ТАКОГО Мама
не заслужила.
И ее никогда не схватят, потому что никто не узнает, что она натвори-
ла.
Теперь он четко сознавал, что сможет скрыть это от всех. Сейчас нужно
просто обдумать, что случилось, обдумать все события, начиная с сегод-
няшнего вечера, обдумать хорошенько.
Девушка приехала сюда одна, сказала, что была за рулем весь день.
Значит, она никуда не заезжала. К тому же она, кажется, не знала, где
находится Фервилл, а в разговоре ни разу не упомянула другие города поб-
лизости, так что скорее всего не собиралась никого там навещать. Тот,
кто ждал ее приезда, - если ее вообще ждали, - живет, очевидно, где-то
дальше на севере.
Конечно, все это просто рассуждения, но получается вполне логично.
Что ж, придется рискнуть и предположить, что он сейчас прав.
Да, она расписалась в книге регистрации, но это ничего не значит. Ес-
ли кто-нибудь начнет расспрашивать, он скажет, что девушка провела в мо-
теле ночь и уехала.
Надо избавиться от тела и машины, а после постараться убрать следы -
вот и все, что от него требуется.
Ну, вторая часть работы будет нетрудной; он уже знал, как это сде-
лать. Приятного мало, конечно, но и особых трудностей не предвидится.
И он избавится от необходимости сообщать в полицию. А Мама будет из-
бавлена от страшной расплаты.
О нет, он не собирается отступать от своего решения; теперь от этого
не уйти, и он обязательно разберется с Мамой, но только после.
Серьезная проблема, как уничтожить улики. "Корпус деликти".
Мамино платье и шарф придется сжечь, одежду, которая сейчас на нем, -
тоже. Нет, лучше сделать это после того, как он избавится от тела.
Норман скатал и отнес вниз окровавленную ткань. Сдернул с вешалки в
коридоре старую куртку и комбинезон, скинул свою одежду на кухне и натя-
нул их. Сейчас нет смысла умываться - все это подождет, пока Норман не
закончит грязную работу.
Но Мама-то не забыла умыться, когда вернулась. Здесь, в кухонном умы-
вальнике, были ясно видны розовые пятна, и еще следы румян и пудры.
Когда он вернется, надо не забыть все тщательно вычистить, отметил он
про себя. Потом Норман сел и переложил в карманы комбинезона все, что
было внутри превратившейся в тряпки одежды. Жаль выбрасывать хорошие ве-
щи, вроде этих, но ничего не поделаешь. Если хочешь что-то сделать для
спасения Мамы...
Норман спустился в подвал и открыл дверь старой кладовой, где храни-
лись фрукты. Он нашел, что искал, - негодная корзина для белья с закры-
вающейся на пружину крышкой. Она достаточно большая и прекрасно подой-
дет.
"ПРЕКРАСНО ПОДОЙДЕТ", - Господи, как можно думать такое о вещах, ко-
торые ты собираешься делать?
Он передернулся, представив себе, что ему предстоит, потом с шумом
втянул в себя воздух. Сейчас нет времени на самоанализ или самобичева-
ние. Надо думать только о деле, собраться. Надо быть очень собранным,
очень внимательным и хладнокровным.
Совершенно хладнокровно Норман запихал перепачканную одежду в корзи-
ну. Хладнокровно взял со стола рядом со ступеньками, ведущими в подвал,
кусок клеенки. Хладнокровно и спокойно вернулся наверх, включил в кухне
свет, выключил свет в коридоре и шагнул в темноту, неся с собой корзину,
прикрытую клеенкой.
Здесь, в темноте, труднее оставаться хладнокровным. Труднее застав-
лять себя не думать о сотне вещей, из-за которых может все рухнуть.
Мама ушла из дома - куда? Может быть, она бредет по шоссе, чтобы ее
увез с собой любой, кто проедет мимо? Может быть, она все еще в шоке от
происшедшего и истерика заставит ее выболтать правду первому встречному?
Она вправду убежала или просто пошла куда глаза глядят, словно во сне,
не соображая, что делает? Может быть, она пошла к лесу позади их дома,
по узкой десятиакровой полоске принадлежащей им земли, протянувшейся до
болот? Может быть, ему лучше сначала поискать ее?
Норман вздохнул и покачал головой. Он не может рисковать. Особенно
сейчас, когда в мотеле, в ванной, скорчившись, лежит истерзанный кусок
мяса. Оставлять все так гораздо опаснее.
У него хватило сообразительности, чтобы выключить свет и в конторе, и
в ее номере, прежде чем уйти. Но все равно, кто может знать, не придет
ли в голову какому-нибудь полуночнику заявиться сюда и совать всюду нос
в поисках хозяина? Сейчас такое случалось редко, все-таки время от вре-
мени сигнал отмечал появление очередного постояльца; иногда это случа-
лось в час, в два часа ночи. И по крайней мере один раз каждую ночь мимо
проезжала полицейская патрульная машина. Они почти никогда здесь не ос-
танавливались, но все может случиться.
Он, спотыкаясь, брел сквозь непроглядную мглу безлунной ночи. Дорожка
была посыпана гравием, - и ее не размыло, но земля за домом наверняка
стала мягкой от дождя. Останутся следы. Вот еще одна проблема. Он оста-
вит следы, которых даже не сможет заметить! Если бы только сейчас стало
светло! И как-то сразу эта мысль заслонила все другие - скорее уйти от
темноты...
Норман почувствовал огромное облегчение, когда в конце концов добрал-
ся до цели, открыл дверь в комнату девушки и занес туда корзину, потом
опустил ее на пол и включил свет. Мягкое сияние на мгновение заставило
его расслабиться, но потом Норман вспомнил, что позволит ему увидеть
этот свет, когда он войдет в ванную.
Он стоял в центре спальни, он начал дрожать.
"НЕТ, Я НЕ СМОГУ СДЕЛАТЬ ЭТОГО. Я НЕ СМОГУ СМОТРЕТЬ НА НЕЕ. Я НЕ ЗАЙ-
ДУ ТУДА! НЕТ!
НО ТЫ ДОЛЖЕН. ДРУГОГО ВЫХОДА НЕТ. И ПЕРЕСТАНЬ РАЗГОВАРИВАТЬ САМ С СО-
БОЙ!"
Это было важнее всего. Он должен перестать. Он должен снова стать
хладнокровным и спокойным, как раньше. Он должен взглянуть в лицо ре-
альной жизни.
Но что такое реальная жизнь?
Труп девушки. Девушки, которую убила его мать. Страшное зрелище,
страшная реальность.
Если он убежит, это не вернет девушке жизнь. И если выдать Маму поли-
ции, она тоже не воскреснет. Лучшее, что можно сделать, единственное,
что можно сделать, - избавиться от улик. И не из-за чего чувствовать се-
бя виноватым.
Но он не смог сдержать тошноты, головокружения, спазмов, сжимавших
желудок, когда пришлось войти в ванную и сделать то, что надо было сде-
лать. Топор он увидел почти сразу, он лежал под телом. Норман немедленно
опустил его в корзину. В карманах комбинезона он нашел пару перчаток;
пришлось надеть их, прежде чем Норман смог заставить себя прикоснуться к
остальному. Страшнее всего было с головой. Больше ничего отрублено не
было - только глубокие порезы, и ему пришлось сначала подогнуть ноги и
сложить руки обезглавленного трупа, а потом завернуть в клеенку и запих-
нуть в корзину поверх скомканной одежды. Когда все было сделано, он
плотно захлопнул крышку.
Оставалось еще вычистить ванную и саму душевую, но это он сделает,
когда вернется.
Теперь надо втащить корзину в спальню, оставить ее там, найти сумочку
девушки и вытащить оттуда ключи от машины. Норман осторожно приоткрыл
дверь, всматриваясь в дорогу, ища глазами огни машин. Ничего; никто не
проезжал здесь в течение нескольких часов. Можно только надеяться, что
никто и дальше не появится.
Он весь покрылся потом еще до того, как с трудом открыл багажник и
запихнул туда корзину, вспотел не от усилий - от страха. Но он все сде-
лал как надо, а потом в комнате принялся запихивать разбросанные платья
в сумку и большой чемодан, лежащий на кровати. Он собрал туфли, чулки,
лифчик, трусики. Хуже всего было, когда пришлось взять в руки лифчик и
трусики. Если бы желудок не был пустым, его бы стошнило. Но в желудке
было пусто, он словно высох от страха, и страх покрыл каплями пота кожу.
Что теперь? Платки, шпильки - мелочи, которые женщины оставляют в
разных уголках комнаты. Да, и еще кошелек. Там было немного денег, Нор-
ман даже не заглянул внутрь. Зачем ему деньги? Он просто хотел изба-
виться от всего этого - и быстро, пока ему еще сопутствовала удача.
Он положил ее вещи в машину, на переднее сиденье. Потом закрыл и за-
пер дверь комнаты на ключ. Снова посмотрел на шоссе. Никого.
Норман включил зажигание, затем - передние фары. Здесь таилась опас-
ность. Но без зажженных фар он не сможет добраться до цели, особенно
когда поедет через лес. Он ехал медленно, вверх по дорожке позади моте-
ля, по гравию, устилавшему путь к дому. Гравием была посыпана и дорога,
ведущая к задней стороне здания, заканчивающаяся у старого сарая, прис-
пособленного под гараж для машины Нормана.
