необычайно важного...
Если бы он только знал, как это использовать.
4
Глубина этих эмоций Кванта, к которым примешивались и другие, которые
Мартелс не мог определить, была столь очевидной, что Мартелс и не ждал
никакого ответа. Но после паузы, превышавшей обычную немногим больше чем
вдвое, Квант сказал:
- Птицы это гибель человечества - а со временем и наша с тобой, мой
незванный и нежеланный гость. Ты думаешь, эволюция стояла на месте в
течение более чем двадцати трех тысяч лет - даже если не брать в расчет
резкое всемирное повышение радиоактивности, предшествовавшее Первому
Возрождению?
- Нет, конечно нет, Квант. Туземцы, несомненно, являются генетическим
сочетанием, неизвестным в мое время, и естественно, я также предполагал и
наличие мутаций.
- У тебя поверхностный взгляд, - сказал Квант с холодным презрением.
- У них есть много признаков эволюционного прогресса и изменений, которых
ты просто не мог заметить. Один простой пример: в начале Четвертого
Возрождения, когда джунгли покрыли почти всю планету, человек все еще был
зверем, который должен сознательно соблюдать принципы правильного питания,
а туземцы того времени знаниями не обладали. В результате, как бы много
они не ели - а даже в те времена нехватки не было, в том числе и белках -
они умирали кучами от типичного заболевания жителей джунглей, название
которого ничего тебе не скажет, но которое можно описать как
"злокачественное недоедание".
- Оно было хорошо известно и в мое время, и не только среди
обитателей джунглей. Мы называли его общим истощением, но имелась и масса
местных названий: квашиоркор, суха...
- Ни одно из этих слов, конечно, не сохранилось. Во всяком случае,
вскоре после этого произошла сильная мутация, сделавшая правильное питание
передающимся по наследству инстинктом - как всегда было у диких зверей, и
по-видимому, было свойственно человеку, когда он был диким зверем. Видимо,
этот инстинкт понемногу угас по мере развития цивилизации.
Другое изменение, столь же радикальное и, возможно, имеющее то же
происхождение, произошло после того, как в самом конце Третьего
Возрождения была сформулирована всеобщая взаимность. Тогда обнаружилось,
что человеческий мозг обладает значительной гипнотической и проецирующей
силой, которую можно применять без каких-либо предварительных
гипнотических ритуалов. Теория показала, как это можно сделать легко, но
возможно, эта сила была скрыта всегда, а возможно, явилась результатом
мутации - никто не знает, а теперь этот вопрос не представляет никакого
интереса.
Во мне эти силы огромны - поскольку меня специально выращивали с
целью их совершенствования, наряду со многими другими - но их действие у
туземцев совершенно противоположно, в этой сфере их общение с предками
делает их особенно _п_о_д_а_т_л_и_в_ы_м_и_ к такому гипнозу, а не людьми,
могущими им пользоваться. Они стали скорее пациентами, нежели активными
деятелями.
Фауна тоже изменилась - и особенно птицы. Птицы всегда тщательно
следовали ритуалам, и в атмосфере всеобщей формальности и взаимности,
свойственной Четвертому Возрождению, они опасно развились. Теперь они
разумны - чувствующие, умные, с самомнением - и обладают развитой
постпримитивной культурой. Они не без основания считают человека своим
главным соперником и ставят своей первейшей целью его уничтожение.
И это им удастся. Их основной стимул - выживание здесь и сейчас;
туземцев же, напротив, слишком интересует сама смерть, чтобы эффективно
противостоять Птицам, несмотря на то, что интеллектуально те уступают
человеку по крайней мере на порядок.
- Мне трудно в это поверить, - сказал Мартелс. - В мое время были
люди, находившиеся на этой стадии, с подобного рода культурой - эскимосы,
австралийские аборигены, южноафриканские бушмены. Никто из них не был так
агрессивен, как, по твоим словам, эти Птицы, но и в противном случае у них
не было бы ни малейшего шанса противостоять прагматичным интеллектуалам
того периода. По сути, когда я покинул свой мир, они находились на грани
вымирания.
- Нынешний туземец не интеллектуал и не прагматик, - презрительно
бросил Квант. - Он не пользуется машинами, кроме простейших охотничьих
орудий, его единственной серьезной защитой являются ритуал и взаимность, в
которых Птицы от природы сильны и становятся все сильнее. Когда они станут
сильны еще и интеллектуально, конец не заставит себя ждать.
И наш конец тоже. У меня есть веские причины, теоретические и
технические, считать, что когда численность людского населения упадет ниже
определенного уровня, энергия, поддерживающая нашу мозговую оболочку,
начнет уменьшаться, а потом сама оболочка разрушится. Даже если она не
разрушится сразу, Птицы, если они победят - что несомненно - будут иметь в
своем распоряжении тысячи лет, чтобы дождаться этого. Тогда они раздерут
мозг на кусочки, и конец нам обоим.
В голосе Кванта, казалось, звучало некоторое печальное, но жестокое
удовлетворение при этой мысли. Мартелс осторожно осведомился:
- Но почему? Насколько я понимаю, ты не представляешь для них
абсолютно никакой угрозы. Даже туземцы советуются с тобой очень редко, и
никогда речь не идет об эффективном оружии. Почему бы Птицам вообще не
остаться к тебе равнодушными?
- Потому что, - медленно произнес Квант, - они символисты... и
ненавидят и боятся меня больше чем кого-либо во вселенной. Я для них
главный символ былого могущества человека.
- Почему?
- Как ты об этом не догадался? Я был правящим Высшим Автархом в конце
Третьего Возрождения. Меня взрастили для этого и вверили сохранение всех
знаний Третьего Возрождения, что бы ни случилось. Не имея доступа к
компьютеру, я не в состоянии в полной мере выполнять свой долг... но тем
не менее, именно этому долгу я обязан своим нынешним бессмертным
заточением. И мне суждена гибель - как и тебе - под клювами Птиц.
- И ты не можешь это предотвратить? Например, внушением заставить
туземцев предпринять какие-то конкретные действия против Птиц? Или твое
воздействие слишком ограничено?
- Я могу всецело управлять любым туземцем, если захочу, - сказал
Квант. - Я заставлю следующего сделать что-нибудь, чтобы рассеять твои
сомнения на этот счет. Но туземцы, которые приходят ко мне за советом,
далеко не самые важные фигуры в культуре Четвертого Возрождения, и даже
будь они великими героями и вождями - каковых вообще не существует в этой
культуре - я не мог бы изменить общих тенденций, какие бы изменения я ни
внес в образ мыслей отдельных людей. Времена таковы, каковы они есть, и
конец близок.
- Сколько осталось до конца?
- Лет пять, вряд ли больше.
Вдруг Мартелс ощутил собственную ярость.
- Из-за тебя мне стыдно, что я человек, - прорычал он. - В мое время
люди дрались, сопротивлялись! А тут, твои туземцы, считающиеся разумными,
и все же отказывающиеся принять самые очевидные меры для своей защиты! И
ты, несомненно самый умный и изобретательный мозг во всей истории
человечества, способный руководить и помогать всем остальным, пассивно
ждущий, пока тебя разорвет на куски какая-то стая Птиц!
Страсть Мартелса разгоралась, и вдруг им овладел один образ из ранней
юности. В чахлом садике на задворках дома в Донкастере он нашел птенца
малиновки, выпавшего из гнезда раньше, чем научился сносно летать, и явно
покалеченного - видимо одной из многочисленных здешних голодных кошек. В
надежде помочь птенцу, Мартелс подобрал его, но тот умер в его руках - а
когда он положил птенца обратно, руки его кишели крошечными черными
клещами, похожими на тысячи движущихся крупинок черного перца. И именно
п_т_и_ц_а_м_ предстояло занять место человека? Никогда, во имя божье!
- Ты не имеешь ни малейшего понятия, о чем говоришь, - сказал Квант
своим отстраненным голосом. - Теперь помолчи.
Благодаря своей хитрости, Мартелс гораздо лучше Кванта представлял
всю глубину своего неведения. Но в отличие от Кванта пассивность не была
ему свойственна; всю свою жизнь он сражался с обстоятельствами и не
собирался прекратить сейчас. Квант был неизмеримо выше его во всех
отношениях, но Мартелс не собирался следовать за Квантом, как не следовал
ни за кем и ранее.
Он не намеревался говорить об этом, даже если бы Квант и позволил ему
говорить дальше. Он, главным образом, хотел не только выбраться к чертовой
матери из мозга Кванта, - что Квант, без сомнения, только приветствовал бы
- но и попасть обратно в свой родной век; и лишь человеческая техника
могла бы ему помочь сделать что-то в этом направлении. Проклятая
неисправность радиотелескопа забросила его сюда, а ведь этот аппарат был
творением рук человека; несомненно, к теперешнему времени должен иметься
какой-то более простой способ добиться обратного эффекта.
Квант оказался неспособным избавиться от мешающего ему Мартелса даже
в нынешней эре, не говоря уже о том, чтобы отправить Мартелса обратно; и
даже если бы он знал такой способ, этот способ конечно же оказался бы
более сложным, чем примитивная задача вышвырнуть Мартелса в печальное
сумрачное царство загробной жизни - Квант попробовал сделать это и не
справился.
Нет, срочно требовалась помощь людей, и ее следовало искать у
туземцев. Они, ясное дело, не были сильны в науке, но их, разумеется,
следовало предпочесть Птицам, а кроме того, они располагали возможностями,
которых не имел Квант. Большинство из этих возможностей - например, их
контакт с предками - казались загадочными и сомнительными, но именно
поэтому лежали вне обширных знаний Кванта и _м_о_г_л_и_ помочь решить
главную проблему.
И они не были дикарями в прямом смысле этого слова. Это Мартелс уже
понял по тем немногим просителям, которых видел. Если эти туземцы не
являлись лучшими представителями людей Четвертого Возрождения, то каковы
же лучшие? Это нужно было выяснить, не обращая внимания на мнение Кванта
на этот счет. Квант никогда не видел их в повседневной жизни, все его
знания об их привычках, поведении и возможностях основывались на рассказах
людей, что само по себе ненадежно, которых он сам не считал типичными, и
умозаключениях. К тому же сам Квант не принадлежал к Четвертому
Возрождению; он просто мог оказаться неспособным к его пониманию.
Более того, со своей точки зрения, основывавшейся на туманном
прошлом, Мартелс считал, что замечал в просителях нечто, ускользавшее от
Кванта. Их интеллект был по-прежнему развит в той области, на которую
Квант не обращал внимания, но которая могла оказаться чрезвычайно важной
для Мартелса. Даже тот коричневый человек, что в первый момент показался
Мартелсу самым настоящим дикарем, позже проявил почти сверхъестественный
дар, или по меньшей мере, часть каких-то знаний, показывавших владение
целой научной областью, о существовании которой современники Мартелса даже
не подозревали. Это можно использовать. Это _н_у_ж_н_о_ использовать.
Но как? Предположим, Мартелс полностью распоряжался бы тем мозгом,
что выступал под именем Кванта; как мог бы он задать просителям достаточно
много вопросов, чтобы выяснить все необходимое, сразу не вызвав
подозрений? Ведь просители привыкли, что вопросы задают они. И даже если
бы ему это удалось, и он успешно притворился самим Квантом, что мог бы он
сказать туземцам, чтобы вызвать какие-то действия против Птиц, не говоря
уже о конкретных советах на этот счет?
